Рублей предложу!»

Хихикнули кошки,

Мурлыкнули кошки,

Мяукнули кошки:

«Хоть мы не враги,

Бери свои ножки

И дуй по дорожке,

Беги себе, крошка,

И нос береги!»

Луна из сыра

Златке

Что же ты ёжишься? Видимо, сыро?

Укрыть тебя нечем, вот ведь беда…

Знаешь, луна — да, на небе — из сыра,

Зелёного сыра и сладкого льда,

Знаешь, по сырным зелёным долинам

И сладким прозрачным ледовым холмам

Лунные лошади — белые спины —

Гуляют и сахарный щиплют туман,

В лунной чащобе лохматые ели

Пучки облаков, словно лён, теребят,

В лунном саду на лакричных качелях

Мальчишка сидит и глядит — на тебя.

Там, где

A Liberis

Там, где красавицы красные ленты

Дарят юнцам-лейтенантам,

Тучи приходят надбашенным фронтом —

Ливневым бунтом.

Там, где фламинго танцуют фламенко

В красной воде спозаранку,

Ветер играет фанданго на звонких

Ливневых струнках.

Усталость

В этой комнате все зеркала черны, как омут,

а оконные стёкла, пожалуй, ещё чернее.

Все игрушки давно мертвы или впали в кому

и принцесса лежит в углу, от тоски дурнея.

В этой комнате пахнет слежавшейся, древней пылью,

но следы моих ног босых исчезают сразу.

Тишину заполняет, как шёпот, шуршанье крыльев —

мотыльки составляют в углах бесконечный паззл...

В этой комнате очень давно на старинных пяльцах

вышивает игла крестом по канве усталость.

На зеркальном стекле, как след, отпечатки пальцев.

В этой комнате я как-то раз навсегда осталась...

Сказки для падчерицы img_7.png

Город

Розой упала багровая шаль

заката,

в окнах звеня древнейшей тревогой

крови.

Ночь начищает морозом свои

дукаты,

веками-тучами пряча глаза

коровьи,

а за подол её держится кроха-

город,

вшивый машинами и от весны

чумазый.

Чем-то он ей, сопливый и мрачный,

дорог:

старый надела на ручку фонарь

от сглаза.

Сказки для падчерицы img_8.png

Танцовщица

Она всегда улыбается — совсем не умеет хмуриться,

Руки её — как прутики, талия — как лоза.

Она себя кормит тем, что босая танцует на улицах —

Лёгонькая, как ветер, буйная, как гроза.

Юбки взлетают в танце — рваные, дерзкие, пёстрые,

Руки взлетают тоже — пара бронзовых птиц.

Она улыбается внутрь, словно одна на острове

Среди рыхлого моря болезненных, бледных лиц.

Как знамя, летят по ветру вольные чёрные волосы;

Легче на свете нету босых коричневых ног —

Медь под ногами этими сверкает, как чистое золото,

Звон её превращается в песню больших дорог.

Она всегда улыбается — совсем не умеет хмуриться,

Не может пинать поверженных и падать покорно ниц.

Она себя кормит тем, что босая танцует на улицах,

Безвестная из безвестнейших уличных танцовщиц.

ВОЛЧИЙ КНЯЗЬ

Иногда

Иногда мне снятся люди.

Иногда они живые.

Иногда и я живая.

Иногда я человек.

Ворон

У меня под окошком кричит

ворон,

Обещает конец мирных дней

скоро.

Я его прогоню — улетай,

ворог!

А внизу чёрной кровью хрипит

город.

Письмо (Джунгли)

Милый Чеширский кот, я, наконец, созрела,

я признаюсь в любви к вашей улыбке.

Прямо сейчас я в камере жду расстрела.

Другими словами, мне нечего больше терять,

тем более — девичью гордость.

Там, за решёткой — ночь, крикливые местные джунгли.

Где-то взахлёб визжит пьяная скрипка.

Руки мои от солнца жестокого смуглы,

подчёркнуто смуглы от тысячи красных штрихов.

И почерк утратил твёрдость.

Милый Чеширский кот, вы мой пример и муза.

Завтра я встречу утро вашей улыбкой.

Я улыбнусь скуластым отпрыскам кукурузы.

Мне негде стираться, подол всё ещё в крови.

Воняю, как стая мартышек.

Завтра придут узнать мою последнюю волю.

Я попрошу разбить дурацкую скрипку.

Че был бы горд, я не сдала им пароля.

Бумаги здесь нет, шепчу вам это письмо.

Знаю, вы слышите.

8.09.1941 — 27.01.1944

Однажды обязательно

всё будет замечательно,

однажды обязательно

мой брат придёт с войны.

Совсем не настороженно

мы будем есть пирожные

и — ложечкой — морожено

под вкусный сладкий чай.

Я буду вся нарядная,

я буду вся парадная,

красивая и ладная,

и брат весь в орденах —

пойдём гулять по городу,

весёлые и гордые,

и мама взглянет молодо

и будет хороша,

когда в деньки прекрасные

Победу будем праздновать,

когда в деньки прекрасные

мой брат придёт с войны...

К.М.

Что-то случай напутал: черноглазой родиться бы ей.

Или наоборот — это я бы должна быть смуглей.

Наша кровь неразлично красна — тайных меток не разглядеть.

По утрам просыпаюсь в поту — мне снится её смерть,

и я сыплю песок в часы, я пытаюсь успеть...

Мы росли как две розы: цвели и втыкали друг в друга шипы.

Мы делили росу и весну. Мы бывали от злости глупы.

Я безумна? Ищу всюду знаки, а их, как известно нет.

Я вскрываю нам вены опять, пытаюсь сравнить наш цвет.

Не гляди мне в глаза.

Я просто пытаюсь успеть.

Письмо

Сажусь за стол, беру карандаш, кладу белый лист.

Мой почерк — гол, но что за беда? Ты не японист.

Сижу, гляжу, как смотрит на снег, наверное, лис,

И вывожу — в ущерб белизне — простое: «Вернись!»

Мой почерк — шал, безумная вязь изгибов, и бег

Карандаша похож на припляс шута при ходьбе;

Мой почерк — нем, как старческий плач, как рыбы на дне,

Немее схем — нелепый циркач верхом на бревне.

Строка к строке — один только зов, одно лишь «Вернись!»

В слепой тоске несётся борзой безудержно — вниз.

Мама


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: