Освоение самолета шло успешно. На проверке эскадрильи командующий округом Егоров, человек, скупой на похвалы, пожал руку комэску, сказав:

— Неплохо, но в новом году должно быть еще лучше. Я верю в вас, товарищ Птухин!

Почти вслед за Егоровым, словно снег на голову не только для бригады, но и для штаба округа, приехал Алкснис с группой инспекторов. Яков Иванович решил проверить подготовку бригады к уничтожению воздушных целей. Заслушав начальника штаба бригады Николая Алексеевича Ласкина, доложившего о социалистическом соревновании между эскадрильями, он сам указал порядок проведения стрельб по конусу.

В первом вылете поднялись в воздух командиры эскадрилий Ванюшин, Мирохин, Птухин. Алкснис предупредил, что для командиров цель полета не столько поразить конус, это было само собой разумеющимся, сколько выполнить задачу в предельно короткое время.

На границе своей зоны Птухин догнал буксировщик, тянувший конус, и, взяв упреждение, стал сближаться по кривой. Когда до конуса осталось метров 50, он нажал гашетку и на выводе из атаки успел увидеть, что попаданий больше чем достаточно. Можно было расстрелять все сорок патронов, но экономия боеприпасов при отличном попадании тоже засчитывалась. Поэтому он дал знак буксировщику идти на сброс. Сделав полупереворот, Птухин стал выводить машину в направлении аэродрома, и тут заметил впереди и ниже буксировщик Ванюшина. Из любопытства он решил посмотреть на успехи своего соперника. Птухин глазам своим не поверил… Конус был чист. А по стрельбе комэсков Алкснис будет судить о всей бригаде в целом! Медлить было нельзя, до аэродрома оставалось километров двадцать.

Буксировщик Ванюшина вел командир звена Костя Стукалов [К. Стукалов — впоследствии генерал-майор авиации]. Он был страшно удивлен, когда заметил устремившийся в атаку самолет. По двум кольцам на киле он опознал комэска Птухина. Стукалов только и успел подумать: «Неужели Птухин перепутал буксировщики?..»

После посадки Стукалов кинулся к Птухину:

— Товарищ командир, вы по чужому конусу стреляли!

— Тсс, не шуми. — Птухин отвел командира звена в сторону. — Не перепутал. Это все в общий котел, понял? Потом разберемся.

Однако Алкснис остался недоволен «содержанием» общего котла. Мирохинский конус упал на землю таким же чистым, как и поднялся в воздух. Другие командиры и летчики стреляли не лучше. Сказалось волнение из-за присутствия высокого начальства. Только после группового воздушного боя, в котором приняло участие более 110 самолетов, начальник ВВС признал подготовку удовлетворительной.

Ночь была трудная. Птухин вспомнил слова Ширин-кина: «Если с разлета началось наперекосяк — закрывай полеты». Тогда это казалось блажью бывалого командира, а может, и суеверием. Но вот приходится в подобное верить. Кажется, всю ночь только и делали, что боролись с трудностями, которые сыпались как из рога изобилия. В довершение не вернулся с маршрута летчик Зайцев. Еще не успели перебрать все возможные и невозможные причины невозвращения Зайцева, как на аэродром ворвался на взмыленной лошади парнишка и рассказал, что километрах в пяти, за деревней, сел самолет. Летчик жив, приехал бы сам, но в жизни не сидел верхом на лошади. Птухин слышал, как нехорошо обругал Зайцева командир звена. Евгений Саввич сделал ему замечание.

— Я же вам докладывал, что мне за работу с Зайцевым полагается двойной отпуск для восстановления нервной системы, — оправдывался командир звена.

Птухин решил разобраться во всем сам…

Уже целый час шла беседа с Зайцевым. Комэск слушал, не перебивая этого в общем-то неплохого паренька.

— …Я знаю, командир звена просил вас избавиться от меня. Он говорит: иди в цирк, там такие бесшабашные на вес золота. А может быть, авиация — это то, что мне нужно. Невеста у меня есть. Я знаю, она гордится тем, что я летчик. И я буду настоящим летчиком, поверьте мне.

Птухин даже не улыбнулся этим по-детски наивным доводам.

— Вот тебе мой приказ. Иди оформляйся в отпуск и без жены не приезжай. Не женишься — отправлю в циркачи. Женатый человек в ответе не только за себя, но и за семью.

