Я. Рапопорт, профессор-паталогоанатом: "Изгнание евреев-профессоров из медицинских вузов открыло неожиданный легкий путь к кафедрам многим бездарным тупицам, прозябавшим около науки без надежды на ее признание… Преемники вакантных мест без страха и сомнения занимали их. Они были убеждены в том, что ум присваивается вместе с должностью".

Летом 1950 года выявили чрезмерное количество "лиц еврейской национальности" в клинике Института лечебного питания. Часть евреев уволили, а профессора Л. Берлина и врача Б. Левина приговорили к 25 годам лагерей как "английских шпионов". Не выдержав волнений, умер руководитель клиники профессор М. Певзнер; его жену арестовали и под пытками добивались признаний, что покойный муж сотрудничал с британской разведкой.

В ноябре 1950 года подошла очередь профессора Я. Этингера, известного в стране кардиолога, который лечил руководителей партии и правительства. На допросах Этингер категорически отрицал свою вину – в наказание его поместили в сырую камеру с искусственным охлаждением. Испытание оказалось чрезмерным для пожилого человека, и Рюмин сумел получить необходимые показания о "единомышленниках Этингера, еврейских националистах", среди которых оказалось около двадцати врачей.

За время пребывания в тюрьме Этингер перенес десятки сердечных приступов, умер в марте 1951 года от "паралича сердца", но к тому времени в протоколе допроса уже было записано: в 1945 году, при лечении секретаря ЦК партии А. Щербакова, Этингер "делал всё для того, чтобы сократить последнему жизнь".

Н. Хрущев: "Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер. Сталин, правда, говорил другое: что дураком был – стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой".

4

Еще при жизни Этингера Абакумову доложили о "вредительском" лечении Щербакова, однако министр отклонил эту версию, посчитав ее невозможной. И тогда Рюмин направил Сталину донос на Абакумова, "опасного человека для государства": он запретил допрашивать Этингера, чтобы скрыть причины смерти Щербакова, поместил арестованного в камеру, вредную для здоровья, и довел его до преждевременной кончины. Таким образом "террористическая деятельность" Этингера "осталась нерасследованной", оказались невыявленными и его единомышленники.

Сталин был чрезвычайно подозрителен; донос Рюмина лег на благоприятную почву, и Абакумова арестовали по распоряжения вождя. Он жаловался Сталину на обвинения Рюмина: "Этого не было и быть не могло. Это неправда. При наличии каких-либо конкретных фактов, которые дали бы возможность зацепиться, мы бы с Этингера шкуру содрали, но этого дела не упустили бы…"

В 1951 году арестовали офицеров-евреев в центральном аппарате МГБ и обвинили в создании антисоветской группы (среди них оказались Н. Эйтингон, руководившей операцией по убийству Л. Троцого, и А. Свердлов, сын Я. Свердлова, одного из руководителей большевистского переворота 1917 года). Главой группы признали полковника Л. Шварцмана, специалиста по фальсификации политических дел; его пытали вчерашние коллеги и заставили признаться, что он руководил "еврейскими националистами" в МГБ, был связан с английской и американской разведками. На основании этих "признаний", Рюмин доложил Сталину: Абакумов "вынашивал изменнические планы и, стремясь к высшей власти в стране, сколотил в МГБ СССР преступную группу из еврейских националистов".

После ареста Абакумова ЦК партии принял постановление "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР"; в нем сказано: "Погасив дело Этингера, т. Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задание иностранных агентов…"

Рюмина назначили заместителем министра и присвоили ему генеральское звание, а С. Игнатьев, новый министр государственной безопасности, получил указание вождя: принять решительные меры "по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой он (Сталин) давно убежден".

Летом 1951 года попала в тюрьму С. Карпай, врач Кремлевской больницы. К ней применяли жесткие меры воздействия, но Карпай держалась стойко и отрицала "вредительские" методы лечения советских руководителей. Не добившись нужных показаний, Игнатьев предложил Сталину "осудить Карпай на 10 лет тюремного заключения" (в сырой, холодной камере она заболела астмой и умерла через два года после освобождения).

5

Академик В. Виноградов, лечащий врач Сталина, последний раз осматривал своего пациента в январе 1952 года, обнаружил у него высокое кровяное давление, грозившее повторным инсультом, и посоветовал временно прекратить активную деятельность. Сталин был рассержен этим диагнозом; возможно, он полагал, что соперники сговорились отстранить его от руководства страной, и больше не позволял врачам осматривать себя.

В октябре 1952 года проходил 19-й съезд партии, последний в жизни вождя, на котором Всесоюзную коммунистическую партию большевиков переименовали в Комунистическую партию Советского Союза. Сталин уже не мог выстоять на трибуне несколько часов, чтобы зачитать отчетный доклад; он произнес лишь небольшую заключительную речь, закончив ее словами: "Да здравствует мир между народами! Долой поджигателей войны!" ("Все встают. Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Возгласы: "Да здравствует товарищ Сталин!", "Да здравствует великий вождь трудящихся мира товарищ Сталин!", "Великому Сталину ура!")

По предложению вождя Политбюро переименовали в Президиум ЦК партии и значительно расширили: в его состав вошли 25 членов Президиума и 11 кандидатов. Это были новые лица в высших рядах партии, обязанные Сталину своим возвышением, – на них он и собирался опираться в будущем, не доверяя прежним своим соратникам. И хотя Берия, Молотов, Хрущев и другие также попали в Президиум, они опасались, что его создание – это часть сталинского плана будущей ликвидации "старой гвардии". Сталин мог уничтожить их постепенно, одного за другим, обвинив в преступлениях, которые сам же и планировал. Это обстоятельство породило предположения историков, что многолетние сподвижники вождя ускорили его уход в мир иной.

Стареющий, теряющий силы глава государства, страдавший хроническими заболеваниями, не доверял уже никому, а потому уединялся на "ближней даче" под Москвой. Сплошной трехметровый забор в два ряда. Патрули с собаками. Внешняя и внутренняя охраны. Шлагбаумы на подъездном пути. Системы сигнализации внутри дома. Сталин прогнал даже генерала Н. Власика, который многие годы отвечал за его безопасность, а затем велел его арестовать – вождю доложили, что Власик не обратил должного внимания на письмо Тимашук и пытался вместе с Абакумовым замять "дело врачей-вредителей".

С. Аллилуева, из воспоминаний:

"Двадцать семь лет я была свидетелем духовного разрушения собственного отца и наблюдала день за днем как его покидало всё человеческое, и он постепенно превращался в мрачный монумент самому себе…

Он знал, что делал, он не был ни душевно больным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять… Соперники и противники были уничтожены. Страна и партия признали его единоличную власть. Всё замолкло и, казалось, покорилось. Ему курили фимиам и за пределами СССР… Но он не радовался своей жатве.

Он был душевно опустошен, забыл все человеческие привязанности, его мучил страх, превратившийся в последние годы в настоящую манию преследования, – крепкие нервы в конце концов расшатались. Мания не была больной фантазией: он знал, что его ненавидят, и знал почему…

Но он никогда не признавал своих ошибок. Это было ему абсолютно несвойственно. Он считал себя непогрешимым и не сомневался в собственной правоте, что бы там ни было... Многим кажется более правдоподобным представить его грубым физическим монстром, а он был монстром нравственным, духовным. Второе страшнее. Но это и есть правда".