А может быть, просто со мной скучно. Тогда уж мне только и остается быть одному.

{88} Все-то мы в этом отношении какие-то одинокие. Собираемся только для того, чтобы за бокалами шампанского выслушать красивые слова на давно знакомые темы.

По поводу твоей «Чайки» у меня уже даже шла довольно оживленная переписка с петербуржцами — и то я горячился.

Что тебе рассказать нового?

Посплетничать? Только вчера узнал, что у Лысцовой есть ребенок, а отец этого ребенка — Гольцев. Вот видишь — какая «жизнепотребность». А ведь Виктору Александровичу под 50. Мать счастлива и горда и не скрывает своей радости и гордости. Любопытно знать твой взгляд на это.

Я занят раздачей ролей в пьесе и вообще пьесой. Писал ли я тебе о ней, не помню. Называется «Цена жизни». Драма. Вопрос о самоубийствах. Идет в бенефис Ленского, 12 декабря.

Писал я ее с невероятным напряжением, настолько сильным, что давал себе слово больше не писать пьес. Пока она имеет успех и даже выдающийся, т. е. у тех, кто ее читал.

Остальное мое время уходит в школу.

До свиданья. Обнимаю тебя и шлю от себя и Кати поклон вам всем.

Твой В. Немирович-Данченко

27. А. П. Ленскому[146]

1896 (?) г. Москва

Милый Саша!

Согласно обещанию, извещаю тебя, что спектакли в школе состоятся 15‑го, 20‑го, 24‑го и 30‑го. В первый спектакль пойдет «Нора». Начало в 8 часов.

Нечего и говорить, что твое посещение было бы очень лестно для нас.

Твой Вл. Немирович-Данченко

{89} 28. С. В. Флерову (Васильеву)[147]

6 мая 1897 г. Москва

6 мая 97 г.

Глубокоуважаемый Сергей Васильевич! Хотел сам приехать к Вам в Останкино, оттого и не отвечал. Но срочные работы задушили меня. Завтра утром уезжаю в деревню.

Ваше намерение перевести «Цену жизни» для Дузе польстило мне и очень порадовало[148]. Хорошо бы! Посылаю Вам оттиск «Северного вестника». В нем есть кое-что, вычеркнутое для сцены цензором[149]. Я для печати снова внес эти вымарки, так как сам цензор любезно написал мне, что производил купюры с большим сожалением. И когда мы репетировали пьесу, артисты (Ермолова и Ленский) каждый раз сердились на цензуру.

До свидания. Желаю Вам спокойного лета.

Спасибо за все Ваше внимание ко мне. Работая снова, буду думать о Вас и стараться быть на высоте Вашего отношения к моим трудам. Жена крепко жмет Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

29. К. С. Станиславскому[150]

7 июня 1897 г. Усадьба Нескучное

7 июня 97 г.

Екатеринославск. губ. Почт. ст. Павловка

Многоуважаемый Константин Сергеевич!

В Москве ли Вы?[151] Я приготовил Вам длинное-длинное письмо, но так как буду скоро в Москве, то не отправляю его[152]. Дайте мне знать по адресу: Гранатный пер., д. Ступишиной.

Если это письмо найдет Вас далеко от Москвы, то пришлю то длинное, приготовленное раньше. Но куда? Я буду в Москве между 21 и 26 июня.

Вл. Немирович-Данченко

{90} 30. К. С. Станиславскому[153]

17 июня 1897 г. Москва

Гранатный пер., д. Ступишиной

Получили ли Вы мое письмо?

Говорят, Вы будете в Москве завтра, в среду. Я буду в час в Славянском базаре — не увидимся ли? Или известите по прилагаемому адресу, когда и где.

Вл. Немирович-Данченко

31. К. С. Станиславскому[154]

12 июля 1897 г. Ялта

12 июля, Ялта

Многоуважаемый Константин Сергеевич!

Всего второй день, как я устроился в смысле некоторой, временной оседлости, а то все бродил. Не взыщите, что пишу карандашом и на писчей бумаге.

Хочу поделиться с Вами встречами и соображениями по поводу нашего дела.

