Адвокат стоит в конце стола, барабаня пальцами об его край.

– Ну, – начинает он, – ты попал в большую кучу дерьма, Джей Пи.

– Да, да, – бормочу я. – Послушай, я действительно не буду держать обиды, если ты отвернёшься от меня, просто убедись, что её не тронули. Она не должна быть здесь. На этом всё.

– Она не мой клиент…

Я собираюсь встать, но прикован к чертовому стулу.

– Блядь! – кричу я, когда моя ярость становится сильнее. – Ты позаботишься о её хорошем адвокате. Она не проведёт всю жизнь в тюрьме. Она не родит моего малыша в этой гнилой тюрьме! – мой голос отбивается от стен. Отголоски пульса ощутимы в горле. – Ты, чёрт возьми, меня слышишь, Роб? Вытащи её из этой дыры.

Он смотрит на меня секунду. Его губы сжимаются в тонкую линию, мужская грудь вздымается, вздыхая:

– Ты же понимаешь, что на её руках есть кровь, Джей Пи? Они могут попытаться приписать ей сообщника. Она не получит тюремного заключения, но они могут помотать ей нервы. Любой, кто в здравом уме, будет подвергать сомнению её психическое здоровье. Я не могу обещать...

– Нет, – я качаю головой. – Ты не можешь позволить им расспрашивать о её грёбанном состоянии здоровья! Они отнимут у неё ребенка, – я чувствую, как паника снова сдавливает мне горло. – Ты вытянешь её отсюда.

Он тяжело вздыхает и трёт рукой своё лицо.

– Это какой-то пиздец. Ты же это понимаешь?

Я напрягаю свой мозг, пытаясь придумать хоть какой-то способ, который заставит Тор понять, что я являюсь бессердечным грёбанным монстром.

– Можешь ей передать от меня письмо? – спрашиваю я.

 Адвокат постукивает пальцами по столу. Он колеблется.

– Роб, просто отдай ей чёртово письмо от меня, хорошо?

– Окей, хорошо, я отдам ей письмо, – мужчина плюхается на стул, сложив руки перед собой на столе. – Теперь, что нам делать с тобой, и с тем следом крови, который ты оставил почти по всему юго-востоку?

Я просыпаюсь всё так же, как обычно, крича в постели, с именем Калеба на своих губах. Нет тех сильных рук, что меня утешали, и хриплого голоса, который шептал успокаивающие слова мне на ушко. Это просто я, в незнакомой комнате. Нежный утренний свет просачивается через окно. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь успокоить своё дыхание. Я нахожусь в гостевой комнате Лиззи.

Я здесь уже два дня, но мне всё ещё кажется совершенно странным. Лиззи и я на самом деле не разговаривали. Я не выходила из этой комнаты, и не покидала кровать. Сестра приносит мне еду, которую я ем, несмотря на постоянную тошноту, от одного вида еды. Я ем её только потому, что Джуд просил меня заботиться о малышке, поэтому я выполняю его просьбу.

Лиззи пытается поговорить со мной, приходя ко мне, но я не могу. Я понимаю, что она ничего плохого не сделала. Дело во мне. Я не очень в хорошем расположении духа, чтобы она задавала мне вопросы. Я не знаю, что ей сказать. Нет ни одной грани правды, с которой сестра сможет справиться, потому что как только она услышит это, начнёт думать так же, как эти полицейские и психиатр. Она думает, что я сумасшедшая, зависимая… Каждый раз, когда я думаю о Джуде, всё что могу слышать, это его крик после того, как полиция увела меня прочь. У неё Стокгольмский синдром. Он просто так сказал это или на самом деле так думает? Неужели он всерьёз считает, что у меня есть проблемы с психикой? И если это так, тогда любит ли он меня на самом деле? Или действовал из-за вины, которая угнетала за всё случившееся со мной, пока я была с ним?

Моё сердце говорит, что это тот Джуд которого я знаю. Я знаю его. Он не тот мужчина, который станет потыкать девушке. Но всё же мой разум продолжает сомневаться. Что если всё не так?

