Корелли так и не выпустил воздушный номер. В конце августа он умер. Умер внезапно, собираясь в цирк на представление. Рая зашла за ним, и все случилось у нее на глазах. У Корелли лопнула аорта, и кровь хлынула горлом. Крови было много, Рая держала своего учителя за плечи, а кровь все хлестала и хлестала в подставленный женой, убежавшей за врачами, таз. Так он и скончался, не дождавшись медицинской помощи.

Александр Васильевич Корелли — настоящая его фамилия была Пешков, но об этом мало кто помнил — принадлежал к числу тех удивительных цирковых самородков, которые все умели и могли. Малограмотный человек, он создавал номера, отмеченные высокой культурой замысла и исполнения. Он жадно стремился освоить, преобразить для манежа все то новое, что успевал заметить и оценить во время бесконечных гастролей по стране. Он обладал завидной способностью добиваться от выступления на манеже максимума художественного впечатления и использовал для этого все средства выразительности, к которым мог прибегнуть, — оригинальной конструкции аппаратуру, костюмы, подчеркивающие линию тела, создающий романтический настрой свет прожекторов, гармоничную музыку. Фрагменты классических произведений Бородина, Грига и Дриго поддерживали четкий ритмический строй гимнастических комбинаций. Но Корелли мечтал, чтобы музыкальное сопровождение номера было созвучно духу времени. В Москве, в последний месяц своей жизни, он заручился обещанием Даниила Покрасса написать специальное сопровождение для готовящегося воздушного номера, где каждое движение должно было быть связано с музыкой. Но главным талантом Корелли была любовь к цирку. Беззаветности такой любви научить нельзя. Ее можно только почувствовать и заболеть ею. Так с Раей и произошло.

В октябре 1931 года вместе с подругой она покинула труппу Кликет. В том же октябре на манеже Орловского цирка состоялось первое выступление номера, анонсируемого афишами, как «4 Немар, рамка». Сбылась наконец давняя мечта девушки, она стала воздушной гимнасткой. Но до этого в жизни ее произошло событие, о котором нельзя не рассказать.

С тех пор как Корелли заставил Раю отрезать косы, она никак не могла решить, что делать с волосами. Не было такого дня, чтобы она не колдовала над своей прической. Но всегда с разочарованием убеждалась, что и на этот раз чуда не произошло. Так продолжалось несколько лет, пока однажды харьковский парикмахер, ровняя ей волосы, предложил сделать челку. И в ответ на нерешительное согласие решительно выстриг ее, но не прямую, как причесывала в детстве мама, а под резким углом от висков к переносице. Волосы вокруг головы парикмахер подрезал настолько коротко, что они только слегка закрывали уши, свободно облегая затылок «а-ля-Леа де Путти», как тогда изъяснялись на кинематографическо-куаферском наречии. Талантливые ножницы харьковского мастера волшебно преобразили ее лицо. Четкие углы гладкой черной прически придали ему настолько утонченно-экзотическое выражение, что Н. А. Кадыр-Гулям (Янушевская), впервые увидев девушку с новой прической, тут же безапелляционно заявила: «Совсем другой человек. Такую Раей звать невозможно».

Цирковые артисты любят решать дела сообща. Все находившиеся тогда в цирке принялись обсуждать, как следует величать Раю. Долго спорили, наконец, чуть ли не хором стали прибавлять к «Р» другие буквы. Ничего путного не выходило, пока кто-то не произнес: «Рикки-тикки…» И тут уж Надежда Александровна положила предел всем спорам и сомнениям. «Рикки — и все!» — сказала она. На этом и порешили. Так Рая получила свое цирковое крещение.

Руководитель номера, в котором стала работать Рикки, Жорж Немар, восемнадцатилетним юношей пришел в цирк как борец. Несмотря на юный возраст, силы и мастерства ему было не занимать. Еще не окончив школы, он вступил в отряд Частей Особого Назначения. Это был 1920 год, разгар борьбы с белобандитами на юге Украины. Но неспокойная бивуачная жизнь, редкие передышки между сражениями не мешали юному чоновцу продолжать занятия любимым спортом. Мало того, он становится старшим инструктором по спорту сначала своего батальона, потом полка, а там и преподавателем спорта на командирских курсах ЧОНа и Всевобуча.

