Германские фирмы соревновались между собой‚ чтобы получить разрешение на вывоз из СССР сырья‚ станков и прочего оборудования с фабрик и заводов. К концу 1943 года вывезли из Советского Союза 325 000 тонн железной руды‚ 438 000 тонн марганцевой руды‚ 7000 тонн хромовой руды‚ 52 000 тонн металлолома‚ а также десятки тысяч тонн легированной стали. Многие немцы в Германии были мобилизованы в армию, в стране не хватало рабочих рук, а потому на запад отправляли мужчин и женщин‚ чтобы использовать на принудительных работах в шахтах‚ цехах и на фермах; по немецким данным‚ в начале 1942 года еженедельно угоняли с территории СССР на работу в Германию до 10 000 " остарбайтеров"‚ "восточных рабочих". Так осуществлялись мечты Гитлера об " огромном пироге" на востоке, которым следовало "во-первых, овладеть, во- вторых, управлять и в-третьих, использовать".
Из газеты "Голос Полтавщины" (1942 год‚ в переводе с украинского языка): "Они снова поехали... 11 380 юношей и девушек – сынов и дочерей украинских степей... чтобы своей работой в Германии отблагодарить немецкую армию и вождя Адольфа Гитлера за все блага‚ которые получила их родина с того часа‚ как прогнали большевиков..." Из СССР отправили 5,3 миллиона "остарбайтеров"; среди них 1,9 миллиона из РСФСР‚ 2,4 миллиона с Украины‚ 400 000 из Белоруссии, а также из Литвы‚ Латвии‚ Эстонии и Молдавии. Погибло от каторжной работы и жестоких наказаний более 2 миллионов "восточных рабочих".
На принудительные работы в Германию свозили из всех оккупированных стран. Так закладывался "новый порядок" в Европе: местные народы были обречены на подневольный труд‚ программа по " обезлюживанию" славянского населения откладывалась на будущие времена, а евреям в этом "новом порядке" не оставляли надежды даже на рабскую жизнь.
2
С. Боровой, историк (Одесса): "Профессор-медик… после изгнания и истребления евреев зашел в свою клинику и сказал с радостью: "Слава Богу, не осталось ни одного жида…" Другой профессор, химик, встретив в стенах университета одного доцента, которого он считал евреем, не постеснялся тут же проверить, не обрезан ли он…"
Уничтожение евреев на оккупированных территориях происходило практически на глазах местного населения, а потому для каждого жителя возникала нравственная проблема: как относиться к поголовной ликвидации еврейского населения. Одни злорадствовали, другие тайно сочувствовали жертвам, но помочь опасались, третьи были равнодушны и выжидали последующего развития событий.
После очередной карательной акции жителям городов доставались освободившиеся комнаты и квартиры вместе с мебелью и всем имуществом, которое там находилось, а в сельских районах – дома с запасами продовольствия, коровы, козы и куры. У врачей в городах увеличивалась частная практика, научные работники занимали освободившиеся места профессоров и доцентов в институтах, в магистраты городов набирали новых работников взамен убитых.
С первых дней оккупации нашлось немало желающих воспользоваться подходящим моментом и поживиться за счет обреченных соседей; они заходили в еврейские дома и квартиры и в присутствии хозяев забирали вещи‚ мебель‚ продукты. Кое-кто – из наиболее стеснительных – говорил: "Вас всё равно уничтожат‚ а вещи разграбят‚ лучше уж я возьму"; или объясняли это с позиций "справедливости"‚ на глазах у хозяев уводя их корову: "У них‚ евреев‚ корова была всю жизнь‚ у меня – никогда". Всплыли на поверхность и мародеры‚ чьей целью был захват еврейского имущества и еврейских квартир; существовало и оправдание грабежу – вернуть таким способом утраченное‚ национализированное в годы советской власти. Деревня до войны жила очень бедно; для крестьян это была возможность поправить свое материальное положение: как удержаться от соблазна?..
