Стали возникать слухи, что убиенный царевич Дмитрий – жив. Что царь Борис Годунов, следовательно, правит незаконно. Вот тогда и появилась фигура Дмитрия – самозванца – Лжедмитрия I.
Кем был на самом деле этот человек? – доподлинно неизвестно. По самой распространённой версии, Лжедмитрий I был монахом Чудова монастыря – Григорием Отрепьевым. В художественно-поэтической форме эту версию озвучил так же А.С. Пушкин в своей знаменитой трагедии «Борис Годунов».
Есть так же предположение, что самозванец – незаконный сын польского короля Стефана Батория. Наконец, существует ещё более интересная гипотеза – что Лжедмитрий I это… настоящий, чудом спасённый, сын Ивана Грозного – царевич Дмитрий!!! Несмотря на кажущуюся абсурдность последней версии, её, в частности, придерживался такой крупный историк, как Н.И. Костомаров, который писал в одном из своих трудов, специально посвящённому данному вопросу, что «легче было спасти, чем подделать Димитрия» [187].
Допускает эту версию [188] о том, что Дмитрий может быть тем, за кого себя выдавал, по крайней мере, чисто гипотетически – до тех пор, пока эта версия полностью и неопровержимо не опровергнута историками, так же и автор этой книги. Поэтому в дальнейшем своём повествовании я буду избегать по отношению к царевичу эпитета «самозванец», а так же непонятного и маловразумительного прозвища «Лжедмитрий», а буду называть его просто по имени – Дмитрий.
Но к делу: в начале 1604 года царевич Дмитрий встретился с польским королём, в том же году принял католичество. Король Сигизмунд признал права Лжедмитрия на русский трон и разрешил всем желающим помогать «царевичу». Обретя могущественных покровителей, с помощью воеводы Мнишека, «чудом спасённый» царевич снарядил себе войско и двинул свою армию на Москву. Дмитрию покорились многие русские города, так же ему сдалось войско московского воеводы Ф.И. Мстиславского.
Историк К. Рыжов говорит нам о том, что «по пути Дмитрий часто останавливался, чтобы побеседовать с местными жителями и обещать им льготы. В Серпухове будущего царя уже ждал пышный шатёр, который мог вместить в себя несколько сот человек, царская кухня и челядь. В этом шатре Дмитрий дал свой первый пир боярам, окольничим и думским дьякам. Дальше он продвигался к столице уже в богатой карете в сопровождении пышной свиты. В подмосковном селе Коломенском на широком лугу был установлен новый шатёр и снова дан пир сопровождавшим его аристократам. Уверяют, что Дмитрий также ласково принимал делегации местных крестьян и посадских людей, встречавших его хлебом-солью, и обещал «бысть им отцом» [189].
В 1605 году, в самый разгар наступления войск царевича Дмитрия, умирает Борис Годунов. Армия не поддерживает наследника Годунова. Его сын и вдова убиты в начале июня 1605 года. А уже 20 июня 1605 года под всеобщее ликование Дмитрий торжественно вступил в Москву.
Вот как это событие описывает Н.М. Карамзин в своём главном труде «История государства Российского» (том XI, Часть 5, Глава 4): «20 Июня, в прекрасный летний день, Самозванец вступил в Москву, торжественно и пышно. Впереди Поляки, литаврщики, трубачи, дружина всадников с копьями, пищальники, колесницы, заложенные шестернями и верховые лошади Царские, богато украшенные; далее барабанщики и полки Россиян, Духовенство с крестами и Лжедимитрий на белом коне, в одежде великолепной, в блестящем ожерелье, ценою в 150000 червонных: вокруг его 60 Бояр и Князей; за ними дружина Литовская, Немцы, Козаки и стрельцы. Звонили во все колокола Московские. Улицы были наполнены бесчисленным множеством людей; кровли домов и церквей, башни и стены также усыпаны зрителями. Видя Лжедимитрия, народ падал ниц с восклицанием: «Здравствуй отец наш, Государь и Великий Князь Димитрий Иоаннович, спасенный Богом для нашего благоденствия! Сияй и красуйся, о солнце России!» Лжедимитрий всех громко приветствовал и называл своими добрыми подданными, веля им встать и молиться за него Богу» [190].
