Бергот много думал о брате Рауля, думал о том, что тому может быть известно, и надеялся, что удастся найти хоть какую-то зацепку, которая укажет на убийцу, подскажет, где искать. Астайле убил не маньяк – Лазар до сих пор был уверен в этом. Впрочем, в последнее время его уверенность здорово пошатнулась. Через месяц Оберфот начнёт его трясти, а дело не сдвинулось с мёртвой точки ни на йоту. Что ж, даже у хороших полицейских случаются промашки и с этим придётся смириться. А ещё Лазар думал о Стайлере, он даже позвонил ему из Лондонского аэропорта, как только долетел, но Орж снова не снял трубку. После десятого гудка, исчерпав все правила приличия, Бергот со вздохом прервал звонок. Он решил немного пройтись по улице прежде, чем поймать такси и отправиться к Ливерстоуну. Вечерний Лондон пестрил рекламными огнями и витринами магазинов, шумными улицами, переплетениями дорог, по которым помимо машин сновали неповоротливые красные двухэтажные автобусы. Лазар не бывал здесь пять или шесть лет – с тех пор, как приезжал для обмена опытом с полицией Скотланд-Ярда. Весёленькие были деньки. Он шёл по знакомым улицам, которые почти не изменились: все те же высокие дома в стиле ампир и неоклассицизма, всё те же мосты, скверы и парки, та же путаница дорог и перекрестков, кафе и ресторанчики, где подают вкусный чай с пирожными. Бергот не отказал себе в удовольствии посидеть в кафе и неторопливо выпить чашечку кофе. Лазар решил навестить брата Астайле около половины седьмого вечера – это время ему показалось наиболее удобным для разговора, особенно если учесть привычку англичан пить чай в шесть. А вот предупреждать о своём визите он намеренно не стал. Лазар просто вызвал такси и подъехал к дому Ливерстоуна ровно без четверти семь, позвонил в звонок.
Дверь ему открыл молодой человек лет двадцати пяти, худощавый, невысокий, с тёмными волосами и серыми глазами. Одевался он так же, как и любой рядовой англичанин – в джинсы и клетчатую рубашку. А ещё он постоянно щурился и Бергот подумал, что у этого человека неважно со зрением.
– Чем обязан? – спросил он, надевая очки, что держал в руках, а после внимательнее оглядывая Лазара.
– Здравствуйте. – Бергот достал из кармана удостоверение и, раскрыв, показал хозяину дома. – Я Лазар Бергот, следователь по особо важным делам. Мне нужен Натан Ливерстоун.
– Да, это я, – с подозрением подтвердил мужчина. – А что, собственно, случилось?
– Я на счет вашего брата Рауля Астайле, – сказал Бергот, подумав о том, что внешне Натан и Рауль совершенно не похожи. Они определённо не кровные братья. Ослепительная красота Астайле – это полная противоположность невзрачности Ливерстоуна. По всем меркам Натан был самым обыкновенным человеком, из которых состоит толпа; его лицо не внушало симпатии и не запоминалось. Что-то едва уловимое выдавало в нём любителя книг, тихих вечеров и старых микросхем. Через дверь на улицу тянулся запах сухого дерева и канифоли.
Ливерстоун недовольно поморщился.
– Что этот мерзавец опять натворил? – спросил он, но на самом деле его это не интересовало.
– Он умер, – ответил Лазар, спрятав удостоверение в карман джинсов. – Точнее, его убили, в октябре.
Натан растерялся. Он не обрадовался этой новости, но и в истерику любящего родственника удариться не торопился. Он просто моргнул удивлённо, подумал около минуты и приоткрыл дверь шире, пропуская Бергота в дом.
– Входите.
Лазар перешагнул через порог, подождал, пока Ливерстоун закроет дверь, а после последовал за ним в гостиную. Там Натан предложил ему присесть в кресло у окна и спросил, желает ли Лазар чего-нибудь выпить. Бергот попросил содовой со льдом, но не потому, что его мучила жажда – просто ему требовалась пара минут, чтобы осмотреться. Жил Ливерстоун довольно скромно и, вероятно, зарабатывал немного. Мебель в доме в основном стояла старая – такая продавалась ещё десять-пятнадцать лет назад, телевизор – ламповый, в то время как большинство людей предпочитали приобретать плазменные – и безопаснее, и места меньше занимают. Бергот ощущал себя так, словно очутился в недалеком прошлом. В комнате где-то тикали механические часы, не желавшие отчего-то попадаться на глаза Лазару.
