На мгновение в мастерской стало тихо. Но уже в следующую секунду вооруженные охранники оставили мастера и быстро направились ко мне. Хорошо, что не вздумали потянуться к оружию, не то я бы сразу полез в драку, забыв про все наставления Петра. Охранники богача прошли чуть вперед и, как опытные телохранители, закрыли собой хозяина.

– А ты кто таков, смерд, чтоб боярину указывать?! Вон пошел! Взашей! – велел боярин своей охране, но те явно не торопились выполнить приказ.

Не знаю, что их остановило, мой яростный взгляд или явное физическое превосходство, но охранники не двигались с места.

– Мое имя Артур. И этот кузнец мой друг.

– Ну, коли так, – ухмыльнулся боярин, – может, тогда ты заплатишь за него десять гривен. За то железо, что он пожег.

– Платить я не стану, а вот тебе и людям твоим зубы повыбью. Что скажешь? Стоят твои зубы десять гривен?

– Да тебя, наглеца, в подвалах сгноят, крысам скормят! Иван да Микула свистнут, тут дюжина ратников сбежится, тебя, невежу, поучить!

– Эх, тоже мне соловьи-разбойники! Я им свистящие зубы-то как раз и вышибу. А мастера калечить все одно не дам!

– Ах ты лихо стоеросовое! Плетей захотел!

Лицо боярина покрылось красными пятнами, глаза вытаращились от гнева и напряжения, плечи тряслись.

Я скинул капюшон башлыка и подошел ближе.

– Я как посмотрю, плетьми пороть ты большой спец. А то, что мастера портишь, тебе в голову не приходило? Или у тебя этих мастеров что навоза в стойле? Железо не дрова, само по себе гореть не будет. Видать, грязная твоя крица, если даже мастер с ней не совладал!

– Если б крица! – возмутился боярин, явно усмиряя пыл. – А то чистое железо, по три гривны серебра за пуд!

– А ну, покажи, что за железо такое, что мастер за него побои терпит!

Один из охранников положил на наковальню возле изувеченных рук мастера стальную болванку размером чуть больше сигаретной пачки. Один край был явно пережжен, вспенился и обгорел. Маловероятно, что кузнец не знал, как работать с подобным железом – видимо, просто не мог предположить такое огромное количество углерода или вредной примеси, когда сталь в горне вспыхивает даже при сравнительно невысоких температурах. Железка была уже холодной, и я смело взял ее в руки. Навскидку – тяжелое, хорошее железо. Попадись мне такая заготовка в моей мастерской, наверняка бы сделал из нее чего-нибудь путное. И цвет самого металла, и слой мелкозернистой окалины говорил только о том, что сталь вполне приличная. И виной возгоранию – не сера, как это обычно бывает в некачественных, дешевых сплавах, а что-то иное. Магний? Марганец? Фосфор?

Взяв без разрешения с верстака молоток мастера, я пару раз довольно сильно стукнул по холодной железке. От этих ударов брусок раскололся на три неровных куска.

– И где ж ты, боярин, взял это, с позволения сказать, железо?! Это чугун, друг мой! И до нормальной стали ему еще очень далеко!

– Хочешь сказать, что обманул меня купец-гирканин?

– А он и сам мог не знать. Это не литейный чугун, а кричной, а такой может один на сотню попасться. Тут и железо есть, и чугун, его бы потомить, да только мастер-то тут причем? Ты невесть откуда взял эту грязную железяку, а теперь кузнеца винишь. Вот купца того и лови теперь. А кузнец невиновен.

Охрана боярина немного расслабилась, молодая женщина теперь с интересом разглядывала меня, а сам боярин, похоже, успокоился.

– Сможешь совладать с этим железом – прощу мастера.

Вот просто подмывало меня в этот момент как следует поторговаться, но уж очень я соскучился по любимой работе, поэтому только ухмыльнулся и, положив куски «плохой» стали на тлеющие угли горна, лишь знаком показал подмастерью у мехов, чтобы начал раздувать огонь, а сам оторвал от нижней кромки своей рубашки длинный лоскут, разорвал на две части и стал обматывать руки мастера, с которым даже не был знаком.

