6

Ученый-металлург В. Фундатор, один из создателей танка Т-34, решил увековечить память уничтоженного еврейского населения местечка Червень Минской области. Там погибли его отец и мать, а потому он начал собирать деньги, чтобы установить памятник на месте расстрела и указать на идиш: "Евреям – жертвам фашизма".

По заказу Фундатора на московском заводе отлили сорок чугунных плит с именами погибших (было их около 1000 человек); плиты привезли в Червень, а в минский обком партии поступила секретная докладная записка от комсомольского руководителя – о недозволенной деятельности "группы граждан еврейской национальности":

"Памятник ставится погибшим одной национальности (еврейской), в то время, как там есть и жертвы из белорусов, русских и украинцев. Памятник имеет форму чисто национальной архитектуры, надпись на нем выполнена на еврейском языке. Имеется организация, по-видимому, националистического характера, у которой есть свои филиалы и три-пять организаторов…"

Памятник не установили. Чугунные плиты унесли местные жители. Фундатора уволили с работы. Через много лет в Червене появился стандартный памятник с указанием, что на том месте похоронены советские граждане, убитые немецко-фашистскими захватчиками.

В 1949 году поэта С. Голованивского обвинили в ненависти к советскому народу: в поэме "Авраам" на украинском языке он описал равнодушие многих жителей к судьбе евреев, которых гнали на уничтожение в Бабий Яр.

В том же году осудили симфонию харьковского композитора Д. Клебанова "Бабий Яр". Это была, по мнению критиков, симфония, "наполненная библейскими мотивами и проникнутая трагической обреченностью"; композитор "забывает о дружбе и братстве советских народов и проводит идею полного одиночества советских людей, замученных немцами в Бабьем Яре".

Художник З. Толкачев побывал в Майданеке и Освенциме сразу после их освобождения, сделал множество рисунков с натуры и создал графические циклы "Майданек", "Освенцим", "Цветы Освенцима". В 1949 году газета "Правда Украины" назвала его творчество "глубоко порочным" за "сионистско-религиозное содержание", а графические циклы художника – проявлением "буржуазного национализма и безродного космополитизма".

А. Борщаговский, писатель: "На одном из альбомных листов прозревшие "судьи" вдруг увидели изображение таллеса… Толкачева, обличителя фашизма и расизма, распинали только за то, что… таллес на колючей проволоке лагерной ограды напоминал о народе, обреченном фашистами на полное уничтожение".

***

Статьи И. Эренбурга первого года войны также не избежали цензуры. В описаниях убийств еврейского населения Витебска и Киева отсутствовала национальность погибших: "шесть тысяч витебчан – в ямах", "на кладбище в Бабьем Яре расстреляли пятьдесят пять тысяч киевлян". Однако впоследствии в статьях Эренбурга уже появились сведения об уничтожении евреев: "Нет больше в украинских городах старых евреев – чудаков и мечтателей, портняжек и сапожников…"

***

Евреи, вернувшиеся после войны в Городок Витебской области, решили обнаружить места захоронения погибших. "Начали копать и довольно быстро наткнулись на трупы. Самым высоким в довоенном Городке был еврей Костяновский. Его труп легко определили. Он лежал раздетый до пояса… к ноге был привязан маленький пакетик. В нем оказались деньги. Их забрали и отнесли в банк. Несмотря на то, что купюры уже обветшали, банк их принял и обменял на новые деньги. Это стало первым взносом на строительство ограждений и памятников".

***

Из секретного документа (1948 год): "Еврейская религиозная община в г. Виннице обратилась к председателю горисполкома т. Петрову, чтобы он разрешил напечатать книгу о погибших евреях… Товарищ Петров разрешил. Какая политическая слепота у товарища Петрова…" Книга о евреях Винницы, погибших в годы оккупации, не была издана.

***

Л. Разгон (город Горки, Белоруссия):

"В дальнем углу кладбища – ров. Бывший ров. Теперь это насыпь, полузаросшая травой и чертополохом. Засохшие, кем-то положенные цветы. И небрежно сбитый фанерный монумент со звездой и надписью, что здесь захоронены убитые фашистами в 1941 году советские граждане.

Сюда их привели, тут их убили, тут закопали. Тетю Хаю с мужем, тетю Гиту с дочерьми Верочкой и Саррой, с девочками-внучками, моих школьных товарищей и соседей – Муравиных, Вильнеров, Хаитов, Гольдбергов… Тут похоронено всё мое детство, весь мой – без остатка – родной город. Мне тут нечего больше делать…

И мы уезжаем. Навсегда. Больше я сюда не вернусь…"

Послевоенный быт. Переселение в Биробиджан

1

С. Гудзенко:

Закончилась вторая мировая.

Нас дома ждут!

Гони‚ шофер‚ гони!

В июле 1945 года первый состав с демобилизованными отправился из Германии на восток; следом за ним двинулись многие эшелоны, развозя по домам победителей той войны. Возвращались солдаты, выжившие в боях. Возвращались офицеры. А в стране была послевоенная разруха, жители городов ютились в подвалах и сараях, теснились в уцелевших зданиях; в сожженных деревнях жили в землянках сотни тысяч крестьян; ослабленные недоеданием взрослые и дети умирали от всевозможных болезней.

За годы войны было мобилизовано в армию 30 миллионов граждан СССР; из-за убыли мужского населения увеличился разрыв между количеством женщин и мужчин, который существовал затем долгое время. Приметой послевоенного времени стали люди с протезами, на костылях и примитивных тележках, а то и на самодельных досках для безногих, которые катились на подшипниках. Пустые рукава. Черные повязки на глазах. Израненные тела и изувеченные лица. Нищие калеки на улицах и в поездах, на кладбищах и на рынках, которые выпрашивали подаяние.

Из колхозов ушло на фронт около 40% трудоспособного населения; в деревнях почти не осталось мужчин, работали на полях женщины и дети. Колхозные урожаи шли на покрытие обязательных поставок, и единственным пропитанием оставалась картошка, выращенная на приусадебных участках.

Анатолий Рубин (о белорусском крестьянине, у которого он скрывался во время оккупации):

"Однажды поздно вечером хозяин вызвал меня во двор и предложил приложить ухо к земле. Я лег на землю и услышал далекий гул канонады. "Ты чуешь, Толя, это колхоз идет", – сказал мне хозяин…

После войны я приезжал к Карсюкам и поддерживал с ними дружеские отношения… Иван как-то сказал мне, задумавшись: "Когда в 39 году пришли Советы, то они говорили: вот, мол, из-за панов вы и жили плохо. Пришли немцы и говорили, что, мол, из-за жидов вы жили так плохо. Ну а теперь нет ни жидов, ни панов, а жить еще хуже..."

2

На освобожденных территориях надо было начинать с пустого места: восстанавливать жилые дома, заводы, школы, электростанции, больницы и детские сады. Жизнь была трудной, недоставало продуктов питания и промышленных товаров, процветал "черный рынок", где всё стоило невероятно дорого. Снова заговорили о том, что евреи наживаются на народном бедствии, и органы НКВД сообщали о возникновении тревожных слухов: "В Кривом Роге якобы вскрыта банда, состоявшая из евреев, которые, воруя русских детей, убивали их, а из детского мяса выделывали мясные колбасы и пирожки, которыми торговали на рынке".

Людоедства тогда еще не было, однако наступило лето 1946 года, небывалая засуха на фоне послевоенной разрухи, а с ней и голод, захвативший Украину, Молдавию, Крым и черноземные области РСФСР. Жители городов получали хлеб и кое-какие продукты по карточкам, а потому голод коснулся прежде всего крестьян и жителей районов, приравненных к сельской местности, где не существовало карточного распределения продуктов.