Через минуту мы были уже внизу, оставив свечку около пустого сундука, а еще через мгновение открыли дверь и очутились на свободе. Нельзя было терять ни секунды. Туман быстро рассеивался, и на небе уже светил полный месяц; только около порога н двери была легкая тень, точно для того, чтобы скрыть— первые шаги нашего бегства. Вся дорога в деревню была залита ярким лунным светом. Но это было еще не все: до нашего слуха уже доносились звуки шагов, и когда мы взглянули по направлению их, то увидели толпу людей, быстро приближавшихся к нашему дому, один из них нес фонарь.

— Дорогой мой, — сказала вдруг моя мать, — бери деньги и беги. Я чувствую, что сейчас упаду в обморок!

Это было самое худшее, что только могло с нами случиться. Как я проклинал трусость соседей, как осуждал мать за ее честность, за ее прошлую безумную смелость и теперешнюю слабость!

Мы были у самого мостика через ручеек. Я помог матери спуститься с берега, но тут она потеряла сознание и упала на меня всей тяжестью. Не знаю, как хватило у меня сил поддержать ее, и боюсь, что это было сделано не слишком нежно, я протащил ее несколько шагов вниз по берегу и положил под арку моста. Дальше я не мог ее вести, потому что мост был слишком низок. И так остались мы здесь ждать на расстоянии голоса от нашего постоялого двора.

Любопытство, однако, оказалось сильнее страха, и я не в силах был оставаться в своем убежище. Я ползком добрался снова до края дороги, откуда, прячась за кустом, мог видеть пространство около нашего дома. Едва занял я свое место, как показалась толпа человек в семь или восемь, которые спешили к дому, тяжелые шаги их гулко отдавались в воздухе. Впереди шел человек с фонарем в руках. За ним трое бежали, держась за руки и, несмотря на туман, я разглядел, что средний из них был слепой нищий. Через секунду он заговорил, и я убедился, что был прав.

— Ломайте дверь! — кричал он.

Двое или трое бросились к дому. Затем наступила пауза. Нападающие тихо переговаривались между собой, точно пораженные тем, что дверь оказалась незапертой. Но пауза длилась недолго, и слепой снова стал отдавать приказания. Голос его звучал еще выше и громче, и в нем слышалось бешенство.

— В дом, в дом! — кричал он, сыпля проклятиями за промедление товарищей.

Четверо или пятеро человек послушались, двое остались на дороге со слепым. Снова наступила пауза; затем раздался крик удивления и голос из дому:

— Билл мертв!

Слепой снова разразился бранью.

— Обыщите его, лентяи, а остальные пускай бегут наверх за сундуком! — кричал он.

Я слышал, как скрипели ступеньки нашей старой лестницы под их тяжелыми шагами, и, вероятно, дрожал весь дом. Вскоре раздались новые крики. Окно из комнаты капитана с треском отворилось, и послышался звон разбитого стекла. Один из негодяев высунулся до половины в окно, ярко освещенный месяцем, и обратился к слепому, стоявшему внизу на дороге:

— Пью, здесь уже побывали раньше нас — все вещи из сундука выворочены и брошены!

— Здесь ли «это»? — заревел Пью.

— Деньги здесь!

Слепой послал проклятие по адресу денег.

— Я говорю о свертке с бумагами Флинта! — вскричал он.

— Здесь нигде не видно его! — отвечал другой.

— Эй, вы там, внизу, на Билле он? — снова закричал слепой.

В дверях показался один из тех, которые оставались внизу обыскивать тело капитана.

— На Билле мы уже все осмотрели, — сказал он. — Ничего не оставлено!

— Это, наверное, дело рук хозяев таверны, это все тот мальчишка! Хотел бы я вырвать ему глаза! — кричал слепой Пью. — Ищите хорошенько, молодцы, и найдите их!

— Конечно, это они, вот здесь и свечку свою оставили! — отозвался тот, который стоял у окна.

— Шарьте везде и найдите их! Переверните все в доме вверх дном! — ревел Пью, стуча палкой в землю.

И вот в нашем постоялом дворе начали бесцеремонно хозяйничать три негодяя, перевертывая все вверх дном, шаря, швыряя и ломая мебель и все вещи; от тяжелого стука ног и хлопанья дверей проснулось даже эхо в соседних скалах. Наконец они, один за другим, вышли из дому на дорогу и объявили, что никого не могли найти. В это мгновение донесся такой же свист, как слышался и раньше, только теперь он повторился два раза. Прежде я думал, что это была труба слепого, которой он созывал своих товарищей для нападения, но, вероятно, это был сигнал с той стороны холмов, которая спускалась к деревушке, — сигнал для предупреждения разбойников об опасности.

