Зам главного редактора поднялся и пригласил младшего лейтенанта:

— Пойдемте в мой кабинет.

Там он внимательно выслушал Семена Трудных.

— Да, Ольга Рославцева действительно выезжала в ваш район по заданию редакции. Я это подтверждаю.

— Мне надо соответствующую справочку, — попросил младший лейтенант.

— Так вы сам представитель закона. Вот и доложите своему начальству. Вам же верят.

— Но ведь она была у нас как Гриднева, вот вы документиком и подтвердите, что Гриднева и Рославцева — одна и та же личность.

— У журналистов и писателей это бывает. Псевдоним называется.

— Ладно, не хотите справочку, так я быстренько протокол составлю, а вы подпишите. Вот и все.

Зам главного улыбнулся:

— Ну и буквоеды! — Он набросал текст справки. — Сойдет?

— В общем-то да, но надо бы указать, что справка выдана в талышинскую районную прокуратуру, — сказал Семен Трудных.

— Ничего. Пусть будет «по месту требования». Оно лучше. Сколько рук бумага пройдет — машинистка, отдел кадров… Люди, знаете, могут разное подумать.

Младший лейтенант скрепя сердце согласился.

…Перед самой посадкой в экспресс, направляющийся с Центрального аэропорта в Домодедово, Семен Трудных накупил газет.

На третьей полосе «Комсомолки» бросился в глаза заголовок: «Герои не забыты». Под очерком стояла подпись: «О. Рославцева, наш спец. кор. Рим, по телефону».

Вера Петровна почувствовала что-то неладное в тот день, когда арестовали Азарова. Вечером, придя домой, она пораньше легла в кровать, но уснуть не могла. Непривычно кололо сердце, тело казалось вялым, ноги опухли, стали как ватные. Чтобы не выдать своего состояния, она старалась лежать тихо, делала вид, что спит.

Утром Геннадий заметил у нее темные круги под глазами, обратил внимание на ее частое тяжелое дыхание.

— Вера, сходи в больницу.

— А что?

— На тебе лица нет.

— Ты хотел, чтобы я выглядела пятнадцатилетней девочкой? — отшутилась Вера. — Так не бывает. Большой он уже. — Она провела рукой по животу. — Чем дальше, тем тяжелее. Так у всех.

Геннадий пожал плечами:

— Не знаю, какая-то ты сегодня заморенная.

— Погоди, Гешенька, расцвету еще.

Он больше ничего не сказал. И, уже выходя, в дверях, еще раз попросил:

— Все-таки загляни к врачу.

— Хорошо, зайду, дорого́й.

На работе Вера сразу обо всем забыла. Дело с лесопилкой суд вернул на дополнительное расследование. Пришлось ехать пятнадцать километров на лесосклад, где Вера Петровна провозилась полдня. После обеда к ней пришла Анна Ивановна Кравченко.

— Неужели нельзя Азарова освободить из-под ареста, передать на поруки? — умоляющим голосом просила она у следователя. — Ведь коллектив просит. Я лично.

— Нет, в данной ситуации это невозможно. Азаров отлично знал, что у него подписка о невыезде. Если бы он не пытался улететь в Москву, то, вероятно, до окончания следствия ему не изменили бы меру пресечения. Невыдержанный он.

— Кто? Степан? — удивилась Анна Ивановна.

— Да, Степан.

— Странно, я всегда знала его другим. Он не позволял себе резкого слова, грубости, какой-нибудь неконтролируемой вспышки…

Вера Петровна покачала головой:

— Увы, наверно, все-таки плохо знали.

— Нет, я его очень хорошо знаю, — нахмурилась Кравченко. — Как родного сына…

— Давно вы его знаете?

— Лет двадцать пять.

— Действительно давно.

— Простите, можно у вас курить? — спросила Анна Ивановна, доставая сигареты.

— Да, пожалуйста. Я форточку открою, — поднялась было Седых.

— Нет, не надо. — Кравченко посмотрела на болезненное лицо следователя и спрятала сигареты в сумочку.

Вера Петровна повертела в руках карандаш.

— Степан ведет себя неуравновешенно, непоследовательно…

— Но это не криминал!

— На него, как на лицо материально ответственное, вина ложится в первую очередь. Вам известно, что яд хранился более чем небрежно. А уж вы, как руководитель экспедиции, могли бы обратить на это внимание Азарова.

