-- Вот сейчас и проверим, -- отвечаю такой далёкой в этот миг эльфе.

Памятуя о том, что вторая ипостась обладает куда более обострёнными чувствами, обращаюсь. И как же спокойно сразу становится… как приятно ступать лапками по поросшей мягкой травкой земле. Высокий кустарник отбрасывает дарующую вожделенную прохладу тень. Принюхиваюсь. Ничего. Кружу, едва не касаясь носом земли, и наконец-то улавливаю слабый, едва сохранившийся след.

Не уверена, что он принадлежал именно Моргане, но других более свежих тут не было. Иду. Странно так иду. Петляя. Несколько раз выходила почти на собственный след. Словно кто-то специально пытался запутать потенциальную слежку. И вдруг отчётливо ощущаю более свежий запах. Его обладатель был здесь считанные часы назад. Я насторожилась. Кто знает: может этот некто всё ещё тут? Что он здесь делал в это время года, почему так странно вёл себя?

Боялась я не встречи с кем-то, не того, что буду замечена, и не какой-нибудь призрачной опасности для себя лично. После случившегося с Эльмой, княгиней, Артоном, и с тремя десятками педагогов нашей гимназии, включая моего мужа и трёх богов в альтернативном варианте истории… я просто не могла поручиться за саму себя в столь неуравновешенном состоянии. Ведь даже моей вечно философски реагирующей на неприятности второй ипостаси передалась моя нервозность.

Крадусь ниже травы, тише воды. И вдруг впереди слышу полный презрения голос:

-- Что не нравится тебе в этой шкуре? Ничего… привы-ы-ыкнешь, -- смешок, и до меня доходит, что это не кто иная, как Моргана, и она здесь явно не одна. – Думаешь, я держать тебя буду? Иди на все четыре стороны. Может охотникам или зверю какому на обед попадёшь, я ж не жадная, мне не жалко.

В ответ раздаётся тихое, но жалобное:

-- Уииии…

-- Не столь всё трагично! -- весело вещает Моргана. – Во время затмения красной луны ты будешь превращаться в себя… ну или после смерти, -- завершила вечно улыбчивая змея и, судя по звукам, начала удаляться.

Прижавшись к хранящей ночную прохладу земле, жду, обдумывая услышанное. Не терпится увидеть неведомую зверушку, судя по всему, «доброй» Морганой околдованную. И жутко жаль, что с первых минут пребывания в этом мире мне прочно вбили в голову, что снять чужую магию нереально.

Неважно кого и за что околдовала улыбчивая ведьма, исключительно из любви к искусству, врождённой вредности или пылкого и кажется взаимного чувства ненависти к Моргане, я бы попыталась отменить заклятие. Но, увы, слова, сказанные в приёмной комиссии и не раз повторённые Элифаном, глубоко засели в сознании. А без веры -- ничего не получится, это я знала точно.

Всё вокруг притихло. Только изредка слышатся оттуда, где осталась неведомая тварюшка жалобные всхлипы и пыхтение. Прошмыгивая от куста к кусту, крадусь. И вдруг на небольшой вырубленной полянке моему взору предстаёт… даже в сравнении с моей второй ипостасью – маленькое чудо. Иными словами и не назвать!

Покрытая даже не щетинкой ещё, а детским пушком, эта отважная крохотуська взирала на меня печально и без малейшего страха своими умильными, обрамлёнными густыми белыми ресничками тёмными глазками-бусинками. Розовый пятачок и кро-о-охотный такой хвостик смешно и трогательно подрагивали. Ушки навострились, прислушиваясь.

-- Вот и что с тобой, чудом, делать? – обращаясь в своё обычное тело, произношу.

У меня ни на миг не возникло даже мысли бросить кроху здесь. А в её глазках мгновенно зажёгся робкий огонёк надежды. Правда ушки прижались как-то странно к голове, и хвостик пуще прежнего задрожал, но было видно, что тварюшка хоть и боится, но о-о-очень хочет мне поверить.

Не дожидаясь неприятностей в виде случайно вернувшейся Морганы, подхватываю дрожащее тельце, создаю портал и с мыслью: «Будь, что будет!» -- переношусь в замок мужа.

Стоит заметить, кроха при входе в портал не на шутку напугалась: начала дёргаться и едва не вырвалась. Видимо, всё магическое вызывало в малышке панический страх. Ведь большая часть населения Карпега не обладала магией. Если не считать таковой предрасположенность кого-то к умению обращаться с животными, или ковать великолепное оружие, или взращивать завидные урожаи.

