«Гейнца нет, так я и знал, — думал Эрнст Тельген, идя во главе группы. — И зачем только я позволил втянуть себя в эту рискованную затею в Корсуне? Сколько же человек останется в моей группе, когда мне надо будет докладывать Зурабу? Гейнца уже нет. На участке, где мы намереваемся перейти линию фронта, красноармейцы ничего об этом не знают и запросто примут нас за фашистов».
Оп внимательно всматривался в даль, хотя знал, что преследовавшие их фашисты должны находиться далеко. До линии фронта оставалось еще часа три ходьбы, а они уже и так запаздывали на целых четыре часа. Чтобы убедиться в этом, Эрнсту не нужна была карта. Не один день просидели они с майором Ахвледиани, под началом которого он находился, над картой, продумывая всевозможные, даже самые маловероятные варианты; запоминали, как проходят улицы, измеряли расстояние между населенными пунктами, уточняли расположение немецких военных комендатур и численность расположенных в Корсуне немецких войск; старались разработать все необходимые меры на случай, если возникнет неожиданная ситуация, чтобы их пропагандистская группа по мере надобности могла быстро уйти от преследования и, самое главное, не обнаруживая себя, выполнила бы поставленное ей задание. Думали, все было предусмотрено, но оказалось — не все. Задание они, конечно, выполнили: распространили обращение Национального комитета «Свободная Германия». Но какой ценой!
Они быстро шли то по полям, то через полностью разрушенные села, мимо обгоревших танков, мимо солдатского кладбища, судя по крестам — немецкого.
Эрнст, шедший впереди, обернулся к товарищам. Подбодрил окликом Ханнеса и Кнопку, плетущихся позади. Он еще раз обдумал все, что произошло за последние дни. Вообще-то, дела шли хорошо. Действовать они начали в ночь, когда получили оружие, документы, соответствующее снаряжение и пароли — русские и немецкие. По-пластунски они проползли по ничейной земле. Немецкий часовой браво отрапортовал мнимому начальнику разведдозора, грудь которого украшал Рыцарский крест.
Перейдя линию фронта, они направились, обходя опасные участки, к городку. С улыбкой вспомнил Эрнст группу полевых жандармов, которые, ничего не подозревая, снабдили его отряд сигаретами. Украинский товарищ, с которым они установили связь в городе, был на удивление похож на его отца.
Воспоминания увели Эрнста Тельгена в далекое прошлое. Мысленно он увидел себя одиннадцатилетним мальчишкой, сидящим в переполненном зале в Хеннигсдорфе, отца, невысокого и плотного, стоящего на помосте. Такими же крепкими мальчиками представлял себе русских и Эрнст. То, что рассказывал отец о новой России, глубоко запало в душу сыну. Отец погиб от рук полицейских. «Сынок, — часто говорила потом Эрнсту мать, — когда ты вырастешь, мы с тобой поедем к папиным товарищам, в Россию!» Не как друг пришел он к русским в сорок первом году. Он пришел вооруженным солдатом армии, выступившей в поход против того, за что отдал жизнь его отец. Стыд сжигал Эрнста, пока он сражался под немецким флагом. И только теперь он чувствовал себя действительно среди друзей своего отца.
Эрнст невольно прибавил шагу. Обледенелой дороге, освещенной лунным светом, казалось, не было конца. Ахвледиани, конечно, ждет их сейчас на условленном месте в Медвежьем лесу. Все их там ждут: и радисты, и шоферы, и маленький сержант, и его солдаты, которые должны были прикрыть их переход через нейтральную полосу своим огнем, если бы гитлеровцы вдруг начали их обстреливать. Почти нереальной казалась Эрнсту теперь первая его встреча с советскими солдатами, так горько его разочаровавшая. Если бы тогда не пришел Зураб Ахвледиани, Эрнст вряд ли смог бы забыть, что с ним обращались как с фашистом. Его даже избили и заперли в конюшне. Черноволосый капитан Ахвледиани сделал провинившимся строгий выговор и сказал, что будет ждать их доклада.
Эрнст посмотрел на часы. Как раз время, когда они должны были уже возвратиться к своим. Он остановил группу и приказал достать рацию. Задумавшись, Эрнст закурил сигарету. Этот случай в казармах… Пока Фундингер и Кнопка перерезали телефонные провода, а двое других незаметно выводили из строя автомашины, Ханнес сманил охранявшего машины часового, вечно мучимого жаждой рыбака из Мемеля, с поста, сказав, что на вокзале есть водка, а сам заступил на его пост, предварительно получив ключи зажигания от грузовика. Киномеханик чуть с ума не сошел от страха, когда перед ним вдруг появились два незнакомца, заставили немедленно прекратить демонстрацию фильма, а его самого заперли в кинобудке.
Эрнст нетерпеливо наблюдал, как Фундингер настраивал рацию. У Гейнца это не заняло бы и двух минут — он был хорошим радистом. Эрнста снова охватило беспокойство, и он в тысячный раз мысленно задал себе вопрос, следует ли ему еще подождать немного или стоит вернуться. Впрочем, в обоих случаях группа подвергалась серьезной опасности. Все равно ему попало бы от Ахвледиани за самовольное решение. Он нес ответственность за жизнь и безопасность немцев-антифашистов и всегда решительно выступал против подобных, как он говорил, выходок. Даже если группа вернется в полном составе, Ахвледиани ему долго еще этого не забудет.
Какую пользу принесет успех в корсуньских казармах? Конечно, двести солдат из разных подразделений еще долго будут говорить и думать о том. что они увидели в кинозале. Значит, это все равно что двести раз по двадцать, а то и больше. Но группа пока не перешла линию фронта. А Гейнца, возможно, уже схватили, допросили, быть может, уже…
— «Береза»… Я — «Тополь»… Я — «Тополь»… Возвращаемся через четыре часа. Приблизительно двадцать километров восточнее…
Эрнст остановился, услышав шум мотора. Все выжидательно посмотрели на обледенелую дорогу. И прежде чем на дороге показалась машина, семеро человек уже снова шли по обочине.
Эрнсту не удалось дать указания товарищам. Но они и сами хорошо знали, что не должны ничем себя выдать и быть готовыми к самому худшему.
Шум мотора усилился. Подъехав к группе, машина затормозила. Эрнст повернулся и остановился. Это была штабная машина, из которой неторопливо вылез толстый полковник и, возбужденно размахивая руками, направился к ним.
— Что это такое, лейтенант? Как ваши люди несут оружие? Что за небрежность, черт побери!
Ханнес и Кнопка, шедшие в конце колонны, несли винтовки прикладом вверх, и это разозлило полковника.
Эрнст пробормотал извинения, а про себя подумал: «Эх ты, старая тыловая крыса, знал бы ты…»
Выговорившись, полковник удовлетворенно вернулся к машине. Когда он отъехал довольно далеко, ребята расхохотались.
У следующей деревни они свернули с дороги, на опушке леса снова настроили рацию и вышли на связь.
— «Береза»… «Береза»… Я — «Тополь»…
Майор Ахвледиани подержал еще некоторое время трубку в руках и лишь потом опустил ее на рычаг. Отсутствующим взглядом он оглядел находившихся на КП батальона солдат. Только что полученное известие заставило его совершенно забыть о своем друге, фронтовом корреспонденте лейтенанте Сергее Бродском.
— Что случилось, Зураб? — спросил Бродский, чутьем журналиста уловив возможность получить интересный материал для газеты. — Какие-нибудь новости?
Но Ахвледиани не ответил. Он спешно вышел в соседнее помещение, к радистам. Обратно вернулся невеселый.
Бродского охватило нетерпение.
— Мы с тобой не виделись целую вечность, а от тебя и слова разумного не добьешься. Что-нибудь стряслось с твоими питомцами?
— Они не вышли на связь. — Ахвледиани в сердцах бросил на пол не до куренную папиросу. «Вы несете личную ответственность за безопасность этих немцев», — сказал ему генерал на инструктаже. Майор проклинал тот час, когда согласился задействовать группу Тельгена, хотя знал, что новое наступление частей Советской Армии начнется в самое ближайшее время.
— Они должны были вернуться еще два часа назад, — сказал он, повернувшись к Бродскому, — сам понимаешь, что это означает теперь, когда на нашем участке начались активные действия.