Анна Ивановна печально покачала головой.

— Что грозит Степану, ну, если дело дойдет до суда? — спросила она глухо.

— Это смотря как подойти, — уклончиво ответила Седых.

— В любом случае, — тихо и твердо произнесла Кравченко, — весь коллектив и я будем бороться за Степана Азарова.

…В последние два дня состояние Веры Петровны не улучшилось. Но она старалась убедить себя, что все в порядке. До положенного по закону отпуска оставался почти месяц. Она хотела обязательно дождаться возвращения Семена Трудных и узнать подробности о Гридневой. И вообще самой закончить следствие. Визит к врачу, вероятнее всего, окончился бы тем, что ее положили бы в больницу. Врачи, они осторожные…

Геннадий ходил недовольный, но вслух своего недовольства не выражал.

Земфира Илларионовна заметила ей:

— Вера Петровна, не нравишься ты мне.

— Не я первая, не я последняя, — отмахнулась Седых.

— С этим не шутят. У врача давно была?

— С месяц.

— Обижайся не обижайся, а я позвоню Геннадию Васильевичу.

Вера Петровна рассмеялась. Ей показалось странным, что эта тихая, незаметная женщина заговорила с ней таким тоном.

— Я говорю серьезно, — обиделась секретарь.

— Ладно, схожу, — обняла ее за плечи Вера Петровна.

— Сегодня же?

— Сегодня. В обед.

Но и в обед она не смогла пойти к врачу. Прямо с самолета в прокуратуру явился Семен Трудных. Уважая начальство, он прошел к Холодайкину. Врио прокурора тут же вызвал Седых.

— Круг, можно сказать, замкнулся. — Холодайкин протянул Вере Петровне документы, привезенные младшим лейтенантом. — Я вкратце ознакомился.

Семен Трудных выглядел именинником. Следователь внимательно прочла протокол и справку из редакции.

— Вы можете добавить что-нибудь из ваших личных наблюдений, товарищ младший лейтенант? — обратился к нему Холодайкин. — Только коротко.

Семен Трудных стал подробно рассказывать, как хорошо встретила его народная артистка Каминская, с каким уважением разговаривали вице-адмирал, зам главного редактора газеты…

Вера Петровна слушала его рассеянно, думая о своем. Она вспомнила очерки Рославцевой в «Комсомольской правде», «Неделе», «Смене». Они всегда затрагивали необычные темы, рассказывали об оригинальных людях. И ей показалось странным: судьба свела ее с этой самой Рославцевой, чья жизнь представлялась Вере Петровне почти непостижимой, даже не верилось, что все это может узнать и описать один человек.

Седых попыталась представить себе Рославцеву, ее манеру говорить, ходить, одеваться…

В голове мешалось два человека — журналистка и образ Гридневой, созданный ею в экспедиции. И тут в памяти Веры Петровны возникло лицо Людмилы Каминской — чистой, восторженной русской девушки, приехавшей на далекий Север в первые годы Советской власти учить детей. По фильму ее предательски, из-за угла, убили кулаки. Седых вспомнила, как она девчонкой разрыдалась в зрительном зале, наивно полагая, что на экране — настоящая жизнь. Потом она видела Каминскую во многих картинах. Но та, первая ее героиня, запала Вере Петровне глубоко в душу. И при воспоминании о ней всегда щемило сердце.

Да, видимо, дочь все-таки здорово уступает матери в артистическом даровании. Зина Эпова учуяла что-то ненастоящее, и Чижак заметил. Ничего удивительного — Людмила Каминская неповторима. В кого же влюбился Азаров? Он, видимо, сумел тоже разглядеть незаурядную натуру сквозь игру. А увлеклась ли Ольга им? Степан может нравиться. У него есть способности. Песни сочиняет, говорят, неплохо исполняет их под гитару…

Мог ли флирт Рославцевой-Гридневой с Азаровым быть задуман с самого начала? И вообще, какое все-таки место занимает Рославцева в истории с ядом?

Вера Петровна, сама не зная почему, ощущала все-таки здесь какую-то связь. Но какую именно — вот в чем дело.

«А нет ли тут личной неприязни к Рославцевой?» — поймала себя на мысли Вера Петровна. Действительно, Рославцева — баловень судьбы. Может быть, это настраивает ее, следователя, против журналистки? Самой Вере Петровне работа и семья достались нелегко.