— Ты привык, чтобы все было по-твоему, да?

— У меня есть младшая сестра, — напомнил я ей. — Я никогда не делаю по-своему. Это было бы новым, неизведанным опытом для меня.

Элли рассмеялась, и что-то в моей груди сжалось. У нее был действительно великолепный смех. Я понял — она мне нравится. Когда она пела, это был ужасный голос, но она была милой, забавной и хорошенькой. Я снова ощутил в груди возле сердца приступ боли. Может быть, это и не было такой уж хорошей идеей. Возможно, ужиться с Элли будет сложнее, чем я ожидал. Но я уже предложил, и я был не из тех, кто отказывался от своего предложения.

— Если ты уверен, — она пожевала губу.

Я не был, но когда это останавливало меня?

Этой ночью я спала лучше, чем в последние месяцы, и сны мои были наполнены неким сексуальным, пахнувшим деревом и опилками мужчиной, перебросившим меня через плечо и намеревавшимся заняться со мной очень развратными вещами. Я проснулась, чувствуя себя одновременно отдохнувшей и невероятно возбужденной.

Когда я вышла из спальни, Шейн был на кухне.

— Доброе утро.

Он стоял перед холодильником, и на нем были только боксеры.

У меня упала челюсть при виде всех этих мускулов, я попыталась изобразить, как мне казалось, обыденное выражение лица.

— Доброе утро, — сказала я, заправив волосы за уши. — Я, хмм, собиралась пойти и воспользоваться душем, если ты не против.

— Да, я уже был там сегодня, — ответил Шейн, снова повернувшись к холодильнику, и я заметила, что его волосы влажные.

— О, хорошо.

Я сжала полотенце на груди немного крепче, наблюдая за тем, как капли воды стекают по его спине.

— Может быть, нам следует прийти к расписанию, или чему-то типа того, — предложила я.

Списки и расписания. Это был проверенный способ убить либидо любого мужчины. Он сработал на Кевине.

— По крайней мере, пока я не найду место, — быстро добавила я.

Мужчина выпрямился и повернулся ко мне, держа в руке пиццу.

— Это отличная идея, — сказал он, надкусив кусок. — Сегодня я бегал позже, обычно в это время я уже наверху у себя в магазине.

Я мысленно отметила время, пытаясь скрыть свое удивление от его готовности иметь расписание. Расписание на прием душа в его собственной квартире.

— Хорошо, если хочешь, оставь мне свой e-mail, я смогу отправить тебе макет расписания, когда разберусь с ним, а потом, если что-то нужно будет изменить, ты сможешь оповестить меня.

Он задумчиво жевал.

— Хмм, макет? — Шейн улыбнулся. — Звучит так профессионально.

— Это моя работа.

— Кстати, говоря о ней… у тебя ведь сегодня собеседования?

Я кивнула.

— Ну, тогда удачи.

Он указал наполовину съеденной пиццей в моем направлении.

— Спасибо, — выпалила я, а потом резко замолчала.

— Что?

— О, нет, ничего.

Если все это дело с расписанием не убило притяжение между нами, то, что я поправляю его, — уж точно убьет.

— Это как в театре, нельзя желать удачи. Нужно говорить «Ни пуха, ни пера! [11] ».

— Правда? — Шейн приподнял бровь, а потом пожал плечами. — Ну, тогда ни пуха ни пера.

— Спасибо.

Я уставилась на него, ожидая увидеть вспышку чего-то вроде раздражения, которую я так часто видела на лице Кевина.

— А если тебе нужно подкрепиться, — сказал Шейн, закрывая холодильник, — тут еще осталась куча пиццы.

— Какая связь между парнями и холодной пиццей на завтрак? — спросила я. — Мой брат тоже ее любит.

— Наверно что-то в нашем ДНК, — пошутил Шейн. — Я мужчина, я ем холодную пиццу. Никаких разнообразных блюд для меня.

Не сдержавшись, я фыркнула. И быстро приложила руку ко рту.

Но Шейн продолжал улыбаться мне.

— Я собиралась, ммм, пойти в душ.

Я жестом показала на дверь ванной, он кивнул.