— Это снова Дирк! — сказал кто-то. — И двойной сигнал! Надо нам убираться отсюда восвояси!

— Убираться? Ах ты, мошенник! — кричал Пью. — Дирк — дурак и первый трус, не стоит обращать на него внимания. Они должны быть здесь, поблизости, — им не уйти далеко отсюда. Обшарьте хорошенько все уголки, собаки! О, проклятье! Если бы у меня только были глаза!

Это воззвание несколько подействовало, по-видимому, так как двое стали шарить около дома, но я думаю, что делали это не очень внимательно, так как у них, должно быть, было тревожно на сердце. Остальные стояли в нерешительности на дороге.

— Ведь вас ожидает тысячное богатство, дураки, а вы мямлите! Вы станете богаты, как короли, если найдете то, что ищете, и вы знаете, что это находится здесь, а между тем стоите тут, ничего не делая! Из вас никто не осмелился прийти к Биллю, а я сделал это — я, слепой! И теперь я потеряю свое счастье из-за вас! Я останусь несчастным нищим, когда мог бы разъезжать в карете.

— Да ведь деньги мы взяли, чего же тебе еще?! — проворчал один.

— Должно быть, они припрятали эту вещь! — заметил другой. — Возьми Джонни, Пью, и не ори тут!

Последние слова были каплей, переполнившей чашу гнева слепого, и он, замахнувшись своей палкой, стал наносить ею удары направо и налево, так что нескольким сильно перепало. Те, в свою очередь, стали осыпать слепого проклятиями и угрозами, тщетно пытаясь вырвать у него из рук палку.

Эта ссора оказалась спасительной для нас, так как в разгар ее послышались новые звуки с вершины холма, где была деревушка, это был топот скакавших галопом лошадей. И почти в ту же секунду раздался выстрел из пистолета. Очевидно, это был сигнал, дававший знать о крайней опасности, так как разбойники бросились при его звуке врассыпную — кто по направлению к морю, кто наперерез через холм. Не прошло и полминуты, как их и след простыл, и на дороге остался один Пью. Уж не знаю, был ли тут причиной панический страх, или желание отомстить за брань и побои, но только они бросили слепого на произвол судьбы. Оставшись один, он пошел было за другими, нащупывая дорогу и взывая к товарищам, но потом взял неверное направление и пробежал в нескольких шагах от меня, отчаянно крича:

— Джонни, Черный Пес, Дирк, ведь вы не захотите бросить вашего старого Пью?! Не оставляйте старика Пью!

В это самое время топот лошадей раздался уже на вершине холма. В лунном свете показались четверо или пятеро всадников, которые стали во весь опор спускаться под гору. Тогда Пью понял свою ошибку, с криком повернул назад, но наткнулся на канаву и свалился туда. В одну секунду он снова был на ногах и бросился, совершенно растерянный, прямо под лошадь переднего всадника.

Несмотря на усилия последнего удержать свою лошадь, Пью был моментально смят и раздавлен ею. Слепой перевернулся навзничь и остался неподвижен.

Я вскочил на ноги и окликнул всадников. Они остановились, испуганные случившимся. Я сейчас же узнал их. Сзади ехал тот парень, который отправился из деревушки к доктору Лайвесею, остальные принадлежали к отряду таможенных служащих, отправленному на контрабандистов и встреченному посланным, который и вернулся с ними назад. Слухи о каком-то подозрительном судне уже дошли до надзирателя Дэнса, отчего и был отправлен отряд, которому мы с матерью обязаны были нашим спасением.

Пью оказался убитым на месте. Что же касается моей матери, то от воды и нюхательной соли она скоро очнулась в деревушке, куда ее перенесли. Впрочем, оправившись от ужаса, она не переставала оплакивать потерю денег. Между тем таможенный надзиратель поспешил к Логовищу Китта. Но люди его должны были спешиться с лошадей и вести их под уздцы, спускаясь по долине, в постоянном страхе, не ждет ли их где-нибудь засада. Неудивительно поэтому, что когда они подошли к Логовищу Китта, люгер уже отчалил от берега, хотя был еще и близко от него. Надзиратель окликнул отъезжавшее судно. В ответ раздался с судна голос, предупреждавший его отойти в тень, если он не хочет, чтобы ему всадили пулю в лоб. Действительно, в ту же секунду раздался выстрел, — и пуля просвистела около его плеча; люгер удвоил ход и скрылся из виду. По словам рассказывавшего об этом мистера Дэнса, он стоял на берегу «точно рыба, вынутая из воды», и все, что он мог сделать, — это послать человека на ближайшую пристань, чтобы предупредить катер.