«Как нам стало известно, руководство ….такого-то предприятия всерьез и надолго собирается заниматься здоровьем своих работниц. Потому закуплено оборудование, аппараты и даже целые лаборатории, которыми не оснащены поликлиники в соседних крупных городах… Таким образом, заботясь о здоровье и работоспособности женского персонала швейной фабрики, руководство ее в лице….такого-то Николай Николаевича прилюдно показывает истинное отношение к работницам женщинам и ту заботу, которое оно намерено проявлять о своих кадрах в дальнейшем. Кстати, так же обстоят дела с общежитием, и даже при заводской поликлинике оборудовано прекрасное гинекологическое отделение. Так что решайте, дорогие наши женщины, где вам обследоваться и рожать, дома, где для вас созданы прекрасные условия или…»

— Так, статья заказная, ясно, откуда ветром повеяло. Они уже закупаются и готовятся гады, ну, а бабы что? Неужели поверят?

— Поверят и еще как! Кстати в статье ведь ничего не сказано, что за продукцию будет выпускать ваша швейная? А ты случаем не знаешь?

— Ты что издеваешься или шутишь, подкалываешь? Если речь обо мне, так я все еще не решила, что ставить на поток, с чего даже начинать.

— Вот как? А я-то думал, что ты уже все решила и дело только за финансами, организацией? Разве ты не договорилась с кутюрье? Вот как? А я — то, думал, что все уже ясно и понятно… — Тянет Игорь. — Тогда скажи мне на милость, почему такой ажиотаж вокруг всего этого?

— Ну что ты заладил, думал, думал? Кто вообще о чем-то думал, когда жизнь в опасности? Пришлось соглашаться на любых условиях, я ведь не хотела, чтобы из-за меня пострадала Мари. А теперь? Скажи мне лучше, как теперь все обстоит? Кто-то занимается всем этим или мне снова самой разгребать?

— Занимаются. Кстати от Мари тебе привет.

— Вот как? А что же ты мне раньше не сказал? Что она сказала, ничего не передавала мне?

— Мне передали, что она сказала, что молится.

— И все? Что молится и все?

— Да!

— Ну, а мы ей ничем не поможем, что ли?

— Поможем и не только ей, но и остальным. Выписывайся и я тебя введу в курс всех наших дел.

— Так все-таки наших?

— А ты как думала, что я тебя оставлю одну им на растерзание? Хватит, пусть теперь знают, что мы вместе с тобой, а этого они бояться! Потому старательно ищут слабые стороны мои и твои. Ты таких за собой не чувствуешь? Может ты мне не все рассказала, и я чего-то не знаю?

Ну все! Началось, думаю. Сейчас начнем копаться в моем прошлом, и всплывет на поверхность все то, что плохо пахнет.. И что тогда? Что мне ему ответить, он же ведь ждет!

— Знаешь Игорек, я ведь не паинькой росла и …

— Так! О твоих связях с Блендой и там с какой-то девицей еще в детстве, я знаю. Кстати, мы ей помогли в медицинский поступить, и она уже учится. Так что у тебя в скором времени свой медик появится. Что — то не так? Не надо было ее?

От его вопроса во мне предательски униженно шевельнулся мой внутренний голос. Ну что же ты медлишь, ответь ему? И я, растерявшись, тяну ему…

— Ну, почему же? Правильно, наверное…правильно все…

А что правильно: что?

И тут же, опрокидывая во мне всякий здравый смысл, словно выстрел, воспоминания пронеслись, как вихрь …

Приехала как-то к матери в гости, домой. Я уже заканчивала учебу и даже работала в смене, вместе со всеми. Швея-мотористка. Ужас, какой-то! Сама не заметила, как меня затянуло.

Сначала мать. Давай учись и работай на фабрике. Мы им за все благодарны и в долгу. А потом сама же и вытолкнула. Видно, яблоко от яблоньки и так далее. Стал к нам приходить вот тот, видный участковый и все чаще, и все дольше засиживался. Мать суетилась, прихорашивалась каждый раз. Влюбилась. А потом, мне и говорит.

— Дочка, а я замуж собралась. Прости меня, но я мать тебе скверная. Будет лучше, если ты в общежитии жить будешь, пока Кузьмичу, — так зовут участкового, — квартиру не выделят.

Ух, я на нее разозлилась! Мало того, что мне все детство испоганила, так еще и дома лишает! А потом успокоилась и думаю. Нет, может это и к лучшему? Ведь если не выберусь отсюда, повторю ее судьбу. Нет, думаю, уж я то, по их палочкам, как по ступенькам, а наверх выскочу и от этой жизни выберусь, убегу, уползу.

Я долго размышляла о себе и жизни. Потом поняла, что мне самой не пробиться. Если буду продолжать так дальше, то либо за какого-то местного пендоса замуж выйду или закончу свою жизнь на панели. И никому моя красота не нужна будет.

Поэтому сразу, как только я стала жить далеко от дома, то круто поменяла свое отношение к мальчикам и мужчинам. Вывернула свою лодочку наизнанку, присушила.

Училась, пошла в студию на танцы. Вела себя так, что вскоре все и забыли мое прежнее имя, Бест. Я опять стала Веркой, а чаще Верочкой. Даже решила косу не срезать. Пусть, думаю, какому-то олигарху достанется.

Работала над своей эрудицией и речью, стала много читать. И что интересно. Расцвела так, что уже все ко мне стали обращаться — наша Верочка, наша красавица. Сначала победила на новогоднем конкурсе красоты. Потом стала первой на конкурсе красоты среди работниц ткацких фабрик нашей области. Ко мне посыпались письма с предложениями, стали просить мое фото.

Однажды, к нам в общежитие приехала из столицы молодая женщина-фотограф, и я ей позировала. Снимки она делала очень красивые. Показывала, просто классные.

После того, она пригласила меня к себе в гостиницу.

Ну, что вам сказать? Она думала, что я Снегурочка, не разбуженная, что я куколка красивая, что просто провинциальная дурочка. А мне пяти минут хватило, чтобы с ней разобраться.

Она сама себя выдала тем, что, думая, что я нолик в сексе и провинция, что со мной можно поиграть в кошки-мышки, а потом бросить. Но со мной все у нее не так пошло.

Я, помня о том, что мне надо выбиваться, прикинулась дурочкой и, слегка отдавая себя ей в коготки, все твердила о том, чтобы она мне помогла сначала отсюда выбраться. Кончилось это тем, что я ее переиграла и обхитрила.

Я ее завела своей наивностью и простотой, позволила слегка потискать и поцеловать, а потом вижу, как она загорается и западает на меня, тогда я ее культурненько и мягко так, отшиваю. Отодвигаю ее от себя.

Она не на шутку обиделась. Еще бы! Такую великую и знаменитую отвергла какая-то девка фабричная да смазливая. Я ее так самолюбие прохватила, что она согласилась в обмен на мои уступки в дальнейшем, пригласить меня на кастинг в столицу. Я тогда и слова-то такого не знала! Поняла, что мне выпадает шанс.

Уехала. Видно обиделась крепко за то, что я ее отшила, но мои фотографии и портрет, и визитки свои мне прислала на память.

Видно я ее все-таки зацепила. Вот, какой я стала хитрющей лисичкой.

Конечно, мне все это не просто далось, я потом исстрадалась. Ведь как мне хотелось ответить и с ней прочувствовать вкус настоящей жизни. Если бы она только знала тогда, как я себя сдерживала, как я внутри клокотала! Именно это, скрытое во мне пламя, она и почувствовала, как человек тонкий и необычайно чувствительный.

А еще она мне написала, что она просит меня сохранить косу и не краситься, иначе я на кастинге не пройду. Спасибо ей, конечно. Но, что я дура. Я-то уже давно поняла, что половину своего успеха в моем облике красавицы, не писанной, непременно в этом и заключается, что я, как девочка деревенская с косой. Об этом скажу пару слов.

Косы — это у нас в роду. Все женщины их до самой своей смерти носили. Косы наши не простые, а с секретом. Из поколения в поколение передавались рецепты, как волосы в таком прекрасном состоянии поддерживать. И мне моя мать, которая так же на свою косу папку моего, а потом и Кузьмича поймала, так вот, мне она этот рецепт передала, а она от своей матери и так по всей цепочке. Поэтому я передам его только своей доченьке-дочке. Вы спросите, а какой? Читайте, может, что и узнаете. Но по-честному, это наша семейная тайна и секрет. На ее кастинг решила не ехать.