— Он кто? Полицейский? — спросил Джон.

— Он хузе любой полисейский. Он нехоросий человека.

На следующий день Найт и Джон привели Нага к себе, угостили виски и подробно расспросили о страшном человеке мистере Ридере, который хуже полицейского.

Картинка вырисовывалась весьма интересная.

Поселок, в котором обосновался этот мистер, находился рядом со стоянкой эскимосов. Наг помнил все шаги пришельца с первого дня. Он тоже начинал как простой золотоискатель. Особых успехов у него, правда, не было. Но как-то так получилось, что вскоре весь поселок ходил у Ридера в долгах. И это бы еще ничего. Вскоре Ридер прибрал власть в городке в свои руки так крепко, что все только ахнули. Шериф был у Ридера на побегушках, но этого мистеру показалось мало. Он сколотил команду головорезов, которые в любое время дня и ночи могли ворваться в дом, избить хозяина, просто ограбить или в лучшем случае нагадить. Несколько человек рванулись было за помощью, но пропали бесследно. Все дело в том, что поселок располагался в ущелье, а доступ к нему был один — через узкий проход в горах. Перекрыть его Ридеру ничего не стоило. Из поселка человек уйти не мог, а если уж такая необходимость возникала, в заложниках оставалась его семья.

Когда эскимосы, которым доставалось от Ридера больше всего, попытались вырваться из его цепких лап, тот просто перестрелял всех их упряжных собак. Нагу удалось вырваться только потому, что он отправился за охотничьими ружьями. В самом деле Наг решил остаться на материке, но в поселке были его родные — мать, жена, дети. Ридер просто уничтожил бы их, не вернись Наг обратно.

— И что, никто не пытался остановить негодяя? — спросил Найт.

— Приходили два целовека, хоросие люди, они пропали, — сказал Наг.

— Понятно. — Найт задумался на минуту, а потом сказал: — Решено, Наг, мы идем с тобой.

Джон был не в восторге от этого решения. Они даже крепко поспорили с Найтом.

— Постой, мы же составили подробный план, у нас столько важных дел, а ты бросаешься на первый попавшийся кусок, словно собака, которая не ела неделю.

— Работа в газете не пошла тебе на пользу, — отшучивался Найт. — Ты стал выражать простые мысли слишком витиевато.

— Да я не шучу, Найт! Да, конечно, рассказ эскимоса очень захватывающий, прямо как в авантюрном романе, но тебе не кажется, что таких историй мы знаем сотни? Это дело не для репортера, а для хорошего отряда полиции. В порту мы сообщим шерифу штата, и мистера Ридера приведут в тюрьму в стальных наручниках…

— …которые надолго прикуют преступника к позорному столбу. Нет, Бат, ты положительно сбиваешься на пафос газетной передовицы.

— Ну, хорошо, мне это дело просто неинтересно. Можешь отправляться к Ридеру сам. Я займусь делами по намеченному плану.

— А жизнь, Бат, ты тоже хочешь прожить по намеченному плану?

— Нет, жизнь богаче любых планов, во всем ее многообразии и непредсказуемости! — в свою очередь передразнил Найта Джон. — У нас с тобой общая болезнь. Только у тебя в хронической форме, а я еще имею шанс излечиться.

— Конечно, имеешь, если бросишь репортерство.

— Я не готов к этому разговору.

— Ба! Да ты заговорил, как дипломат! У нас что, переговоры по панамской проблеме? Он не готов! Зато я готов. Ну, еще месяц-два, тебе самому станет скучно, Бат. Бросай эту профессию, пока не поздно.

— Слушай, я говорю, как дипломат, а ты вполне дипломатически выкручиваешься. Мы сейчас говорим не о моем будущем. Я уж не напоминаю тебе об обязательствах перед газетой, но передо мной у тебя есть обязательства?

— Нет. Теперь нет. Знаешь, Бат, наступает момент в жизни любого человека, когда он должен наплевать на все обязательства. У меня такой момент настал. Я хочу поехать в гости к Нагу.

— А я не хочу туда ехать.

— Ну и не надо. Ладно, это не тема для обсуждения. Лучше поговорим о твоем будущем. Мне так нравится выступать пророком, мудрым старшим товарищем, этаким слегка циничным жизневедом. Ну дай мне потешить свое самолюбие, Бат!