Как только выявлялась такая черта (а дар к чему-либо имелся у всех поголовно), одарённое создание на веки вечные лишалось права выбора профессии. И пусть он сто раз тяготеет к ваянию статуэток и ваз, но, если суждено быть пахарем, им и будет. Ибо ценились именно такие работники, «обычных» никто на работу не брал, да и семья не позволяла в убыток трудиться.

Кто знает, кем была та, что сейчас дрожала у меня на груди?

Перенестись в спальню не решилась. В столовую тоже. А в замке мужа я, по сути, была лишь в ещё одном месте: на той самой лужайке, где, обольщая меня, будущий муж устраивал пикники. И вот стою на том самом месте, где впервые в жизни позорно попыталась обратиться, сохранив заменяющее в тот момент одежду покрывало.

От воспоминаний даже румянец на щеках выступил. Это сейчас Элифан мой муж, а помимо него уже были и Кхёрн у меня, и Артон у моей второй ипостаси, а тогда, будучи ещё невинной девой, я жутко смутилась, очутившись обнажённой перед этим сногсшибательным и невероятно обаятельным магистром.

Отпустила всё ещё не прекращающую дрожать кроху на травку, думала -- убежит. Нет. Встала как вкопанная, глянула под ножки и, запрокинув головку, смотрит вопросительно на меня. На мою физию непроизвольно наползает умильная улыбочка. Приседаю, осторожно, стараясь не напугать, глажу по носику, между ушек.

-- Не бойся, маленькая, я тебя не обижу, -- говорю и искренне надеюсь, что это окажется правдой.

-- Арх сказал ты здесь… -- раздаётся неожиданно холодный голос Элифана.

Непроизвольно вздрогнув, оборачиваюсь. От ледяного взора стоящего за моей спиной мужчины, мурашки по коже бегут. Свершилось то, чего так боялась: осудил, не понял… хотя, как такое можно понять?

-- Там Яр помешал, ты решила тут меня добить? – его слова режут, словно нож.

Нет, можно было бы понять, если бы обвинил в покушении на всех присутствовавших на западном рубеже, но лично ему-то что я сделала?

-- Что такое ты говоришь? – в шоке вопрошаю.

По его губам, искажая красивые черты, змеится неприятная горькая ухмылка.

-- Там ты смотрела на меня и раз десять пыталась достать. Спасибо твоему отцу, моя защита не выдержала бы, -- говоря это, смотрит на замок, потом медленно переводит взгляд на жмущуюся к моим ногам кроху, на меня. – Что, ещё кого-то заколдовала? Странно, что в этот раз не слышится возмущённый писк. В этом доме тебе больше не рады. И верни кольцо, – добавил он холодно, а у меня сердце в пятки упало от этих слов.

-- За что? – глупо спрашиваю, пытаясь рассмотреть такое любимое лицо сквозь пелену предательских слёз.

Молчит. И вдруг боль вытесняется злостью: «Вот какова его любовь! Не разобрался, не спросил! Мог бы и просто в своих глазах оправдать. Правильно говорят: лучше вырвать чувство к недостойному на корню в начале отношений, чем обнаружить гниль спустя десятилетия потерянной рядом с ним жизни!» Нащупываю дрожащее тельце возле ног, подняв, прижимаю к груди, а между поглаживаниями стягиваю словно вросшее в палец кольцо.

Ничего не видя сквозь слёзы, швыряю его туда, где, судя по голосу, стоит этот идиот. Создаю портал в единственное место, где меня уж точно НИКТО не сможет отыскать: на территорию оплаченного на несколько месяцев вперёд коттеджа на берегу живописного озера на Земле.

Очутилась я возле достопамятного бассейна. Ярко светило солнце, откуда-то из-за густой живой изгороди доносился весёлый детский смех. По всем прикидкам сейчас конец июля.

Внутрь входила с опаской. За минувший месяц тут мог обосноваться кто угодно. Двери-то, уходя, я не закрыла. Официально-то коттедж числился за мной, но в России свято место пусто не бывает, и кто-нибудь мог заселиться или втихую, или под негласное согласие получившей на лапу администрации. Но вопреки ожиданиям, в доме не было признаков чужого пребывания, все вещи, документы и даже деньги остались целы и на своих местах. Видимо охрана базы отдыха не зря хлеб ела.