Нет, что ни говори, а справедливости в жизни мало. Справедливость для Пузырева существовала в образе спокойной чистой речки, что петляла возле их деревни, в образе родной хаты, вымытой и выскобленной перед большими праздниками, в запахе запеченной в печи в горшке с молоком картошки, утреннего осеннего холодного леса.

И вдруг, как бы обращаясь ко всему этому, словно желая вернуть эти самые запахи, краски, дорогой и щемящий душу мир, Вася решил: если Степана оправдают, он бросит пить. И обязательно женится на Тосе. Уж он знает, как подойти к ней. Здесь мудровать не надо: женщины чуют, где верняк… А уж с Тосей он не позволит себе ничего постороннего.

С этими мыслями Пузырев подъехал к зданию суда, поставил машину и, пройдя по пустому коридору, с бьющимся сердцем приоткрыл дверь в зал.

Все стояли. Он незаметно прошмыгнул в помещение.

Ольга Рославцева была рядом с Анной Ивановной. Заплаканная, с потекшими ресницами.

Председательствующий зачитывал приговор.

Пузырев невольно вытянулся в струнку у двери.

— …«Азарову предъявлено обвинение в том, что он, будучи бригадиром герпетологической экспедиции Дальневосточного отделения Академии наук СССР, присвоил находившийся у него в подотчете сухой змеиный яд стоимостью в четыре тысячи двести сорок три рубля, — раздавался в полной тишине четкий спокойный голос Паутова. — В ходе дополнительного судебного следствия установлено следующее. Гражданка Рославцева, Ольга Никитична, работавшая в вышеуказанной экспедиции в качестве лаборантки, вечером 24 июля сего года занималась взвешиванием и фасовкой сухого гадючьего яда. В это время в лабораторию зашел шофер и механик экспедиции Пузырев. Желая пошутить над Рославцевой, он надел ей на шею небольшого живого ужа. Рославцева, решив, что это ядовитая змея, упала в обморок и находилась в состоянии глубокого шока до тех пор, пока находившиеся рядом сотрудники не привели ее в чувство. В момент сильного испуга Рославцева машинально положила флакончик с сухим ядом в карман своей куртки с вязаным воротником и, будучи в шоковом состоянии, забыла про него. В силу сложившихся обстоятельств Рославцева на следующий день, 26 июля, рано утром была вынуждена вылететь в Москву. Куртку с флакончиком яда она оставила в жилом вагончике экспедиции, и флакончик обнаружила сразу по приезде на базу и предъявила на настоящем судебном разбирательстве.

Показания Рославцевой подтверждены показаниями свидетелей, вещественным доказательством — флакончиком с ядом, предъявленным суду, и заключением экспертизы. На основании вышеизложенного, руководствуясь статьями 301 и 319 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, народный суд Талышинского района приговорил:

Азарова Степана Ивановича оправдать и из-под стражи немедленно освободить».

Вскоре после окончания суда экспедиция уехала из Талышинского района. Результаты ее деятельности с большим интересом встретили в научных кругах. Но об окончательных выводах говорить было рано — эксперимент продолжался.

Старики Азаровы, несмотря на то что на процессе узнали, что Степан не их сын, не изменили своего отношения к нему. Более того, после пережитого Степан стал им еще дороже.

Вася Пузырев, по его выражению, «приземлился в Талышинске навсегда». Он женился на Тосе, которая, чтобы муж не пользовался ее служебным положением, ушла из буфета. Но Вася и без того дал зарок не пить и, кажется, свое слово держит.

Холодайкин неожиданно для всех попросился на пенсию. Он давно имел право уйти на отдых по инвалидности. Теперь же, после дела Азарова, в котором он не смог до конца правильно разобраться, врио прокурора района решил «дать дорогу молодым».

Вера Петровна Седых отсрочила поступление в аспирантуру: все ее помыслы были о родившемся ребенке. Девочку назвали Аннушкой.

Ольга Рославцева опубликовала об экспедиции несколько нашумевших статей. Она регулярно переписывалась со змееловами и получала в ответ теплые письма.

Молчал только Степан, боясь, что Ольга узнает о его любви, догадываясь, что взаимности с ее стороны не будет.

Один человек был напрочь вычеркнут из жизни всех, кто имел отношение к этой истории, — Клинычев. О нем никто не вспоминал.