Тельшяй, Литва: "Несколько десятков евреев жило в землянках. Их обнаружили и уничтожили, а литовца Бладиса, который им помогал, привязали к хвостам двух лошадей и разорвали на части…"

Яков Полещук и его помощники вырыли под недостроенным домом в Одессе огромный подвал и два года скрывали там шестнадцать еврейских семейств. Леонард Суворовский прятал в своей одесской квартире восемь евреев, добывал продукты и кормил их, носил воду из колодца за несколько километров от дома; Суворовского и его беременную жену арестовали – их ребенок родился и погиб в тюрьме.

Крестьянка Вера Красова из Ровенской области полтора года прятала на хуторе десять человек: "Целые ночи‚ тайно от всех‚ я рыла подземелье и скрывала там вывезенных из лагеря смерти. Об этом никто не знал‚ кроме моей дочки Ирины. Немцы делали облавы и даже обыски‚ но моей тайны не раскрыли. Мне было очень трудно. Ночами я носила им пищу‚ пускала свежий воздух в подземелье..."

Витебская область. Юлия Кухта спасла годовалого Алека из еврейской семьи‚ в которой служила няней: " Однажды меня потащили в полицию и стали допытываться‚ откуда у меня мальчик. "Ты‚ наверное‚ за большие деньги решила спрятать еврейского ребенка". Я всё отрицала‚ даже когда начали стегать плеткой: "Мой ребенок – и всё". К счастью‚ Алек испугался‚ когда меня стали бить‚ схватил за платье и закричал: "Мама‚ мама!" Меня отпустили..." Затем Юлия Кухта сумела вывести из гетто семилетнего Марка‚ брата Алека: "Я твердо решила – лучше погибнуть вместе с детьми‚ но никуда их не отдавать. Ведь у них‚ кроме меня‚ не было никого на свете... Каждый день я дрожала за их жизнь, но... сохранила детей живыми и здоровыми".

В Рудне Смоленской области оказалась в оккупации няня с двумя еврейскими детьми, которых отправили на лето из Ленинграда. Свидетели вспоминали, что она пошла на расстрел со своими питомцами, держа их за руки. Ее пытались отговорить: "Ведь ты – русская. Зачем идешь на гибель?" Она отвечала: "А что я скажу потом Дине о детях? Ведь она мне их поручила. Нет, я так не могу. Что с ними будет, то и со мной…"

Из немецкого донесения (март 1942 года): "Бургомистр города Кременчуга Синица... препятствовал решению еврейской проблемы. Он заставлял протоиерея Романского крестить указанных им евреев и давать им христианские или русские имена… Синица был казнен".

Во время ликвидации львовского гетто группа евреев сумела выйти оттуда и встретила двух поляков – Леопольда Соху и Стефана Врублевского. Они предложили беглецам спрятаться в канализационных трубах, приносили туда еду, забирали для стирки грязную одежду, после победы под Сталинградом угостили узников водкой, и лишь через год, когда немцы ушли из Львова, те смогли выйти из своего убежища. "Поляки привели их в заранее подготовленную квартиру, где ждал накрытый стол, угощение и даже выпивка в честь освобождения".

"В Минске работала комиссия по проверке расовой принадлежности детей в детских домах… Проводился осмотр, нет ли признаков обрезания, обследование черепных коробок, носов, ртов, челюстей. Обнаруженных еврейских детей… расстреливали, сажали в душегубки…" Воспитатели детских домов в Минске скрывали среди воспитанников несколько десятков еврейских детей и негритянского мальчика Джима. Александра Шулежко из Черкасс прятала в детском доме еврейских детей, меняла им имена и фамилии, записывала их греками, татарами, армянами – к освобождению города сумела сохранить жизнь двадцати пяти детям.

Евреи из Ровно, Луцка, Дубно, других городов и местечек скрывались в деревнях, населенных чехами. Немцы убивали чехов, спасавших евреев, сжигали их дома – так было и в деревне Малин, где жестоко наказали жителей за помощь евреям.

