Мик перестал общаться с Райаной, не желая портить ей жизнь. Он снова занимался стройкой, уже не понимая зачем он это делает. Зачем ему этот дом. Но все же продолжая следовать заранее намеченному плану, это позволяло ему подолгу находиться вдалеке от нее. Он не знал видится ли она с Россом, и старался не думать об этом.

-Весна в этом году не обычайно жаркая! – они снова вынесли кресла качалки из бани, и установили их на веранде. Апрель еще даже не закончился, а воздух уже стал сухим и раскаленным.

-Ты прав. За те три года что мы здесь, такое в первые – она обмахивалась подолом светло-салатовой юбки как веером. Солнце только начало клониться к горизонту, и Энна с нетерпением ждала когда же наступит ночь, с ее прохладой.

-Лао говорит, что такая жаркая весна впервые.

-Что же летом будет?!

Они сидели в спокойствии и безмятежности, уставшие от духоты и работы, и наслаждались отдыхом. После его дня рождения, душевное состояние Энны каким-то чудом нормализовалось. Она долго раздумывала над своей жизнью здесь, в Еравии. Холодные ночи, и бездеятельность морозными днями позволили ей все обдумать. «Я просто перенесла свои чувства к Саше, на Мишу. Они для меня, как одно целое. Вот и все. Я сама дорисовала в Мише то, что делало его похожим на мужа. Теперь я понимаю». И с тех пор она больше не плакала, не расстраивалась думая о нем и Райане, да и почти не задумывалась об этом.

Вечером Мик пошел к Лао, отнести чертежи кованных элементов необходимых ему для будущего дома. Уже у калитке собственного дома он услышал Эннын смех. И постарался как можно тише зайти во двор, желая подсмотреть что там происходит.

Энна с Россом шли по дорожке от стройки к дому, он что-то говорил, и она рассмеялась сказанному. Мик уже было хотел окликнуть их, когда Росс неожиданно остановил ее, поймав за руку, и поцеловал. Стоя вдалеке от них, он не видел, нежелания Энны, не увидел, как упираются ее руки в его грудь, желая оттолкнуть, не увидел, как крепко он держит ее за затылок и талию, не давая пошевелиться. Он просто стоял и зачем-то смотрел на них. А потом развернувшись вышел за двор. Сердце с разумом тут же развели полемику в его сознании. Что-то кричало ему вернуться и убить Росса, что-то – убить Энну. Ему все же удалось разграничить некоторые чувства: он злился на нее, она предала Сашу; он злился на Росса, тот по каким-то необъяснимым причинам вернулся из города, что бы познакомиться с ней; он злился на себя, за то что не мог предать друга.

Находясь в состоянии смятения, он прошелся по соседним улицам. Когда он вернулся, на дворе было темно и прохладно, Энна сидела на веранде, за накрытым столом, и раскачивалась в кресле.

-Ты где был? Я чуть с ума не сошла? – накинулась она на Мишу, едва тот переступил порог.

-У Лао, - стараясь никак не выказать того что видел, он прошел к столу.

-Ты же знал, что я ужин готовлю?! Сказал на десять минут! Мик! Прошло больше двух часов!

«Надо же, а мне показалось минут десять, пятнадцать. Ничего себе побродил».

-Прости, я не специально.

-Не делай так больше. Я переживала, - она смотрела на него снизу вверх, и от того казалась Мику еще меньше, чем была.

-Прости. Больше не буду. Честное слово.

-Ладно, садись, я уже есть хочу.

17

Такое быстрое и неумолимое, время безжалостно шло вперед, заставляя каждый день создавать новое прошлое, новые воспоминания, строить новую жизнь. Уже призрачной и далекой стала память о том мире, который породил их, о тех людях, которые составляли ту жизнь. Лишь иногда, мимоходом вдруг проскакивал образ Саши, и тогда Энна ощущала легкую грусть, или же Мише казалось, что он слышит голоса сыновьей, и тогда сердце его невольно сжималось. В такие моменты, они поодиночке, так, что бы ненароком не вернуть другого в то состояние растерянности и отчаяния, в котором пребывали, садились в джип, мирно ржавеющий в сарае, и наслаждались роскошным запахом бензина и кожи, навевающим одновременно и тоску об утерянной жизни, и радость от того, что она была.