Сарра Глейх, Мариуполь: " Соседи, как коршуны, ждали, когда мы уйдем из квартиры, да уже и при нас не стеснялись… Ссорились из-за вещей на моих глазах, вырывали друг у друга, тащили подушки, посуду, перины. Я махнула рукой и ушла…"
Аркадий Хасин, Одесса: "Мы были еще в квартире, когда дворничиха начала выносить нашу посуду. А дворник, распахнув окно (мы жили на первом этаже), стал вытаскивать стол. Впервые я увидел в глазах отца слезы. Заскрипев костылями, он направился к воротам. Сгорбившись под тяжестью котомок, мы побрели за ним... "
Ида Шендерович, Могилев: "Дед Лазарь и бабушка Ида были трудолюбивыми и уважаемыми людьми. У них было большое крестьянское хозяйство. Дед шил обувь‚ бабушка работала бухгалтером в колхозе. Это были спокойные‚ высокие и крепкие люди‚ всю жизнь боровшиеся с нуждой бок о бок со своими белорусскими соседями. Но когда их везли убивать‚ защитников не нашлось‚ а имущество было тут же разграблено..."
Маня Файнгольд, Умань: "Сижу в одном украинском доме, где я пряталась, приходит соседский мальчик, сыночек полицая, рассказывает об успехах своей матери: "Мама достала себе только зимнее пальто, но она говорит: когда еще раз будут бить жидов, она достанет себе и летнее…"
"На подводах проезжали крестьяне... гнали лошадей в сторону местечка. Вскоре подводы‚ груженные вещами‚ домашней утварью‚ возвращались обратно. Все спешили обернуться несколько раз..."
Из воспоминаний жителей деревень западных областей Белоруссии: "У нас всех евреев уничтожили… а кто спрятался, тех свои люди повыдавали за деньги…" – "Шли разговоры, что так им и надо, нажились, мол, на нашей кровушке, пусть теперь и ответят. Лентяи, мол, и обманщики, распявшие Иисуса…"
3
Из хасидских рассказов времен Катастрофы.
25 сентября 1941 года на старом еврейском кладбище были уничтожены все евреи литовского местечка Эйшишки; это случилось через восемьсот лет после основания еврейской общины на том месте. После расстрела шестнадцатилетний Цви Михайловский выполз из могилы; обнаженный, весь в крови, он подошел к дому за кладбищем и постучал в дверь: "Пожалуйста, впустите меня". Крестьянин оглядел мальчика: "Еврей, убирайся обратно в могилу, там твое место!" И захлопнул дверь. Цви стучался и в другие дома, но везде получал тот же ответ.
Наконец, дверь открыла старая женщина, в руке у нее была горящая головня. "Позвольте мне войти", – попросил Цви. "Еврей, убирайся в могилу!" – закричала она и стала махать на него головней, будто изгоняла злого духа. "Я – Иисус Христос, Господь ваш. Я сошел с креста. Взгляни на меня – кровь, мучения, страдания невиновного. Дай мне войти", – сказал Цви Михайловский. Перекрестившись, женщина упала к его окровавленным ногам: "Боже мой! Боже мой!.. " – и дверь отворилась.
Цви вошел в дом и пообещал старой женщине, что благословит ее и всё ее семейство, если она сохранит в секрете его появление и не расскажет о том никому, даже священнику. Женщина согрела воду, чтобы Цви смыл с себя кровь, дала ему еду, крестьянскую одежду, и он ушел в лес.
4
Кое-кому из обреченных удавалось избежать уничтожения и скрываться по подложным "арийским" документам в постоянном страхе перед разоблачением. Как правило, это были одинокие люди, потерявшие всех своих близких; они опасались каждого человека, каждого стука в дверь, ибо существовали тайные агенты, завербованные среди местного населения, которые их выискивали. Дворники в городах сообщали о появлении евреев; было и немало вымогателей – прежних соседей или сослуживцев, требовавших выкупа за свое молчание, но и это не всегда спасало: получив обещанное, вымогатель мог сдать еврея в комендатуру, чтобы получить за это награду. Вознаграждение не было оговорено заранее – всё зависело от возможностей или настроения начальства: могли дать за еврея пару бутылок водки или килограмм сахара, соль, спички, керосин, а то и наделить деньгами, лошадью или коровой.