— Мы решили это бесповоротно! — ответил сквайр.

— Прекрасно! — продолжал капитан. — В таком случае, если уж вы имели терпение слушать до сих пор мои слова, которых я не мог не сказать, то выслушайте меня и дальше. Вы поместили порох и оружие в носовую часть судна, а между тем есть прекрасное место для этого под каютой. Почему бы не положить их туда? Это первый пункт. Затем, у вас есть четверо матросов, которых вы знаете уже давно, и вы хотите поселить их вместе с прочими в переднюю часть шхуны, почему не устроить их около каюты? Это — второй пункт!

— Есть у вас еще и другие пункты? — осведомился мистер Трелоней.

— Еще только один, — сказал капитан. — Здесь очень много болтают обо всем!

— Даже слишком много! — согласился доктор.

— Я расскажу вам о том, что слышал собственными ушами! — продолжал капитан. — Говорят, что у вас имеется карта какого-то острова, и что на ней крестиками обозначено место клада, и что остров этот лежит…

Тут он точно указал широту и долготу острова.

— Я не говорил об этом ни одной живой душе! — вскричал сквайр.

— Люди экипажа знают об этом, сэр! — сказал капитан.

— Лайвесей, это, наверное, вы разболтали об этом, или Гаукинс! — закричал сквайр.

— Не в том дело, кто б мог открыть эту тайну! — сказал доктор.

Я видел, что ни доктор, ни капитан не придают большого значения уверениям сквайра, будто он не говорил об острове — он был известный болтун. Но, несмотря на это, мне казалось, что сквайр на этот раз был прав, и что никто из нас не говорил о том, где находится остров.

— Хорошо, джентльмены, — продолжал капитан, — во всяком случае, я требую, чтобы официально не говорили об этой карте ни мне, ни мистеру Арро. В противном случае я вынужден буду просить об увольнении меня от должности!

— Я вижу, — заметил доктор, — что вы желаете поместить в кормовой части судна слуг моего друга и снабдить их оружием. Другими словами, вы опасаетесь бунта матросов!

— Сэр, — начал капитан Смоллет, — прошу извинения, но я не желаю, чтобы моим словам придавали неверный смысл. Тот капитан, сэр, который отправляется в плавание, не приняв всех мер предосторожности, не заслуживает оправдания. Что касается до мистера Арро, то я считаю его безусловно честным человеком, то же самое я могу сказать и про некоторых из команды. Но я отвечаю за безопасность судна и за жизнь каждого человека на нем. Я вижу, с другой стороны, что дела обстоят не так хорошо, как бы должно, и прошу вас принять некоторые меры предосторожности. Это все, чего я добиваюсь!

— Капитан Смоллет, — начал доктор с улыбкой, — слышали вы басню о горе, которая родила мышь? Простите мою смелость, но вы напомнили мне эту басню. Бьюсь об заклад, что вы желали большего, когда шли сюда!

— Доктор, — отвечал капитан, — вы очень проницательны. Когда я входил сюда, я предполагал просить отставки. Я не думал, что мистер Трелоней захочет выслушать меня!

— Не только не стал бы слушать, но и послал бы вас к черту, не будь здесь Лайвесея! — вскричал свайр. — Но теперь, раз уж я выслушал вас, я исполню ваши желания. Не думайте только, чтобы я стал лучшего мнения о вас!

— Как вам угодно, сэр! — сказал капитан. — После вы сами согласитесь с тем, что я только исполняю свою обязанность.

С этими словами он вышел из каюты.

— Трелоней, — сказал доктор, — против моего ожидания, я убедился, что вы взяли к себе на шхуну двух честных людей — этого капитана и Джона Сильвера!

— Относительно Сильвера я с вами согласен, — ответил сквайр, — что же касается до этого невыносимого хвастуна, я нахожу его поведение недостойным мужчины, моряка и англичанина!

— Посмотрим! — сказал доктор. — Дальше будет виднее, что он за человек.

Когда мы поднялись на палубу, то увидели, что матросы уже начали перетаскивать оружие и порох, облегчая себе работу протяжными возгласами. Капитан и мистер Арро наблюдали за перестановкой.

