"Бокштейн был очень болен, почти всё детство провел в больнице из-за туберкулеза позвоночника…" – "Когда я узнал, что суд приговорил Илью к пяти (пяти!) годам лагерей, мне вспомнилась его фигурка в растопыренной шапке-ушанке, пальтецо с руками из рукавов, сыплющийся снег. "Какая же она мерзопакостная эта наша советская власть!" – подумал я…"
А. Мурженко, участник "Союза свободы разума": "В результате 20 съезда страна стала оправляться после тяжелого недуга, делать первые глубокие вдохи, первые неуверенные шаги, которые делает старый больной, долго лежавший в душном, наглухо закрытом помещении. А через несколько лет дети этой эпохи – мои товарищи по делу и мои новые друзья по зоне – оказались в Мордовском управлении политических лагерей, "Дубровлаге", или иначе ЖХ-358…"
В феврале 1962 года участники "Союза свободы разума" разослали по городам сотни листовок, а через несколько месяцев их приговорили к заключению в лагерях строгого режима: Виктор Балашов – 7 лет лишения свободы, Алексей Мурженко – 6 лет, Юрий Федоров – 5 лет, Сергей Кузьмин – 4 года. (В 1970 году А. Мурженко и Ю. Федорова вновь осудили – теперь уже за попытку угона самолета в Швецию совместно с группой евреев.)
Из свидетельства заключенного: "Сидя в лагере, мы услышали выступление Хрущева, который сказал, что на сегодняшний день в Советском Союзе нет политических заключенных. Мы стали спрашивать: "Кто же мы такие?" – "Вы, – отвечали нам, – особо опасные государственные преступники".
Хрущев заявлял неоднократно: в стране нет политических заключенных, однако они вновь появились в лагерях на смену прежним, познакомились друг с другом, обменялись опытом – среди них оказались и евреи.
4
Напомним: в феврале 1953 года Москва разорвала дипломатические отношения с Израилем. В марте похоронили Сталина, в апреле реабилитировали "врачей-вредителей", а в июле Советский Союз и Израиль восстановили отношения между двумя странами. С израильскими дипломатами можно было встретиться, получить от них книги и газеты, затем появились туристы, ученые, спортсмены из Израиля – это способствовало увеличению контактов и подтолкнуло сионистские устремления.
Из Киева докладывали в Москву: в 1951 году на Украине подали 1 заявление с просьбой о выезде в Израиль, в 1955 году – 315, за девять месяцев 1956 года – 1260. (В 1954 году получили разрешения на выезд 53 человека, в следующем году в два раза больше; в 1956 году выехали в Израиль 753 еврея – в основном, пожилые люди в рамках "воссоединения семей".)
Новый израильский посол Ш. Эльяшив посетил Биробиджан, где евреи встречали его с цветами. Это вызвало недовольство местных руководителей, и на пленуме обкома партии говорили: "В Биробиджане нашлись люди, пусть единицы, которые выступают в защиту агрессивного государства Израиль. Вот почему так триумфально встретили этого отщепенца, торгаша из Израиля…" – "И это в то время, когда Израиль готовится к агрессии против Египта…"
Разрозненные сионистские группы возникали в Москве, Ленинграде, Риге, Киеве, Минске, Одессе, Львове, Ташкенте, Виннице, Бобруйске. В них участвовали обычно родственники и близкие друзья, не подозревавшие о существовании подобных групп в других городах, а то и на соседних улицах. В подпольных кружках, порой на два-три человека, изучали историю еврейского народа, учили иврит, обменивались информацией, полученной из книг и передач израильского радио.
В квартире Г. и М. Ландман собирались москвичи разных возрастов, обсуждали еврейские проблемы, совместно отмечали национальные праздники. В 1955 году Гиту Ландман осудили на 5 лет, а ее мужа Моисея на 3 года – за антисоветскую пропаганду, связи с израильским посольством и распространение сионистских материалов. В том же году и по тому же обвинению отправили в лагерь Иду Рожанскую – на 5 лет, Рахель Гоберман – на 2 года, ее мужа Шмарьягу Гобермана, повторно арестованного за сионистскую деятельность, осудили на 10 лет.
