Вадим Собко

"Звёздные крылья"

(приключенческий роман)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГРАНИТ

В мае на улицах Киева зацветают каштаны и небо над Днепром становится необычно синим и глубоким. Проплывают легкие облака, и, глядя на них, начинаешь ощущать высоту неба. Иногда налетает гроза. Тогда тяжелые молнии обрушиваются на Днепр. Жирно лоснится брусчатка на улице Ленина, и, кружась в воздухе, осыпаются на асфальт тротуаров бело-розовые лепестки каштанов.

Потом грозу сменяет солнце. Капли еще сверкают в листве, и каждая из этих искрящихся капель, прежде чем испариться, превращается в яркую звезду.

Флегматичные дворники сметают белую пену каштанового цветения. А когда подсыхает асфальт, в воздухе еще долго носится едва ощутимый аромат грозы.

У каждого города свой запах. Влажными туманами пахнет Ленинград, острым холодком свежевырубленного угля — Сталино. Соленый привкус моря несут с собой ветры Одессы. Свежим бетоном и вкусной черноземной пылью пахнет Харьков. Пьянящий запах искристых морозов даже в самую горячую пору лета можно уловить над Москвой. Широкими морскими просторами и немного едким белым камнем-известняком пахнет Севастополь. И еле уловимое благоухание недавней грозы стоит над Киевом. И впрямь, быть может, этот аромат оставляют частые грозы? А может быть, ветры с верховьев Днепра приносят дух цветения лесов… Только неизменно ощущаешь над Киевом этот пьянящий и свежий ветер послегрозья.

Восемнадцатого мая 193* года, в весенний грозовой день Юрию Крайневу исполнилось двадцать шесть лет. Он вспомнил об этом случайно. Больше того — ему об этом напомнили: на книге о межпланетных полетах стоял библиотечный штамп — вернуть восемнадцатого мая.

Юрий Крайнев поднялся с кресла и отложил в сторону книгу. Двадцать шесть лет! Мысли его невольно подернулись грустью: двадцать шесть лет, прожита почти половина жизни.

Юрий огляделся вокруг. Он осмотрел свою комнату так, будто видел ее впервые. Но ничего нового или неожиданного не появилось в просторной светлой комнате инженера Юрия Крайнева. Ровными шеренгами стояли книги в больших шкафах. На широком, затянутом зеленым сукном столе лежали раскрытый учебник и несколько чертежей. Кисть винограда переплеталась с причудливыми листьями на пестрой материи широкой тахты, стоявшей в углу комнаты. На переддиванном столике блестел никелированный электрический чайник с удивленно вздернутым кверху носиком. Другой угол занимал платяной шкаф, в который Юрий умудрялся втиснуть столько вещей, что ему самому подчас казалось странным, как они там умещаются.

Желтый паркет тускло блестел. Он сохранил еще едва заметный дух скипидара, напоминавший аромат соснового леса в жаркий день.

Громадное окно выходило на улицу Ленина. С шестого этажа была видна добрая половина Киева, до самых далеких за днепровских озер, окутанных легкой предвечерней мглой.

По улице Ленина, порой скрываясь под белыми кронами каштанов, проносились автомобили. С высоты шестого этажа они напоминали разноцветных зверьков, бегущих весело и бесшумно.

Юрию вдруг захотелось разогнать свое странное настроение быстрым движением, когда бешеный ветер бьет в лицо, когда мелькают телефонные столбы вдоль шоссе, а воздух становится ощутимым и упругим.

Юрий снял телефонную трубку и услышал, как поспешно загудели автоматы. Он набрал номер гаража и сказал, чтобы прислали машину. Вежливый голос дежурной ответил, что машина товарища Крайнева сейчас выйдет. Юрий положил трубку и провел рукой по черной блестящей коробке телефона.

Еще раз он оглядел комнату и подошел к окну. Близился вечер. На реке перекликались пароходы. Внизу, по блестящей, омытой дождем улице промчался грузовик с большим белым номером 26 на зеленой крыше кабины; Юрий снова вспомнил о дне своего рождения.

Снизу донеслись басовитые нотки автомобильного гудка. Сигнал звал вежливо, но нетерпеливо. Черный открытый автомобиль стоял у подъезда.