Рива Гольдцман из Днепропетровска была ранена во время расстрела в октябре 1941 года, и ее прятала учительница Екатерина Григорьевна (фамилия не установлена). Из дневника Ривы: "31 декабря. Тетя Катя говорит, что жизнь – это наше бескрайнее небо и яркое солнце, это вечно цветущая земля, где самые маленькие букашки имеют право греться под солнцем. Я тоже буду жить в этом прекрасном мире с такими, как тетя Катя. Убивать людей – это значит погасить солнце… Лают собаки. Наверно, идет наш гость… Что это? Неужели…"

В дом пришли незваные "гости" – каратели. Риву и тетю Катю убили.

5

Луцк, город в Западной Украине. В декабре 1942 года там были уничтожены последние жители гетто, и Давид Приталь случайно остался в живых посреди враждебного окружения:

"Передо мной возник вопрос: куда идти? Поляк, у которого я был вчера, сказал, что он согласен прятать евреев только за деньги; к нему я не мог вернуться, у меня не было денег. И я решил пойти в дом, где жили поляки, семья Брун, с которыми я был в дружеских отношениях. Пришел туда под вечер и попросил, чтобы позволили переночевать одну только ночь. Они согласились, но я чувствовал напряженность в доме из-за опасного гостя, который мог навести беду на всю семью… "Не страшно, – сказал наутро господин Брун. – Вот, ночь прошла, а немцы к нам не пришли. Надеюсь, что они и не придут: не могут же они следить за каждым домом…"

Давид остался у них еще на одну ночь, потом еще и еще, попросил разрешения побыть до весны, и хозяева ему не отказали. Господин Брун, в прошлом офицер русской армии, говорил: "Давид, поверь мне. Всё проходит, хорошее и плохое. Уйдут и немцы, останутся в памяти, как страшный сон". Его жена, женщина верующая, утешала Давида: "Ты еще дождешься свободы…" А их дочь сказала однажды: "Я не беспокоюсь по одной лишь причине. Мы прячем тебя не ради денег, и Бог наверняка нам поможет".

В мае Давид покинул дом семьи Брун:

"Это была очень странная картина: еврей идет по Луцку при свете дня, в 1943 году. И тут поджидала опасная неожиданность. Навстречу шла молочница, она узнала меня и закричала на всю улицу: "Еврей! Еврей!.." Распахнулись окна и двери, люди выскочили наружу, чтобы разглядеть это странное явление, которого не видели уже давно в Луцке, – еврей на улице. Я собрал все свои силы и помчался прочь от этого места, пока не почувствовал, что за мной никто не гонится…"

Давид решил пойти к баптистам, которые жили возле Луцка; он знал их еще с тех времен, когда ездил по округе со своим дедушкой. И на окраине одной из деревень его увидел крестьянин: "Он приблизился ко мне и тут же понял, кто стоит перед ним. Мы вошли вместе в их избу; он и его жена встали на колени и начали молиться простыми словами, которых не найти в молитвеннике; они просили, чтобы Всевышний помог тем, кто прячется теперь в полях и лесах. Перед едой хозяин дома прочитал отрывок из Библии и сказал: "Встреча с тобой подтверждает слова пророков, что беженцы будут спасены…"

Давид остался в их доме, пробыл там пару недель, а затем перешел к баптистам в другой дом, оттуда в третий, потом снова в первый, – они передавали его друг другу тайком от прочих жителей, которым не доверяли. За ним охотились, он чуть не погиб, но Давиду повезло: в феврале 1944 года пришла Красная армия.

"И вот еще один человек, чье имя я позабыл. Но голос его не забуду никогда. Было это зимой. Я возвращался в деревню в хорошем настроении. Житомир был уже освобожден, еще немного, и свобода придет к нам. И вдруг крик. Кричал крестьянин, – может, он обращался ко мне? Встал. Подождал его. Он сказал: в деревне ищут меня. Чтобы я не шел туда… Забыл теперь его имя. Но помню тот голос в темной, снежной, холодной ночи. Голос, который спас мне жизнь и доказал, что не перевелось хорошее в человеке…"

6

Германская пропаганда провозгласила немцев " защитниками и мстителями за поруганную христианскую религию", борцами с властью евреев, "распявших Христа", с властью "жидо-большевиков, осквернявших церкви" и преследовавших верующих. Пропаганда была действенной, слухи об этом ширились, и германское командование докладывало в Берлин, что в некоторых городах и селах местные жители встречали немецких солдат с иконами, с хлебом- солью; "в городе Хмельник с таким энтузиазмом встретили весть об избавлении от евреев, что даже отслужили благодарственный молебен".