…Письмо от Зайцева о том, что он едет с женой, пришло за день до его прибытия из отпуска. Птухин вызвал Анну Ивановну Семенову, председателя женсовета эскадрильи, известную на всю бригаду неистощимой энергией.

— На, Анна, сначала читай, — подал он письмо, — ты у нас ведь в эскадрилье мой заместитель по бытовым делам. Вот деньги. О комнате я уже распорядился, собери женщин, обсудите, словом, сделайте все, что нужно для молодой семейной жизни. К Зайцеву уважение… по полной мере, чтобы и жена увидела в нем человека надежного.

О том, что новый командующий округом Иероним Петрович Уборевич на днях приедет в гарнизон, Кушаков предупредил заранее командира бригады и каждого командира эскадрильи в отдельности. Разговор был короткий, Птухин даже не успел спросить цель приезда, как Владимир Антонович добавил:

— Смотри, он в авиации разбирается не хуже нас с тобой.

— Не экзамен же он едет у нас принимать, — ответил Птухин.

— Экзамена, может, и не будет, но за беспорядки поддаст крепко.

Уже прошло много дней, Евгений Саввич сам несколько раз проверил все «глазами командующего», а тот не приезжал.

…Полетов не было, с утра зарядил дождь, поэтому за день провели много «земных» мероприятий. Закончили подписку на оставшиеся три разряда 6-й Всесоюзной лотереи Осоавиахима. Билеты раскупили дружно, хотя в предыдущем тираже в эскадрилье оказался счастливчиком только один летчик, выигравший охотничье ружье. Другой, если бы сошелся номер всего на единицу, мог выиграть жеребца-производителя.

Вечером состоялась встреча с комсомольцами железнодорожного депо, взявшими после решения IX съезда комсомола шефство над эскадрильей. По окончании трудового рапорта железнодорожников стихийно возник концерт, затянувшийся допоздна. Птухин ушел в штаб раньше.

В тишине кабинета он углубился в статью, автор которой доказывал необходимость перехода от трехсамолетного к четырехсамолетному звену. Писал толково, убедительно. Помнится, еще на курсах у них были споры по этому поводу. Кто-то напомнил, что командующий белогвардейской авиацией генерал Ткачев уже в гражданскую войну применял полеты парами и четверками…

В открывшуюся дверь вошли двое. Едва первый откинул капюшон накидки, Птухин по отблеску пенсне мгновенно догадался — перед ним командующий. Это было в манере Уборевича — появляться всегда неожиданно. Сзади стоял Кушаков. Птухин вскочил с докладом. Стоя в мокрой накидке, Иероним Петрович не шелохнулся во время доклада. Даже здесь он не мог себе позволить отступить от порядка.

— Видимо, нет смысла поднимать эскадрилью по тревоге в такую погоду, — обратился он одновременно к Кушакову и Птухину. — Чайком не погреете? Сломался наш «фордик», так мы пешком добирались.

Пока Птухин распоряжался о чае, Уборевич прочитал статью, над которой сидел Евгений Саввич перед самым их приходом.

— Ваши пометки? — показал он на подчеркнутые места.

— Мои.

— Значит, согласны?

— Целиком. Только пары нужно не назначать, а подбирать, чтобы они, как бы это сказать, были расположены друг к другу. Ведь и дружат-то, как правило, но двое, а не трое. Мне кажется, это от жизни.

— Видимо, для истребителей четырехсамолетное звено имеет смысл. Я об этом читал у Рихтгофена в «Красном истребителе», редкая книга. Будете в штабе округа, напомните, я вам ее дам… Как у вас с подготовкой к осенним учениям? — перешел он к делу. Птухин ответил, что эскадрилья почти полностью освоила новый истребитель и готова к воздушным боям.

— А штурмовые действия по наземным целям?

— Мы истребители, товарищ командующий, и у нас есть задача номер один — воздушные бои, а потом все остальное. Пока не освоена эта задача, переходить к другим я не имею морального права.

— А параллельно?

— Это значит действовать растопыренными пальцами. А наша задача бить кулаком. Пытаться выполнить две задачи одновременно — это значит не быть подготовленным в короткое время к выполнению ни одной из них.