Юрин довольно улыбнулся. Сейчас поднимется ветер. Он подошел к шкафу, чтобы взять пальто и кепку, и остановился перед большим зеркалом.

Он часто смотрелся в зеркало, вывязывая галстук или причесываясь, тогда все его внимание поглощалось галстуком или гребенкой. Чтобы рассмотреть самого себя, у Юрия никогда не хватало времени.

Крайнев смотрел на себя внимательно, настороженно. На виске что-то блеснуло. Белая нить отчетливо выделялась на фоне темных волос. «Рановато», — подумал Юрий, выдергивая волосинку.

Боль оказалась более резкой, чем он ожидал. Юрий невольно вскрикнул. Ощущение боли неожиданно вернуло ему обычное жизнерадостное и уравновешенное настроение.

Высокий выпуклый лоб густыми черными бровями нависал над большими серыми глазами. Ресницы были удивительно длинные; когда Крайнев закрывал глаза, казалось, будто тень от ресниц падает на щеки. Прямой нос и широкие скулы. Губы сжаты упрямо и сухо. Только в уголках рта, чуть приподнятых кверху, гнездилась улыбка. Это делало его лицо волевым и вместе с тем немного детским. А когда улыбка слетала, лицо поражало значительной, мужественной суровостью.

Автомобильный гудок доносился в комнату приглушенно. Днепровский ветер ворвался в окно и зашелестел бумагами. Он был теплый, весенний, и принес с собой свежесть плавней.

Юрий вдруг почувствовал в каждом мускуле своего большого молодого тела упругость и силу. По-мальчишески подпрыгнул и с удовольствием отметил, что до потолка не так уж высоко. Молодая, нерастраченная энергия мощными волнами переполняла его тело.

Иногда человек, оставшись наедине с самим собой, ведет себя по меньшей мере странно. Кто б мог поверить, что солидный человек, инженер и профессор Юрий Крайнев может приплясывать на одной ноге, размахивая в воздухе руками? Вряд ли можно было уловить ритм и мотив этого танца.

Юрий сделал еще одно, совсем уже неожиданное па и вдруг снова стал солидным и спокойным. Он тихо и медленно подошел к входной двери, но захлопнул ее так сильно, будто боялся, что его кто-нибудь вернет. Ступеньки лестницы постепенно оборачивались вокруг него и казались бесконечными. В детстве он съезжал по перилам. Как хорошо было бы проехаться сейчас такими длинными и удобными пролетами.

Он вышел на тротуар, и весенние запахи, аромат весенней листвы каштанов, дыхание теплого влажного асфальта окутали его. Хотелось дышать глубже и чаще, чтобы с каждым вдохом вбирать в себя этот неповторимый вкус весеннего воздуха. И Юрий дышал глубоко, с наслаждением. Впервые за много лет так остро он ощущал весну.

Гудок прервал его мысли. Он взглянул: за рулем машины сидела белокурая девушка. Волосы ее, тяжелые, золотистые, спадали на плечи крупными волнами. Крайнева предупреждали о новом шофере, но увидеть такую красивую девушку он не ожидал. Он подошел к машине, открыл дверцу и поставил ногу на подножку.

— Товарищ Крайнев? — с некоторым удивлением спросила девушка.

Ей сказали, что она будет шофером у профессора Крайнева. Юрий на профессора совсем не был похож, поэтому вопрос был вполне естественным.

Он улыбнулся. Не в первый раз его профессорство вызывало удивление. Вначале это забавляло, теперь он уже привык.

— Да, моя фамилия Крайнев, — ответил он, внимательно рассматривая девушку. Она была очень привлекательна.

— Профессор Крайнев или его сын? — все еще сомневалась девушка.

— Профессор Крайнев, — ответил Юрий таким тоном, словно дивясь, как это он мог стать профессором, и добавил: — А вас как зовут?

Девушка покраснела. Она заметила внимательный взгляд Крайнева. Он разглядывал ее спокойно, не спеша.

— Меня зовут Валя, — сухо ответила она. — Куда поедем?

— Валя, — повторил Юрий. Взгляд его задержался на пышных волосах девушки. На быстром ходу в открытой машине они будут развеваться. — Так вот, Валя, сегодня мы никуда не поедем. Я передумал. В такой вечер надо гулять пешком. Отведите машину и можете быть свободны. Сегодня она мне больше не понадобится.