Начал же своё правление царевич Дмитрий с раздачи благодеяний: «Объявили милости: Лжедимитрий возвратил свободу, чины и достояние не только Нагим, мнимым своим родственникам, но и всем опальным Борисова времени: страдальца Михайла Нагого пожаловал в сан Великого Конюшего, брата его и трех племянников, Ивана Никитича Романова, двух Шереметевых, двух Князей Голицыных, Долгорукого, Татева, Куракина и Кашина в Бояре; многих в Окольничие, и между ими знаменитого Василья Щелкалова, удаленного от дел Борисом; Князя Василья Голицына назвал Великим Дворецким, Бельского Великим Оружничим, Князя Михайла Скопина-Шуйского Великим Мечником, Князя Лыкова-Оболенского Великим Крайчим, Пушкина Великим Сокольничим, Дьяка Сутупова Великим Секретарем и Печатником, а Власьева также Секретарем Великим и Надворным Подскарбием, или казначеем, – то есть, кроме новых чинов, первый ввел в России наименования иноязычные, заимствованные от Ляхов. Лжедимитрий вызвал и невольного, опального Инока Филарета из Сийской пустыни, чтобы дать ему сан Митрополита Ростовского: сей добродетельный муж, некогда главный из Вельмож и ближних Царских, имел наконец сладостное утешение видеть тех, о коих и в жизни отшельника тосковало его сердце: бывшую супругу свою и сына. С того времени Инокиня Марфа и юный Михаил, отданный ей на воспитание, жили в Епархии Филаретовой близ Костромы в монастыре Св. Ипатия, где все напоминало непрочную знаменитость и разительное падение их личных злодеев: ибо сей монастырь в XIV веке был основан предком Годуновых Мурзою Четом и богато украшен ими. – Странное пугалище воображения Борисова, мнимый Царь и Великий Князь Иоаннова времени Симеон Бекбулатович, ослепленный, как уверяют, и сосланный Годуновым, также удостоился Лжедимитриева благоволения в память Иоанну: ему велели быть ко двору, оказали великую честь и дозволили снова именоваться Царем. Сняли опалу с родственников Борисовых и дали им места Воевод в Сибири и в других областях дальних. Не забыли и мертвых: тела Нагих и Романовых, усопших в бедствии, вынули из могил пустынных, перевезли в Москву и схоронили с честию там, где лежали их предки и ближние» [191].
Как рассказывает нам историк Д. Иловайский, «21 июля происходило торжественное венчание Самозванца на царство в Успенском соборе со всеми обычными обрядами. Венчание сие совершал Игнатий, за несколько дней до того так же торжественно посвящённый в сан патриарха. Когда после обеда новый царь принимал во дворце поздравления от всех придворных чинов ‹…› из толпы выступил иезуит Чировский: поцеловав руку Лжедмитрия, он посреди глубокого молчания сказал ему от имени поляков приветственную речь на польском языке; что немало удивило русских бояр. Но Самозванцу эта напыщенная речь, по-видимому, очень понравилась, и он стал переводить боярам её смысл. За поздравлениями следовал роскошный пир» [192].
Я не буду рассматривать здесь политические перипетии правления нового царя на русском престоле. Меня здесь будет интересовать только отношение Дмитрия к католичеству. Как я уже сказал чуть выше, в 1604 году он официально принял католическую веру. При этом следует особо отметить, что первоначально Рим не знал о его предполагаемом самозванстве, т.е. он представился иерархам Католической Церкви, как реальный, чудом спасённый царевич Дмитрий.
Так, 24 апреля 1604 года он пишет Папе Клименту «…убегая от тирана и уходя от смерти, от которой еще в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между чернецами» [193].
На аудиенции у короля Сигизмунда, в присутствии папского нунция Рангони, царевич Дмитрий торжественно обещал поддерживать в России католическую веру – в частности, открыть католические храмы, а так же допустить в Московию иезуитов. Последнее обещание он незамедлительно исполнил, как только победоносно вошёл в Москву – известно, что при своей коронации он принял из рук иезуитов грамоту с поздравлениями от нового Папы – Павла V (занимал Папский Престол с мая 1605 г.). Павел V в письме кардиналу Мацеевскому говорил: «если только Дмитрий пребудет в католической вере, как мы надеемся, то со временем можно привлечь русских в недра Святой Римской церкви, ибо, как нам известно, народ сей весьма покорен царю» [194].