Прошел на прогулку взвод кадетов-мальчишек, сопровождаемый огромным усатым дядькой-фельдфебелем. (Если бы убили царя, разве поглядывал бы так браво по сторонам этот усатый фельдфебель?)

Высыпала из ресторации подвыпившая компания, женщины громко смеялись, мужчины размахивали руками. Могли бы они вести себя так шумно, если бы покушение состоялось?

Впрочем, они могут и не знать... Но такая новость, как убийство царя, распространится мгновенно.

За витринами магазинов, аптек, в окнах трактиров, кондитерских, портерных - всюду видны были бестревожные лица покупателей и посетителей, бегали половые и приказчики, с сознанием собственного коммерческого достоинства стояли за конторками и около касс хозяева и владельцы заведений. Разве держались бы они так уверенно и невозмутимо, если бы только что, в двух шагах от их магазинов и заведений, был убит царь? Повытолкали бы сразу всех посетителей, с грохотом опустили железные ставни, навесили бы пудовые замки, посадили дюжих сторожей.

...Он дошел до конца Гороховой, обогнул Адмиралтейство, искоса посмотрел на громаду Исаакия, прищурился на Медного всадника и, повернув направо, двинулся к Дворцовому мосту. Далекий луч солнца вспыхнул на шпиле Петропавловского собора и тут же погас. «Вот так же и мои надежды», - подумал он.

Игла крепостной церкви, поймав луч невидимого солнца, вспыхнула еще раз - резко и быстролетно. Это было похоже на взмах огромного, сказочного меча. Шпиль Петропавловки разрубал небо над городом пополам. Копье соборной иглы вонзалось в скрытого за облаками врага. А ведь Петр I, пожалуй, строил этот город с военными целями и для того, чтобы ускорить экономическое развитие России, подумал он. Его ничтожные наследники (в том числе и просвещенная матушка-крепостница Екатерина II) полтора столетия задвигали Россию обратно, в лапотный сумрак феодального рабства... Манифест Александра II превратил Россию в гигантский земельный рынок, подобного которому не было во всем мире. Земля стала товаром. Земля продавалась в неограниченном количестве. Были бы деньги... Бывшие крепостники-помещики стали помещиками-капиталистами. Как на Западе. Но пойдет ли Россия по пути Запада?

Он остановился посредине моста. Над Невой опускалось мглистое марево. Туман смазывал перспективы далеких зданий. Город погружался в ранние фиолетовые сумерки.

И все же у России свой путь развития. Крестьянская община? Переход к социалистическому устройству через характерное только для России общинное землепользование?..

Но о каком социалистическом устройстве можно говорить, когда в стране нет элементарных политических свобод - свободы слова, свободы печати, свободы собраний. Запрещены даже студенческие землячества. Мыслящая часть общества не имеет никакой возможности не только принимать хоть какое-нибудь практическое участие в судьбах своей страны, но и даже открыто обсуждать эти судьбы... Тупая, неограниченная, самодовольная власть одного человека над многомиллионной страной, над гигантской территорией, богатства которой могли бы сделать счастливым и сытым все ее население... И эта власть одного над многими не вызывается никакой общественной необходимостью, а, наоборот, противоречит потребностям общества, тормозит развитие русского государства.

Все правильно. Царь должен быть убит. Нужно показать России, что борьба продолжается, что революция не сложила оружия, что в России есть еще люди, для которых избавление родины от несчастий и бед дороже личного благополучия.

...Он возвращался домой поздним вечером. Усталость валила с ног. На дальнем углу из тусклого оранжевого мерцания фонаря выдвинулась знакомая женская фигура. Аня?.. Зачем в такой поздний час на улице?

Он замедлил шаг... Засада... На квартире его ждут жандармы... Родная сестра хочет предупредить его...

Ерунда. Аня ничего не знает, ни во что не посвящена... Так в чем же тогда дело?.. Аня просто решила зайти к нему, но увидела в окнах полицию... Как быть?.. Повернуться и уйти? Куда? Все равно арестуют.

Аня подошла, подняла голову, остановилась.