Бесконечно долгий вечер длился и длился, никак не желая заканчиваться. Райана зашла поделиться урожаем, и как подозревала Энна увидеться с Мишей, который как назло ушел к Лао. Всеми силами скрывая свою ревность к ней, Энне пришлось предложить напитки, и в знак благодарности за корзину ягод, да и привыкать надо, к будущей почти родственнице. Миша несколько раз провожал Райану, а порой они вместе возвращались откуда-нибудь, и Энне, сколь бы больно не было, приходилось сдерживать свои неуместные чувства, и всячески налаживать общение.

-Долго вы уже здесь? – спросила Райана, когда Энна разлила свежезаваренный чай по чашкам.

-Скоро три года будет, - и, отпив небольшой глоток, зачем-то уточнила, - десятого мая.

Райана, рассматривала узор на чашках, провела пальцем, по выпуклым синим цветочкам на блюдце, и лишь затем, так и не поднимая глаз, спросила:

-Ты забыла его?

-Кого?

-Мужа.

«Как можно забыть собственного мужа?!» - возмутилась Энна, но тут же, как обычно ироничное сердце сообщило что можно. Вот только утром, она пыталась вспомнить какой у Саши подбородок, и не смогла, а днем вдруг осознала, что не помнит его форму ногтей. «Но разве это важно?» - спрашивала она себя в такие моменты, «я помню его характер, его смех, голос. Помню запах его одеколона, кожи. Иногда мне кажется, что я чувствую его как наяву», но Райана ждала ответа, и пришлось говорить, хоть и откашляться сначала:

-Нет, - и тогда она, наконец, оторвала глаза от чашки, и всмотрелась в Энну, как будто искала что-то. От этого проницательного и молчаливо – вопрошающего взгляда, Энна неожиданно заговорила, желая объясниться, - это так тяжело Рай, так сложно! Я помню его, помню сладость, помню аромат одеколона усиленный запахом его тела, я так любила вдыхать его, особенно вот тут – она прикоснулась к основанию шеи. Райана больше ничего не спрашивала, но Энна не смогла остановиться, необходимость высказаться застала ее врасплох – помню нежные, сильные руки, как будто он меня обнимает! Помню прикосновение губ – и одна единственная, непокорная слезинка побежала по щеке, но Энне настолько было необходимо выговориться, рассказать все, что ей было все равно, что одна слезинка, что тысячи, - такие нежные, - она неосознанно прикоснулась к своим губам, - такие… а руки! Я говорила тебе? Наверное я и влюбилась сначала в его руки, а потом в него самого! Ты бы видела, как он держит руль! Так сильно, нежно, властно… Просто сума сходишь, думая, что вот так же он будет держать тебя! – слезы капали все быстрее, но Энна улыбалась, отчетливо вспоминая мужа, как будто он стоял здесь, перед ней. Она покачала головой, пытаясь опомниться, но образ не желал уходить – он добрый, и веселый! Такой смешной иногда!.... Ты себе даже представить не можешь! Как ребенок! А как они с Мишей дурачились?! Два взрослых дядьки! И Миша рядом с ним другой был. О, ты бы слышала наши словесные пикировки. Это было нечто! Я была в восхищении! Я ведь еще тот собеседник: едкая, ироничная, да и сарказма во мне на пол Еравии хватит! Но когда мы вчетвером встречались, Марина с Сашей даже рядом не садились!.... Рядом с Сашей все становились другими: искренними, радостными, позитивными! Даже вечно угрюмый Миша!.... Рай, он лучшее, что было со мной, - слова закончились так же неожиданно, как и родились, но рассказав об этом, Энна ощутила, то внутреннее спокойствие, ту радостную боль, когда можешь заговорить с кем-то о давно ушедших людях. Когда радость от их существования не ограничивается лишь твоей памятью, а смешивается с воспоминаниями других людей, делая умерших как бы ожившими, и вновь дарящими то чувство, что могли подарить лишь они одни.

Райана молчала, не прерывала, и не расспрашивала, но когда взгляд Энны посветлел, и она была готова ее слышать, та лишь взяла ее дрожащие руки в свои, и крепко сжала.

-Прости меня, - прошептала Райана