Джон рассмеялся. Действительно, Найту очень нравилось говорить о будущем Джона. Да и Джону, если быть честным, нравилось его слушать.

Но на этот раз Джон сказал:

— Найт, а давай-ка лучше поговорим о твоем будущем.

— Моем? Это ты предлагаешь тридцатилетнему старику? Какое у меня будущее, Бат! Мое будущее — это мое настоящее. Я помру репортером. Старым пронырой, всезнайкой, язвительным и насмешливым. Нет, Бат, мое будущее меня не интересует. А вот твое…

— Знаешь, мать мне когда-то запретила слушать гадалок, — сказал Джон. — Не потому, что это все полная чепуха, а потому, что это может быть правдой.

— Не понял.

— Очень просто. Всякие гадания и предсказания искушают будущее. Оно становится определенным, и ты вольно или невольно будешь идти по предначертанному, а так у человека всегда есть выбор.

— Твоя мать — мудрейшая женщина. Однако я не гадалка. Я советчик. И я советую тебе — брось репортерство. Займись другим.

— Чем, Найт?

— Синематографом, — вдруг ни с того ни с сего сказал Найт.

Джон рассмеялся. Ничего абсурднее и смешнее он себе представить не мог. Это то же самое, если бы Найт предложил ему вырезать силуэты из черной бумаги, что так ловко делают на разных ярмарках потасканного вида немолодые люди.

— Синематографом, Найт? Что это тебе взбрело в голову?

— Это не взбрело, Джон. Я долго думал об этом.

— У меня создалось впечатление, что долго думать ты вообще не умеешь.

— Правильно, но на этот раз получилось именно долго, — не обиделся Найт. — Знаешь, это даже не умственное наблюдение, а чувство. Вернее, предчувствие…

— Предчувствие чего?

— Не перебивай. Понимаешь, я почему-то предчувствую, что синематограф станет из обычной технической безделушки новым видом искусства.

— Синематограф?..

— Не перебивай, я же просил! Да! Именно синематограф! Это будет такой сплав! Сразу много видов искусства объединятся, и получится новое! Понимаешь, новое, неизведанное, непознанное! И им станут заниматься те, кому в других видах искусства тесно! Кого уже не устраивают театр, живопись, музыка, литература, хореография в отдельности. Я не знаю в точности, как это будет выглядеть, но это будет, Джон. Да даже наши репортажи станут ненужными, если все можно будет показать, а не описать.

— Вполне возможно. Но я-то тут при чем?

— А ты, мне кажется, именно такой человек Ты молод и честолюбив. Ты в меру амбициозен и не в меру любопытен. Неужели тебе никогда не хотелось заняться тем, чем до тебя не занимался никто?

— Конечно, хотелось, только…

— Так вот это для тебя. Поверь.

Джон задумался. Почему-то вспомнился ему тот самый случай в «Богеме», когда он увидел, придя в себя после голодного обморока, непонятный, но такой завораживающий мозаичный мир. Возможно, что-то в словах Найта и было верным, но пока это Джона не убеждало.

Решено было, что по прибытии на место Найт и Джон разойдутся в разные стороны. Найт отправится с Нагом, а Джон поедет на север Аляски, туда, где поселений еще нет, где золотоискатели только начинают осваивать новые прииски.

— Я настаиваю, Найт, чтобы ты взял с собой кого-нибудь из полиции. Нечего подвергать себя риску из-за какого-то негодяя.

— Разумеется, — согласился Найт. — Хотя, я уверен, что злополучный мистер Ридер — обыкновенный мелкий негодяй, приструнить которого особого труда не составит.

На том и порешили.

Плавание подходило к концу. За два дня до прибытия в порт разыгрался шторм, корабль болтало, словно на гигантских качелях. Найту было очень плохо. Он не переносил качку. Джон как мог помогал другу.

Да, теперь он знал, что Найт — друг. И что Найт считает его другом. Это было, в общем-то, удивительно. Почти мальчишка и американская знаменитость вдруг почувствовали родство душ. Впрочем, Джон не пытался объяснить себе, как это произошло, он просто дружил.

В первый же день он пересказал Найту во всех подробностях разговор с Билтмором. Найт слушал не перебивая, не оценивая, не делая выводов.