В Кременчуге, он вышел на цирковой манеж. Весь город ломился на состязания Всемирного чемпионата классической борьбы; не было по тем временам зрелища более захватывающего и популярного. Шел 1922 год, Советская Россия все еще была зажата кольцом экономической блокады, но тем не менее чемпионов различных стран на соревнованиях хватало. Секрет этого юный чоновец разгадал очень скоро, так как его самого при выходе в «парад-алле» провозгласили Жоржем Карпи, чемпионом Греции. Кстати, именно с тех пор он и стал Жоржем. О подлинном имени и отчестве — Изяслав Борисович — более чем на два десятилетия забыли и его товарищи по цирку и он сам.

Недолго оставался Жорж борцом. В цирке он увлекся гимнастикой и начал работу в группе Матлас. В 1929 году Л. В. Кулешов уже снимал ее в своем фильме «Два-Бульди-два» как лучшую воздушную рамку того времени. Правда, вскоре Матлас ушел из цирка, Жорж стал работать с другими партнерами под псевдонимом Форвердс, а в 1931 году, когда те уехали за границу, быстро отрепетировал номер с тремя девушками, все они были воспитанницами Корелли.

Жорж придумал для номера оригинальный по тем временам аппарат. Обычную рамку для гимнастической работы он увенчал огромным абажуром.

Сегодня слушать о воздушном номере под абажуром просто смешно. Но не надо забывать, что аппарат был придуман в 1931 году, когда зрителя заманивали в цирк такими страстями, как привезенная иностранными гастролерами «Люстра дьявола». Впрочем, в запугивании публики не уступали и отечественные артисты, взять хотя бы полет под непритязательным названием — и таким же оформлением — «Четыре черта». Поэтому в реальной ситуации тех лет придуманный Жоржем абажур был даже вызовом чрезмерно распространенной «смертельной» подаче воздушного номера.

Абажур, обтянутый черным бархатом снаружи, с белым шелковым плафоном придавал всем гимнастическим комбинациям, под ним совершаемым, некую романтичность. А кроме того, служил прозаическим целям. Тогда в большинстве цирков из рук вон плохо обстояло дело с прожекторами. Так вот абажур и позволял справиться с этой немаловажной трудностью, ярким светом освещая работу артистов.

Что касается собственно работы, то она была, как любят говорить в цирке, «сильной» и не только для того времени. Повиснув на рамке, Жорж держал в руках штангу с тремя парами гимнастических колец, на которых партнерши одновременно исполняли комбинацию, состоящую из нескольких штицов, бланшей и шпагата. Потом на рамке все четверо ухитрялись выполнить ряд акробатических поддержек. Были парные обрывы (свободные от трюка партнерши стояли по бокам рамки в эффектных позах). И на финал Жорж держал в зубах консоль, на которой в зубниках крутились все три партнерши.

Годы, о которых идет речь, были временем небывалых строек. Самой главной по праву считалась та, которая развернулась вокруг Магнитной горы. Вся страна стремилась на Магнитострой. Посильный вклад старались внести в дело всенародной стройки и артисты цирка. Первым городом, куда поехала работать группа Немар, был Магнитогорск.

Жить пришлось в бараках. Конечно же, ни соответствующей обуви, ни подходящей одежды у артистов не было. А было горячее желание доставить радость пришедшим в цирк строителям. Хотелось откликнуться на каждую победу металлургов. На комбинате зажигали первую печь, и артисты украсили «абажур» лозунгом на красном кумаче: «Да здравствует пуск домны!» Страна отмечала Октябрьские торжества, и гимнасты укрепляли на костюмах римские цифры «XIV», годовщину Советской власти. Может быть, сегодня эти бесхитростные попытки откликнуться на злободневные события и покажутся кому-нибудь наивными, далекими от искусства, но в те годы всеобщего энтузиазма чувства артистов понимали и разделяли благодарные зрители.

Юность Рикки была юностью страны, молодостью советского цирка. Трудные годы. И вместе с тем счастливые годы. Конечно, все хотели лучшего. Но не обходилось и без курьезов. Иногда серьезные вопросы решались очень наивно. Так, униформисты потребовали, чтобы с них сияли нарядные куртки с позументами, мотивируя это тем, что они рабочие, а не швейцары. И ведь сняли. Очень уж хотелось, чтобы молодой советский цирк был во всем отличен от иностранного. Потому, наверное, и вызывали в местком Лидию Лидину (Кошкину), выступавшую в красивых, расшитых блестками грациях. Местный комитет вполне серьезно предупреждал, что она, если не сменит костюма, будет исключена из профсоюза.