— Ну, если я не увижусь с тобой до твоего ухода… — он подмигнул мне, — тогда ни пуха ни пера!

Я приняла быстрый холодный душ и стала готовиться к собеседованиям, которые были запланированы. Я распланировала их идеально — все они были на предстоящие Бродвейские шоу, а это значило, что они были в радиусе 15 кварталов друг от друга. Между ними было достаточно времени, чтобы пробежаться по заметкам, которые я написала для себя о продюсере, театре, постановке, режиссере, все, что бы показало им, как я подготовилась.

Я даже оставила себе дополнительное время во время ланча на поиски квартиры. Предложение Шейна было более чем благородным, но после моих чрезмерно ярких сновидений прошлой ночью, я знала, что будет лучше не слишком долго задерживаться в квартире, находясь в слишком тесном контакте с кем-то, кто так заводил меня. Мое тело, конечно же, было против, но расплачивался только мозг, поэтому он и принимал все решения.

Нахмурившись, я взглянула на свою сумку, зная, что мне все равно придется заняться стиркой. За исключением платья для собеседования, сумка была полна грязных вещей. Аккуратно разложенных, но все равно грязных. Хотя не каждый мог бы сказать это без нюхательного теста. Все мои пожитки были черного цвета.

Быть помощником режиссёра значило, что мне приходилось сливаться с толпой. Быть на гастролях значило, что мне приходилось путешествовать налегке. Поэтому у меня было мало одежды, и все, что у меня было, приходилось удваивать, как рабочий гардероб. Черт бы побрал мою модную философию. Джош называл это моей Уэнзди Аддамс фазой [12] . Я называла это фазой жизнь-на-чемоданах-и-с-отсутствием-чувства-стиля, что возможно вообще не фаза. Застегнув молнию на своем простом черном платье, я собрала волосы в небрежный пучок и схватила наплечную сумку — тоже черную — и направилась к ближайшему метро.

После того, как удача отвернулась от меня днем ранее, этим утром она, кажется, вернулась ко мне. Мне удалось занять место в поезде L [13] , и, вытащив наушники, я включила подкаст[14]  и начала просматривать свои заметки.

Легкое покачивание поезда было по знакомому комфортным — я уже и забыла, как сильно любила ездить на метро. Это расслабляло и успокаивало, разительно отличаясь от поездки на машине, или когда тебя кто-то вез. Находясь в поезде, я всегда была чрезвычайно продуктивной и сосредоточенной. Лиз шутила, что если я буду сдавать тесты в поезде А [15] , то на отлично сдам все свои предметы.

Она также всегда находила забавным, что такая фанатка контроля, как я, получала удовольствие от того, что полагалась на нечто столь ненадежное, как система метро в Нью-Йорке. И я не могла объяснить этого. Что-то в конструкции запутанной, комплексной сети поездов и расписаний успокаивало меня. Даже когда не работало идеально. Это помогало мне понять, что никто и ничто не было идеальным. Урок, который мне было тяжело применять по отношению к себе.

Я вышла из метро на морозный нью-йоркский воздух, наконец-то чувствуя себя так, будто вернулась в место, которому на самом деле принадлежала. Приближался День благодарения, и это время года было моим самым любимым. Укутанные в свитера и шарфы, люди глядели на сверкающие огоньки, которые были повсюду. В барах подавали кружки с горячим пуншем и колосистым яблочным сидром. Домашняя еда была во всех меню, и сладкий, знакомый запах жареных орешков из тележек был повсюду. Влажность лета уже давно развеялась, но все еще оставалось несколько недель до первого снегопада и начала, скорее всего, очень холодной зимы. Прямо сейчас Нью-Йорк был идеальным.

Это чувство комфорта и мира не длилось очень долго. После моего второго собеседования стало предельно ясно, что пока я, наверное, была отличным путешествующим помощником режиссера (их слова — потому что я точно была отличным помощником режиссера), им был нужен кто-то более опытный. Что-то вроде десяти-пятнадцати лет дополнительного опыта. Но они были бы счастливы, предложить мне возможность собеседования на должность ассистента помощника режиссера. Шаг назад.