Так что Горбачев и его политика в действительности вовсе не «упали с неба». Просто в современных условиях именно Горбачев оказался наиболее удачно подобранным «проводником», который должен был провести в жизнь определенный комплекс политических и экономических идей, издавна «мирно сосуществовавших» с социалистическими как в самой партий, так и в структурах государственного управления обществом. В сталинское время, а также в первые годы после снятия Хрущева с должности, видимое присутствие таких идей и их приверженцев в жизни страны ощутимо уменьшилось. Однако, как показал дальнейший ход истории, они не исчезли совсем, а, скорее, временно перешли в некоторое более «замкнутое в себе», так сказать, латентное состояние, в котором просто выжидали наступления более благоприятных условий с тем, чтобы вновь «восстать» и приступить к более активным действиям.
По данному поводу сотрудник известной ежедневной газеты «Вашингтон пост» Роберт Кейзер пишет в своей книге о Горбачеве следующее: «Для преобладающей части западного общества выход Горбачева на политическую сцену был полной неожиданностью. Однако в действительности реформистская линия в партии существовала чуть ли не с самого ее зарождения. «Родоначальником» ее в советский период считается Николай Бухарин. Он хоть и подвергался часто критике со стороны Ленина, но все же годы подряд работал в непосредственной близости от него и пользовался авторитетом одного из наиболее уважаемых деятелей партии».
По сути дела, в 1987–1988 годы Горбачев просто снял с себя уже ненужные ему прежние идейно-политические «одеяния» марксиста-ленинца, роль которого он довольно успешно сумел сыграть непосредственно после своего прихода к власти, и перешел к выполнению других, в корне отличающихся от прежних, «ролей». Или, может быть, все-таки точнее будет сказать, что и в период 1987–1988 годов Горбачев все так же предпочитал ходить «одним рукавом» в «одеянии» коммуниста-ленинца, оставаясь на самом деле кем-то совершенно иным.
Основные постулаты «новой линии» тогдашнего генерального секретаря ЦК КПСС получили немалое распространение и влияние еще в период Хрущева. Однако, в отличие от самого Хрущева, им удалось политически пережить его и сохраниться на протяжении последующих десятилетий двадцатого века, чтобы вновь прорасти и укрепиться, на сей раз с последствиями гораздо более пагубными, уже в середине 80-х годов.
Чрезвычайно показательно, что долгое время основные элементы этих идей считались составными частями всяких, преимущественно диссидентских, платформ и программ, выдвигаемых отдельными группами интеллигенции и других заинтересованных кругов. Они содержали требования так называемого «культурного либерализма», уменьшения и значительного ограничения идеологической роли КПСС и доходили до прямо буржуазных взглядов «либеральной демократии», полного отвержения классовой борьбы и солидарности, а также до открытых восхвалений и преклонений перед всем западным.
Нет ничего более далекого от истины, чем попытки представить все эти «платформы» и постулаты неким «порождением» русского (или нерусского) «национализма», будь он даже в самых отъявленных антисоветских и антикоммунистических расцветках. Все они — без исключения! — являлись специально изготовленными продуктами пропагандистских и идеологических центров Запада или, по крайней мере, неким переработанным «эхом» тех или иных уже известных, тоже западных, доктрин.
Что касается непосредственной обработки, приспособления и распространения взглядов и «рецептов» этих доктрин в конкретных условиях СССР, то они уже были делом определенных групп интеллигенции, да и самих правящих кругов советской «элиты», у которых были определенные возможности как прямых контактов с Западом, так и общественного воздействия внутри страны. Это особо сказалось на процессах формирования взглядов и политики в области управления экономикой. Именно здесь, кажется, раньше чем в остальных областях, стали складываться и пробивать себе дорогу идеи о «преимуществах» «децентрализации» по сравнению с «обязательной скованностью централизма». А дальше уже речь пошла о замене методов якобы «принуждения и насилия» методами «преимущественно эволюционного» развития, что в переводе на язык экономики означало упразднение системы единого планирования и переход к «свободному рынку» и частной собственности на средства производства.
В том же духе много говорилось и о «необходимости» искать и выводить «на передний план» какие-то (и по сей день оставшиеся до конца невыясненными) весьма неопределенные, «естественные преимущества» системы. Эта фраза, кстати, была в исключительно широком обращении во времена Горбачева. Важной частью ее содержания, или, скорее всего — предназначения, являлось провозглашение так называемого «социализма производительных сил».
Очень обстоятельный анализ этой концепции содержится в научном исследовании Делии Льюис Лопес Гарсия, посвященном подходам к проблемам экономического кризиса и демократии на Кубе (опубликованном в изданном в 1999 г. в Гаване сборнике «Куба в 90-е годы XX века»). На деле это является приемом преднамеренного отрыва в целях дальнейшего их противопоставления отдельных составных частей марксистского понимания способа общественного производства как органического единства уровня развития производительных сил, с одной стороны, и характера господствующих в данном общественном строе производственных отношений — с другой. А это, как известно, является одним из основных столпов всего марксистского видения устройства мира, характера и структуры общества и общественно-экономической практики. «Выведение» производительных сил из общего, синтезирующего понятия способа производства на деле обессмысливает и другую его составную часть, прямым образом связанную с пониманием общественного развития и прогресса и необходимостью совершенствования производственных отношений. А устранение классового разделения общества и проистекающих из него антагонистически-непримиримых классовых противоречии является первым и безусловно необходимым шагом в этом направлении.
Таким образом, выходит, что к определенному этапу развития СССР значительная часть руководящих кадров КПСС, очевидно, оказалась в плену забот и мыслей, преимущественно связанных с проблемами объема производства и экономического роста. Оказалось, однако, что при этом почти полностью забыли о не менее важной необходимости непрерывно держать под контролем структуры и механизмы рынка и частной собственности. А последствия этого оказались не только плачевными, но и прямо пагубными, в том числе и для тех проблем экономического роста и производства, к которым вроде бы относились с таким вниманием и заботой.
Своего рода кульминацией подобного стиля мышления и подхода стал предпринятый в 1987–1988 годах со стороны Горбачева и его окружения так называемый «новый курс». В нем содержались следующие основные направления:
— во-первых, намечался отказ от «реформы партии» и переход к курсу ее ликвидации и устранения от власти;
— во-вторых, под предлогом развертывания «гласности», средства массовой информации в СССР приобретали исключительно антикоммунистический, антисоветский и антисоциалистический характер;
— в-третьих, в ход пошла полная и ничем не ограниченная «реабилитация» и утверждение идеи и практики частной собственности и так называемой «свободной» предпринимательской деятельности.
Как известно и уже было сказано, на первом этапе «перестройки» в 1985–1986 годах средства массовой информации, находящиеся тогда под контролем партии, призывали положить конец «ошибкам, недостаткам и извращениям», имеющим место в ее работе. В связи с этим была развернута широкая кампания против коррупции, покровительства и протежирования со стороны вышестоящих руководителей. Критике подвергалась также практика приспособленчества, формализма, недостаточной подготовки кадров, слабая идеологическая подготовка.
В ответ на такую критику на XXVII съезде КПСС были намечены специальные меры об изменениях в партии. Они предусматривали принятие съездом новой редакции Программы и Устава КПСС. В соответствии с ней следовало всемерно усилить роль критики и самокритики. Предусматривался также и новый подход к практике коллективного руководства, повышенное внимание уделялось личной ответственности. Съезд также специально призвал к строжайшему партийному контролю за действиями высших руководителей партии.