– Неужто тебе, боярину, удовольствие доставляет людей калечить, или думаешь, что с трепки этой прок будет? За свою же глупость обидел человека!

– А ты откуда будешь сам, заступничек?

– С раменья вышел!

От этих слов молодая женщина только засмеялась и отошла чуть дальше от горна. И сам боярин, и его свита, похоже, не собирались уходить, пока я не смогу им доказать, что железо хорошее и что мастер его не только не испортил, а напротив, лучше сделал. Они сели на лавку возле большой бочки и стали смотреть за тем, как я готовлюсь к работе. Подмастерья оттащили кузнеца в противоположный угол, помогая замотать покалеченные руки. И сам кузнец, и его помощники смотрели на меня с нескрываемым интересом.

Под горном валялась проржавевшая старая жиковина, часть воротных петель. Этого куска было вполне достаточно, чтобы смешать его с недоделанным «заморским» чугуном и превратить в приличную слоеную сталь.

То и дело поглядывая в пламя горна, к наковальне стали подходить молотобойцы, держа наготове небольшие кувалды. Их было трое, дюжие коренастые молодцы, судя по всему, вышколенные своим мастером как следует. Я умел работать с молотобойцами. Если команда была слаженная и знала дело, то порой получалось лучше, чем даже с помощью пневматического молота.

– Готовсь! – Я вынул клещами из горна кусок железа с наложенными поверх осколками, тут же загнул и сделал как бы конверт из железа с начинкой внутри. – Бей!

Маленьким молотком я только указывал молотобойцам, куда бить и с какой силой. Удивительно, но за столько лет технология ручной ковки не изменилась. В двадцать первом веке я пользовался теми же самыми командами и приемами. Подмастерья понимали меня с полуслова, с полужеста. Мальчишка, тот, что возился с руками мастера, сбегал еще за углем и подсыпал сбоку от горна, давая мне самому возможность регулировать количество топлива. В мое время работать на древесном угле считалось чуть ли не роскошью, а здесь другого топлива просто не было. Чтобы не студить горн, пришлось закрыть ворота. В мастерской стало жарко. Я скинул тулуп и рубашку, увлеченный таким любимым и знакомым делом. Уже не чувствуя времени, не чувствуя усталости, колотил по железу с каким-то рьяным остервенением. За все это время ни боярин, ни его охрана, ни его спутница не произнесли ни слова. Они с интересом наблюдали за моими движениями, раскрыв рты. Боярыня сняла полушубок, чуть ослабила узел платка.

Часа через полтора я понял, что заготовка под молотком стала тугой и уже с трудом тянется. Это был очень хороший признак, означающий только то, что пакет готов. В результате получилась неплохая дамасская сталь примерно в тридцать слоев. Взглянув на оружие охранников боярина, я понял, что сделать нужно что-то похожее. По виду это были обычные славянские мечи, о которых я знал и умел их делать, но какие-то очень мелкие, словно бы на них железа пожалели. И молотобойцы, и мальчишка подмастерье, да и я сам уже были в поту, взмыленные, как лошади на скачках, но останавливаться не спешили.

Даже искалеченный мастер с интересом наблюдал за тем, какие странные, наверное, с его точки зрения манипуляции я проделываю над этой железякой. Мальчишка принес еще глины и залил водой в небольшой деревянной кадке, как я и попросил. Эту глину, разведенную до состояния эмульсии, я использовал будто обмазку, предохраняющую сталь от выгорания. На последнем, завершающем этапе она понадобится мне для закалки.

Я смешал часть пепла и окалины с угольной пылью и густо покрыл весь будущий клинок, оставив только кромку. Это была японская технология. Разумеется, японцы в своем деле были куда более обстоятельными, но даже в моем спешном исполнении такая технология должна сработать. Кромка меча была только намечена, еще не точеная. Рукоятку я не стал выковывать, просто оставил с запасом, чтобы мастер потом завершил работу. Сейчас не это было главное.

Вынув клинок из бочки с водой, я отбил всю глину, проверил на предмет деформации плоскость лезвия и с удовольствием деранул кромку куском камня, проверяя на прочность острие.

– Ну что, боярин? Сколько гривен дашь за этот меч?