Исследователи полагают, что на территории Транснистрии погибло около 90 000 евреев, депортированных из Румынии, Бессарабии и Буковины. В гетто Могилева-Подольского было 16 000 евреев‚ многие из которых остались в живых. В гетто Балты после освобождения насчитали около 3000 человек.

***

Кишиневских евреев изолировали в гетто, а затем погнали в Транснистрию. К весне 1942 года в городе оставались два еврея – лучший портной Кишинева и бывший офицер румынской армии, который прежде служил вместе с Й. Антонеску.

В октябре 1941 года около 6000 евреев Черновиц выслали в Транснистрию; среди них были и садагорские хасиды, которые прошли по городу вместе со своим цадиком, неся в руках свитки Торы. Высылки из Черновиц продолжались; в гетто оставалось около 20 000 евреев – в основном, ремесленники и специалисты. Жизнь была нелегкой, однако акций по уничтожению не проводили, с разрешения властей даже проводили службы в синагоге. В Черновцах дожило до освобождения наибольшее количество евреев из всех гетто на оккупированных территориях СССР – 17 341 человек.

***

В Транснистрию, в город Шаргород, попали евреи из города Сучава в Южной Буковине во главе с руководителем общины Меиром Тейхом. "Пользуясь деньгами и ценностями, которые ему удалось вывезти из Сучавы, Тейх и его коллеги установили отношения с румынскими властями, что помогло им спасти жизни многих, в том числе большинства местных евреев... Шаргородских евреев не выгоняли из их домов, им не пришлось расставаться с семейными реликвиями, молитвенниками и ритуальными предметами… В Шаргороде многие пожилые евреи и люди средних лет выжили и смогли продолжить еврейскую жизнь после войны".

***

В семье Дубновых сохранялась память об их предке по имени рабби Йосеф, который жил в семнадцатом веке в городе Дубно на Волыни. Во время осады города казаками Хмельницкого поляки затворились в крепости, но евреев туда не пустили, и у стен крепости погибло более 1000 человек. С. Дубнов: "На могилах этих мучеников плакала вся община ежегодно в пост Тиша б-Ав… Я живо представляю себе фигуру моего предка рабби Йосефа из Дубно, как он поднимается с постели до рассвета и справляет обряд полночного траура, плачет о судьбе гонимой нации и поет сквозь слезы: "Доколе плач в Сионе и рыдания в Иерусалиме…"

Останки еврейского историка Семена Марковича Дубнова покоятся, быть может, в одной из могил Румбулы. (К концу 1941 года в белорусском городе Мстиславле, где родился Дубнов, были уничтожены все евреи.)

***

Тульчин в Транснистрии – румынские солдаты погнали евреев в долгий переход, в морозные дни; многие погибли по дороге, а выжившие попали в Печору – лагерь смерти. (Казаки Хмельницкого вырезали в Тульчине сотни евреев; их уничтожали и гайдамаки в восемнадцатом веке‚ а в 1919 году банда атамана Григорьева убила в городе 520 евреев.)

Жизнь в гетто

1

Город Кременец, Украина (из дневника украинского подростка): "Одна сторона нашей улицы отходит к гетто, там загораживают все переулки заборами, забивают досками окна и двери… Одна сторона улицы живая: рестораны, пьяные шумят, другая – забитая, мертвая, отвратительная. И есть люди, которые радуются этому новому облику города…"

Гетто создавали, как правило, на окраинах городов или в самых бедных районах, в малопригодных для жилья "развалюхах с малюсенькими окошками без стекол, заткнутых отрепьями, кусками картона, старыми ужасными подушками", а то и в домах, пострадавших от бомбежек и пожаров. Каждое гетто огораживали колючей проволокой, кирпичными стенами или деревянными заборами за счет его обитателей и их усилиями; там не работали водопровод и канализация, были отключены телефоны и электричество: это была полная изоляция от внешнего мира, которая – даже при отсутствии карательных акций – вела к массовому вымиранию от истощения, непосильного труда и эпидемий.