Теперь я рассказываю о нашем проекте, что называется, направо и налево, то есть решительно всякому, кто может судить о шансах на успех дела. И можете себе представить, как ни верю я в наше предприятие, но такого единодушного сочувствия и такого уверенного предсказывания большого, даже материального, успеха и я не ожидал.

Нет антрепренера или опытного актера, который бы усомнился в этом.

В деревне я нашел письмо от Кошеверова. Вы помните, я говорил, что за 4 года, со времени его окончания курсов, потерял его из виду и боюсь, не испортился ли он не только как актер, но даже в своих художественных намерениях. Вообразите мое удовольствие. Он спрашивает моего совета, как бы ему снова поступить в школу. За 4 года практики, играя первый репертуар, он пришел к убеждению, что не только не сделал ни шагу вперед, но и разучился играть как следует. И хотя на зиму кончил к Бородаю[155], однако предпочитает снова учиться. По моему расчету ему 24 года. Значит, его все — {91} в будущем. Меня необыкновенно утешило его письмо (мы с ним не виделись и не переписывались уже года два). Оно как нельзя кстати. Если он способен желать возвращения в школу, то, несомненно, не пропал для дела. Я ему написал о нашем «театре-школе»[156] и сказал, что это будет для него лучше всего.

Если он уйдет от Бородая, то советую ему в эту же зиму слушать лекции и немножко поиграть, как в школе, так роль-другую и у Вас. Ввиду отсутствия любовников, Вы понимаете, как это важно для нас.

Затем о герое. В последние дни я очень сильно подумываю об известном актере Шувалове. Хотя я с ним знаком, но видел его на сцене давно, когда он начинал. Теперь это лучший провинциальный актер, необыкновенный труженик, горячо преданный делу, с очень большим репертуаром. Он вроде Вас, играет героические роли и характерные, как молодых, так и стариков.

Он удивительно подходит именно к тому типу первого актера, какой нам нужен. Вы будете с ним делиться ролями и даже дублировать, особливо в провинции[157]. Помните, Вы говорили о Рощине? Но какое же сравнение! Рощин — актер кончившийся, а у этого огромное будущее. Рощин играет даже на гастролях новые роли с одной репетиции (факт), а этот — превосходный работник. Вся задача — привлечь его к нам. Я хочу взять на себя эту миссию. Прошу его свидания — или в Москве в начале сентября, где мы можем побеседовать с ним втроем, или, если он не может, в Харькове, куда я для этого заеду. Он получает 700 р. в месяц. Карпов предлагал ему 4 тысячи, но он уклонился. Я думаю, что наше дело скорее прельстит его. Здесь он найдет то, что должно составлять его идеалы. В Петербурге же ему будет теснее, а в Москве, на казенной сцене, и вовсе нечего делать. Как Вы думаете, не может ли он быть и пайщиком дела? Этим его скорее всего можно было бы привлечь. По всем рассказам, более подходящего актера для нашего дела я решительно не могу себе представить.

Напишите мне Ваши соображения по этому поводу. Разумеется, я ничем не буду кончать с ним, не сговорившись с Вами, {92} но хочу знать, насколько он будет готов вступить к нам в дело.

Когда я рассказал о нашем проекте Азагаровой, она категорически заявила, что все лучшие силы Корша ушли бы к нам. Приблизительно на таких условиях: получающие 600 р. в месяц — на 3 тысячи в год. Они нам не нужны, но такое заявление служит доказательством, что мы взяли верный тон и возбуждаем огромное доверие.

Лучшие из моих питомцев продолжают подтверждать, что пойдут к нам за полцены.

Нам необходимо установить годовое жалованье, и тогда цифры его выразятся не совсем так, как мы проектировали. Контракты на 3 года minimum. Например:

Москвин — 1 200, 1 200 и 1 500 (1‑й год, 2‑й год и 3‑й год).

Петровская — 1 500, 1 800 и 2 100 (— '' —)

Кошеверов — 1 200, 1 500 и 1 800 (— '' —)

Это высокие оклады. Второй оклад — 600, 600 и 900. Сюда войдут даже Дорина[158] и бытовая актриса.

Заметьте, что третий год — уже большой театр в Москве[159]. Потом уже можно будет либо повысить оклады, либо ввести актеров в дивиденд.

Ручаюсь Вам, что все заявления делались мне без малейшего лицемерия.