- Саша? - удивленно спросила она и улыбнулась.

- Ты была у меня?

- Нет, а что?..

Он ничего не ответил. Она придвинулась ближе.

- Что с тобой, Саша? Почему ты такой бледный?

- Замерз, холодно...

- Хочешь, пойдем ко мне, выпьем чаю?..

- Нет, нет, мне нужно... заниматься. А где ты была так поздно?

- Ты знаешь, - сказала Аня, - у нас на курсах прошел слух, что в Волковской деревне появился какой-то особенный народный учитель. Прямо Ушинский! И я решила послушать его... Ничего особенного. У папы в школах было сколько угодно таких Песталоцци. И даже получше. А на обратном пути завернула на Волково кладбище.

- На кладбище? Почему?

- Недавно же папина годовщина была...

- Ах, да... Но ведь он не здесь похоронен.

- Все равно... Походила там, поплакала...

- Почему же ты плакала?

- Разве непонятно? Подумала о маме, младших... Они там совсем одни теперь остались.

- Аня, это нервы...

- Ты не был, когда хоронили папу...

- Но ты же знаешь, почему я не был.

- ...собрался весь город, говорили такие речи...

Аня вынула из сумочки платок, приложила к глазам.

Саша смотрел на сестру и не знал, что сказать ей, чем утешить. Полтора месяца назад исполнилась годовщина со дня смерти отца. На похороны в прошлом году он не ездил - мама не дала ему телеграммы. Не хотела отрывать от курсового сочинения по зоологии. Права ли была мама? За сочинение он получил большую золотую медаль, но отца в последний путь не проводил...

- Аня, уже поздно. Иди спать.

- Ты знаешь, я совсем заблудилась, когда выходила с кладбища...

- Спокойной ночи, Аня.

- Мы увидимся завтра?

- Не знаю. Завтра у меня много дел.

- Я зайду к тебе попозже, вечером... Можно?

- Хорошо...

И они расстались 27 февраля 1887 года на холодной и темной петербургской улице, в тусклом мерцании оранжевого фонаря, родные брат и сестра Ульяновы, даже не догадываясь о том, что видят друг друга последний раз.

Петербург.

28 февраля 1887 года.

Утро.

Отблески солнца играют на острых пиках решетки Аничкова дворца. Будто древняя новгородская дружина, подняв вверх копья, окружила несокрушимой стеной монаршье гнездо.

У полосатого шлагбаума - рокот барабанов, звуки рожка, мерный топот ног: смена гвардейского караула.

Ярко сверкают кирасы и шлемы конногвардейцев. Покачиваются в такт цоканью копыт многоцветные султаны. Гортанные слова кавалерийских команд. Вспыхивают, взлетая в приветствии, и гаснут, падая, клинки и палаши.

Посверкивая синеющими штыками, уходит через стекло и зеркала центрального подъезда во внутренние императорские покои взвод огромных павловцев в медвежьих шапках. Царь может спать спокойно: за такими молодцами ему некого бояться, не о чем беспокоиться.

Но уже стоит на противоположном берегу реки, на углу Невского и Фонтанки, лобастый, плечистый молодой человек в куньей шапке. Зорко следит он пристальным, чуть косящим взглядом за всем, что делается около входа во дворец.

Его зовут Василий, фамилия Осипанов. Он студент Петербургского университета. В руках у него, как и положено студенту, книга. Но сегодня книга наполнена динамитом. Студент университета Осипанов пришел к Аничкову дворцу, чтобы убить царя.

Один за другим собираются участники покушения. Не глядя на руководителя боевой группы, проходят мимо. Подают короткий незаметный сигнал - «У нас все в порядке». Получают отзыв - «У нас тоже». И занимают свое место.

Сегодня решено не ждать царя у Исаакия, не ловить случай на Невском. Нападение на высочайший кортеж будет произведено прямо при выезде царского поезда из ворот дворца. Лишь бы конвоя было поменьше.

Осипанов бросает быстрый взгляд на участников покушения. Все на местах. И сигнальщики, и метальщики. И вроде бы ничем не выделяются в общем потоке прохожих. Теперь ждать.