Новое устройство очень нравилось мне. В кормовой части судна помещалось шесть кают, соединявшихся с кухней и носовой частью только узким коридором на левой стороне судна. Прежде эти каюты предназначались для капитана, мистера Арро, Гунтера, Джойса, доктора и сквайра, теперь же туда поместили меня и Редрута вместо капитана и мистера Арро, которые должны были спать наверху, на палубе, в низкой комнате, но достаточных размеров, чтобы вместить две койки. Штурман, по-видимому, был доволен этим перемещением. Быть может, и он также сомневался насчет команды? Впрочем, это было только одно предположение с моей стороны, так как мы недолго пользовались его услугами.

Работа была в самом разгаре, когда явились на судно последние матросы и с ними Долговязый Джон. Повар выскочил из лодки с ловкостью обезьяны и, увидев перестановку, вскричал:

— Эй, товарищи! С чем вы тут возитесь?

— Переставляем бочки с порохом, Джек! — отвечал кто-то.

— Но ведь так мы пропустим, чего доброго, утренний отлив! — вскричал Джон.

— Это мой приказ! — вмешался капитан. — Можете отправляться вниз, в кухню. Матросы должны поужинать в свое время!

— Слушаю, сэр! — отвечал повар. И, отдав честь, моментально скрылся по направлению к своей кухне.

— Это хороший человек, капитан! — замолвил за него словечко доктор.

— Очень возможно, сэр! — отвечал капитан Смоллет. — Осторожнее с этим, люди, осторожнее! — крикнул он матросам, которые тащили бочку с порохом. Вдруг он увидел, что я стою в сторонке и с интересом смотрю на всю эту суетню.

— Прочь отсюда, юнга! — крикнул он мне. — Отправляйтесь к повару и спросите у него какой-нибудь работы для себя!

Я бросился бегом вниз и слышал, как он громко сказал доктору:

— Я не потерплю любимцев на своем судне.

Я совершенно разделял мнение сквайра о капитане, которого возненавидел от всей души.

Вся эта ночь прошла в суете и хлопотах, так как мы устраивались на шхуне и принимали друзей сквайра, между прочим и Блэндли, которые приезжали пожелать ему счастливого пути и благополучного возвращения. Никогда раньше в «Адмирале Бенбоу» не выпадало на мою долю столько работы, и я был страшно утомлен, когда перед рассветом боцман затрубил в рог и команда принялась за последние приготовления к отплытию. Но если бы я чувствовал и вдвое большую усталость, то и тогда не ушел бы с палубы; все было для меня так ново и интересно: и эти отрывистые приказания, и резкий звук рога, и матросы, мелькавшие по палубе при свете корабельных фонарей.

— Ну, Джон, затяни-ка песню! — крикнул кто-то.

— Да только старую! — сказал другой.

— Ладно, ладно! — отвечал Долговязый Джон, стоявший на палубе, опершись на костыль, и вдруг запел песню, которая была мне так хорошо известна:

Вся команда подтянула хором:

Я перенесся мысленно в нашу старую гостиницу «Адмирал Бенбоу», и мне почудился голос покойного капитана. Но это продолжалось не дольше секунды. Шхуна снялась с якоря, паруса начали надуваться и берег вместе со стоящими около него кораблями стал постепенно удаляться от нас. Раньше, чем я успел поспать в каюте какой-нибудь часок, «Испаньола» была уже в открытом море на пути к Острову Сокровищ.

Не стану подробно описывать всего путешествия. Оно было вполне благополучно. Корабль наш оказался отличным, команда — искусной в морском деле, а капитан прекрасно исполнял свои обязанности. Но раньше, чем мы добрались до Острова Сокровищ, произошли события, которые стоит передать.

Во-первых, мистер Арро оказался даже хуже, чем о нем думал капитан. Он не пользовался никаким авторитетом среди матросов, и последние делали все, что им было угодно. Но хуже всего было то, что со второго или третьего дня плавания он стал показываться на палубе с мутным взглядом, раскрасневшимися щеками, заплетающимся языком и другими признаками злоупотребления вином. С каждым днем он опускался все ниже и ниже и, случалось, проводил целый день в каюте, лежа на своей койке. Но иногда он отрезвлялся на один или два дня и тогда исполнял свое дело довольно сносно. Откуда он получал водку — это было тайной, которую мы никак не могли открыть, как ни ломали себе голову. Мы терялись в догадках, и все наши подкарауливания не привели ни к чему. Когда же его спрашивали об этом, он или отвечал только смехом, если был пьян, или же, если бывал трезв, торжественно уверял, что не пьет ничего, кроме воды.