В гетто и рабочих лагерях жили в невероятной тесноте‚ в комнатах без мебели‚ спали на полу, на трехэтажных нарах, в коридорах, пристройках, сараях, подвалах, на чердаках и лестничных площадках, в сырых темных трущобах, в шалашах, палатках и под открытым небом; были даже такие помещения, где спали по очереди в две или три смены.

Барановичи: "Нашу семью вселили в маленький деревянный домик… из трех небольших комнат и кухоньки. Всего в него втолкали 82 человека…"

Летичев: "Спали на цементном полу в ужасающей тесноте – головы одних лежали на коленях у других…"

Велиж: "В свинарнике было когда-то триста свиней. Вместили в него более пятисот человек…"

Вильнюс:

"В кухне живут шестнадцать человек. Стены, потолок и пол – все почти одного цвета, темные, сырые и грязные… Посреди комнаты и вдоль стен поставлены деревянные нары… На этих нарах – а где нет нар, прямо на полу – лежат какие-то лохмотья и темное постельное белье… В этой же кухне моются и варят себе еду остальные жильцы квартиры. Дым наполняет кухню, выедает глаза тем, кто обитает в ней…

Глядя на то, как живут "счастливцы", оставленные пока в живых, не перестаешь удивляться, что в таких условиях люди вообще сохраняют способность жить… Между молодыми людьми возникают порой самые возвышенные, самые пылкие романы, но нередки и просто физические отношения в тесноте и темноте бессонных ночей…

Жажда жизни, молодость оказываются сильнее смерти…"

Гетто Львова: "На душу населения едва ли приходился один квадратный метр жилой площади… Мужчины, женщины и дети, совершенно друг другу чужие, здоровые и больные вместе… религиозные и атеисты, богатые и бедные…" – "Одно лишь было общим для всех: все мы были евреями и потому должны были умереть".

2

В отличие от других стран, завоеванных Германией, на территории СССР не было евреев-банкиров, владельцев фабрик, многоэтажных доходных домов и магазинов. Для запланированного грабежа оставалось лишь личное имущество еврейского населения, а потому после уничтожения или переселения в гетто оккупационные власти забирали из опустевших квартир мебель‚ одежду‚ обувь‚ белье и посуду‚ кровати и постельные принадлежности‚ швейные машины‚ патефоны с пластинками‚ ковры‚ фотоаппараты‚ музыкальные инструменты, даже пух из распотрошенных перин и подушек – всё это аккуратно сортировали‚ приводили в порядок и отправляли по назначению. Собирали и металлические изделия – кастрюли‚ самовары‚ чайники, ступки, подсвечники, ручки от дверей – и посылали в Германию для переработки. В сельской местности конфисковали дома, принадлежавшие евреям, приусадебные участки, скот, запасы продовольствия; всё, что оставалось после официального изъятия, растаскивало местное население.

В гетто грабеж продолжался. Отбирали имущество и деньги‚ реквизировали теплую одежду, облагали различными налогами по прихоти администрации, вымогали – под видом контрибуции – часы‚ золото‚ драгоценности; в германские банки отправляли золотые и серебряные изделия, конфискованные у евреев на территории СССР. Солдаты и офицеры немецкой армии посылали родственникам огромное количество посылок со съестными припасами‚ вещами и бельем, для чего в некоторых гетто наладили производство картонных коробок – их изготавливали еврейские дети от восьми до двенадцати лет. Одежду и обувь, остававшиеся после уничтожения евреев, после предварительной чистки отдавали или продавали местному населению.

"День и ночь работала прачечная‚ в которой отстирывали вещи убитых. Работали в прачечной‚ конечно‚ евреи, и происходили там страшные сцены: люди находили белье и вещи своих замученных родных. Рафаэль Гитлиц узнал белье и платье убитой матери. Маня Фрейдкина должна была отстирать окровавленную рубашку своего мужа Шимона. Жена учителя Милихмана приводила в "приличный вид" костюм убитого мужа..."