Ливерстоун тем временем принёс ему стакан с содовой. Сам же он с бокалом виски в руках уселся на серый диван у стены. Он внимательно посмотрел на Бергота, не решившись пока выпить.
– Я всегда говорил Раулю, что он плохо кончит, а он никогда не слушал, – сказал Натан глухо.
– Похоже, вы не очень с ним ладили, – подметил Лазар, не выдав ничем своего любопытства. Внешне он был спокоен, расслаблен, даже время от времени со скукой поглядывал по сторонам, а внутри неумолимо нарастало напряжение.
– Ладили? – воскликнул с горьким смехом Ливерстоун, преисполненный праведного возмущения. – Да мы терпеть друг друга не могли. Впрочем, для Рауля такие отношения со всеми – это норма. Он был такой же, как его мать – только пользовал всех вокруг и трахался напропалую без разбора с кем попало. Ему даже отец не указ был. Любое замечание приводило к тому, что Рауль стервенел и начинал в десятикратном размере делать то, что делал до этого. Кроме того, он постоянно доводил мою мать до слёз. Дня в доме не проходило без скандалов.
– Астайле был вам единокровным братом? – спросил Бергот вежливо.
– Да, у нас один отец к несчастью. – Ливерстоун тяжело вздохнул и сделал маленький глоток виски. – Знаете, когда отец умер, между мной и Раулем не осталось ничего, чтобы нас связывало. Он ушёл из дома, громко хлопнув дверью, и я был этому только рад.
– И вы не хотите знать, как погиб ваш брат?
Натан пожал плечами с неподдельным безразличием.
– Ради разнообразия можно, но не ждите, что я зальюсь слезами, мистер Бергот. Наверняка он кому-нибудь сделал большую гадость – в этих делах Рауль был мастак.
– Понятно. – Лазар невольно вспомнил Оржа, и ему оставалось только усмехнуться и поверить Ливерстоуну. – А скажите, Натан, когда вы видели Астайле в последний раз?
– Лет восемь назад, – отмахнулся тот, и вдруг прищурился недоверчиво. – Надеюсь, вы не меня подозреваете в его убийстве. Нужен он мне, так и знайте.
– Ну что вы, мистер Ливерстоун, – улыбнулся Лазар в ответ, – я здесь вовсе не за этим.
– А, понятно, просто пришли мне сообщить о его смерти.
– Не совсем. – Бергот отхлебнул содовой и с каким-то сожалением повёл запястьем – лёд в бокале жалобно загремел. – А чем вы занимаетесь, мистер Ливерстоун?
– Я работаю клерком, а что?
Лазар поднял глаза на Натана – и смотрел на него очень серьёзно – если тот соврёт сейчас, Бергот почувствует.
– Вам известно, что ваш брат обладал многомилионным состоянием и не оставил завещания. Вы теперь его прямой наследник.
Ливерстоун поперхнулся виски и уставился на Лазара – точно на приведение.
– Да вы, должно быть, шутите, – сказал он с накатывающим неверием в голосе. – У Рауля? Состояние? Прекратите! Как он его раздобыл? На панели? Или может, банк ограбил? – и тут Натан рассмеялся, а Лазар с сожалением увидел, что он не лжёт.
– Тем не менее, это так, мистер Ливерстоун. Как только я покину Лондон, мы перешлём вам все необходимые бумаги. И вы можете предъявить свои права на наследство вашего брата.
Натан смотрел на Бергота в недоумении, медленно начиная верить его словам, и тупо моргал глазами. Про свой виски он совсем забыл.
– Что ж, пожалуй, мне пора. – Бергот поставил стакан с недопитой содовой на журнальный столик рядом с креслом, поднялся и зашагал к выходу. – Извините ещё раз за беспокойство, мистер Ливерстоун. Мы непременно ещё увидимся.
Натан, запоздало опомнившись, подскочил.
– Я провожу вас.
– Благодарю.
Вдвоём они направились к прихожей, и тут Лазару в глаза бросилась фотография, что стояла на каминной полке, оформленная в рамке в виде серебряного сердца. Оттуда на него смотрела девушка как две капли воды похожая на Сьюзи Крам, только причёска у неё была короче, волосы тёмные и совершенно другой макияж. А в остальном да, это была Сьюзи Крам. У Бергота сердце ухнуло вниз, и он невольно замедлил шаг.