Москвич Моше Бродский не признал на суде свою вину, и в 1955 году его осудили на 6 лет. Когда закончились две трети срока, в лагерь приехала комиссия по досрочному освобождению, и первым делом судьи захотели выяснить, перевоспитался ли заключенный, признаёт ли себя виновным за "совершенные преступления". И хотя он был уже не молод, Бродский не покривил душой: "Это не преступление, – сказал он, – любить свой народ и действовать в его пользу". Бродского уговаривали тюремщики – покаяться и выйти на свободу, но он так и не произнес эти слова: "Признаю себя виновным".
Его вернули в лагерь, и Бродский полностью отсидел свой срок. "Ему было 62 года, он страдал ревматическими болями, ходил с палочкой, скучал по семье, по воле… Я очень любил его, в тяжелые минуты в лагере он был для меня примером, и я горжусь его расположением ко мне и долгой дружбой с этим человеком". В начале 1970-х годов Моше Бродский и его семья переехали в Израиль, где он прожил последние шесть лет.
5
Сотрудники израильского посольства распространяли среди евреев книги по истории, религиозную литературу, газеты, журналы на русском языке "Шалом", "Вестник Израиля" и "Ариэль", словари, самоучители языка иврит "Элеф милим" ("Тысяча слов") и "Мори" ("Мой учитель"). Когда неискушенный ученик открывал самоучитель "Мори", его ожидала на первой странице надпись на русском языке: "Мы читаем по-еврейски справа налево. Итак, сейчас вы в конце книги. Начинайте же с того места, которое вы считаете концом… В добрый час!"
В июле 1955 года арестовали в Москве и Ленинграде более двадцати евреев и осудили на сроки до 10 лет – по обвинению в связях с сотрудниками посольства Израиля и распространении израильских книг и газет. Затем по подобному обвинению оказались на скамье подсудимых сионисты Киева, Одессы и городов Латвии, после чего – за контакты с осужденными – выдворили из СССР трех израильских дипломатов.
Эти события стали известны на Западе, и французские социалисты задали вопрос А. Микояну, члену Президиума ЦК партии: "Почему в СССР преследуют сионизм?" Тот ответил: "Мы не преследуем сионизм, и это не сионистские судебные процессы. Если сионисты являются американскими шпионами или шпионами других государств, их можно… наказывать за шпионаж, а не за сионистскую деятельность".
В те годы руководители страны поощряли возвращение зарубежных армян в Армению, и в газете "Известия" написали: "Постоянное стремление к единству, к жизни на земле предков сохранило армянскую нацию…" В то же время подразумевалось, что к евреям, желавшим вернуться на "землю предков", это не имело отношения.
Преследования сионистов продолжались. Их выслеживали и отправляли в лагеря для политических заключенных, где они встретились и познакомились друг с другом, – так пересеклись пути сионистов разных поколений, тех, кого арестовали еще до войны или в первые послевоенные годы, с осужденными во времена Хрущева.
М. Спивак: "С 1949 по 1956 год в лагерях было много евреев… Встречаясь друг с другом в лагере, мы… часто говорили об Израиле… не произнося слово "Израиль", заменяя его словами – "там", "в том краю", "на юге", опасаясь, что за эти разговоры можно получить новый срок".
После смерти Сталина режим в лагерях стал менее строгим. Вечерами, после работы, они ходили взад-вперед вдоль бараков и беседовали – эту дорожку евреи называли "Юденстрит". Сионисты предыдущего поколения рассказывали о еврейской истории, и один из молодых заключенных вспоминал: "Впервые мы услышали имена Герцля, Вейцмана, Усышкина, Борохова, Жаботинского, Соколова, Бен-Гуриона. До этого сионизм был нашим собственным изобретением". Они обучали друг друга песням на иврите и на идиш; одни знали иврит с детства, другие учились у них и первые слова на этом языке произнесли в лагере.