Я отбрасываю одеяло и бреду в ванную, чтобы принять душ. Я снимаю майку и нижнее бельё, а затем смотрю на своё отражение в зеркале. Моё тело укрыто шрамами от травм, нанесённых в то время, когда я была с Джудом. Было время, когда я ненавидела их, не могла их видеть без его отвращения и всего, что они являли собой, но теперь каждый из них напоминает мне о времени, когда он божественно меня целовал или смотрел на них, говорил, насколько я прекрасна несмотря ни на что.

Мои глаза пробегаются по длинному шраму, который тянется вдоль моих грудей вниз к животу, немного расширяясь, потому что кожа растянулась в области живота. Моё тело намного худее. Результатом этому стали несколько месяцев проведенных с Джо, который наградил меня этим, за исключением моего округлого живота, который кажется становиться все больше с каждым днем. Я хочу утонуть в этой яме отчаяния, но чем больше думаю о ребёнке внутри меня, тем больше чувствую это неописуемое желание сражаться. Джуд возможно и заперт, но я всё ещё здесь, и я единственная, кто у неё есть.

Я становлюсь под душ, смывая депрессию последних нескольких дней.

 После того, как одеваюсь, иду на кухню и сажусь за стол для завтрака, наблюдая за моей сестрой, которая суетится около кухонных шкафчиков, танцуя под радио. Я улыбаюсь, потому что она кажется такой счастливой. Она вращается вокруг, а затем замечает меня. Глаза Лиззи широко раскрываются, и она быстро выключает музыку.

– О, мой Бог. Как ты? – её акцент более незаметен, чем мой, только намёк на американский средне-западный акцент.

Я киваю.

– Да, у меня всё хорошо.

– Хм… Может… Могу я что-то приготовить для тебя? – Лиззи всегда нравилось суетиться. Она старшая, можно назвать её даже мамочкой.

– Кофе будет здорово, – она двигается по кухне, но я соскальзываю из-за барной стойки, останавливая её.

– Я сама могу сделать, – говорю я ей. Сестринское обращение со мной как с инвалидом не помогает.

Она ничего не отвечает. Я смотрю на неё, а сестра стоит, открыв рот, её глаза сосредоточились на моём животе.

Я прослеживаю за её взглядом, опуская его на живот.

– Они тебе не сказали?

Поскольку я находилась здесь, я не вставала с постели перед сестрой, а в полицейском участке на мне была бобка, размер которой на меня был слишком большим. Теперь, хоть я и надела майку, которую Лиззи мне пожертвовала, вещь обтянула достаточно заметный животик.

Она качает головой.

– Нет, – задыхаясь, отвечает шепотом.

Когда я наливаю кофе, следует минута молчания.

– Это девочка, – тихо говорю сестре. У меня не было возможности поговорить о малышке, подумать о ней как о личности. Я всегда была в бегах, не в силах думать, что ждёт впереди.

– Ты знаешь, кто отец? – спрашивает она осторожно, как будто меня это может расстроить.

– Да, конечно, знаю, – она смотрит на меня, ожидая. – Это Джуд.

– О, Боже, – Лиззи прижимает ладонь к своим губам и издаёт нервный вздох.

– И я скажу тебе то же, что сказала им, – я не знаю, как ей это объяснить. – Мы были двумя людьми, брошенными в ситуацию против нашей воли, и... Это не было запланировано, – это правда. Я никогда и подумать не могла, что полюблю Джуда, но иногда у жизни бывают свои планы на вас.

Лиззи возится со своими часами, обычно она так делает, когда нервничает.

– Рия…

– Я сказала тебе не называть меня так, – говорю я слишком резко. Дерьмо. Я запускаю руку в волосы.

– Виктория, – сестра колеблется. – Я понимаю, в какую ситуацию ты попала, но он держал тебя в заложниках. Он никогда не должен был этого делать, – она так говорит, словно я не понимаю этого. Но я всё прекрасно знаю сама.

– Тебе не понять.

Ее глаза в этот раз опускаются на мое горло, уродливый шрам, который всегда видно, но он не самый ужасный от того, что я сделала сама.

– Я думаю, – она глубоко вздыхает. – Я думаю, возможно, тебе стоит поговорить с кем-то, – она слегка улыбается мне.

Я встаю и отворачиваюсь от неё, выходя из комнаты.

– Я не сумасшедшая, и ни с кем не собираюсь разговаривать, – бросаю я.

Сестре никогда не понять этого.