— Дамы и господа, нам всем сегодня было нелегко, и я думаю, вы не прочь немного поспать. Правда, тут возникают некоторые трудности, но я уже проделал опыт и убедился, что при желании можно отделить средние подлокотники между сидениями. Конечно, это не положено, да вряд ли «Лунтурист» станет подавать на нас в суд. Десять человек смогут лечь на креслах, остальным предлагаю устроиться на полу. И еще. Вероятно, вы заметили, что в кабине становится жарковато. Температура будет некоторое время повышаться. Поэтому я советую снять всю лишнюю одежду, удобство сейчас важнее чрезмерной щепетильности.
(Мысленно он добавил, что еще важнее выжить… Но у нас есть в запасе несколько часов.)
— Мы погасим внутреннее освещение, — продолжал Ханстен, — а чтобы не оставаться в полной темноте, включим на минимальную мощность аварийный свет. Один человек будет дежурить в кресле капитана. Капитан Харрис уже составляет график дежурства, смена через два часа. Есть вопросы или замечания?
Ни того, ни другого не было, и коммодор облегченно вздохнул. Он боялся, как бы кто не полюбопытствовал, почему поднимается температура. Что бы он стал отвечать? При всех своих способностях, Ханстен не умел лгать, а ему хотелось, чтобы пассажиры спали спокойно, насколько это вообще возможно в такой обстановке. Если не случится чуда, этот сон может оказаться вечным…
Мисс Уилкинз, уже без прежней профессиональной непринужденности, разнесла напитки желающим. Большинство пассажиров сразу начали снимать верхнюю одежду; более стеснительные подождали, пока не погасло главное освещение. В тусклом красном свете кабина «Селены» выглядела фантастически. Кто мог представить себе что-либо подобное несколько часов назад, когда пылеход покидал Порт-Рорис?… Двадцать два человека, почти все в одном белье, лежали на сиденьях и на полу. Некоторые счастливчики уже похрапывали, остальные беспокойно ворочались с боку на бок.
Пат Харрис выбрал себе место на самой корме, даже не в кабине, а в тесной камере перепада. Здесь был удобный наблюдательный пункт. Через открытую дверь он видел всю кабину от самого носа, мог следить за каждым пассажиром.
Аккуратно сложив форму, Пат сделал из нее подушку и лег на жесткий пол. До вахты шесть часов, хорошо бы поспать.
Спать… Истекают последние часы его жизни — и все-таки больше ничего не остается. Интересно, крепко ли спят смертники в ночь перед казнью?
Он так устал, что даже эта мысль его не затронула. Последнее, что видел Пат, проваливаясь в забытье, как доктор Мекензи снял очередные показания термометра и аккуратно нанес их на свой график. Точно астролог, составляющий гороскоп…
В пятнадцати метрах над «Селеной» (их при здешнем тяготении можно одолеть одним прыжком) уже наступило утро. На Луне не бывает сумерек, но небо давно предвещало рассвет. Задолго до восхода Солнца выросла сияющая пирамида зодиакального света, столь редко видимого на Земле. Она поднималась очень медленно — чем ближе восход, тем ярче. Вот пирамида растворилась в опаловом сиянии короны, а вот над горизонтом вспыхнуло пламя, в миллион раз ярче их обоих. Кончился двухнедельный мрак, вернулось светило. Из-за медленного вращения Луны вокруг своей оси пройдет еще час с лишним, прежде чем оно взойдет совсем, но день уже начался.
Казалось, по Морю Жажды, теснимый слепящим светом, катится черный отлив. И вот уже вся гладь моря простреливается почти горизонтальными лучами. Будь на поверхности малейшее возвышение, его тотчас выдала бы длинная, в несколько сот метров тень.
Выдала — кому? «Пылекат-1» и «Пылекат-2» были заняты бесплодным исследованием Кратерного Озера, в полутора десятках километров от места катастрофы. Их окружала тьма: пройдет еще два дня, прежде чем солнце поднимется над окаймляющими кратер пиками, а пока только вершины озарены восходом. С каждым часом резко очерченная полоса света будет спускаться по склонам все ниже — местами быстрее идущего человека — и наконец лучи коснутся дна кратера.
Сейчас над озером метался свет, созданный человеком. Яркие вспышки выхватывали из тьмы тяжелые глыбы: спасатели фотографировали груды камней, которые бесшумно скатились с гор, когда Луна вздрогнула во сне. Меньше чем через час фотографии будут на Земле, еще через два часа их увидят во всех обитаемых мирах.
Плохая реклама для туризма.
Когда капитан проснулся, в кабине было заметно жарче. Но не жара разбудила его за целый час до начала вахты.
Хотя Пату ни разу не доводилось ночевать на «Селене», он хорошо знал, какие звуки можно услышать на борту. Когда моторы выключены, царит почти полная тишина, и нужно напрягать слух, чтобы уловить шелест воздушных насосов и слабое гудение охлаждающей установки. Все это он слышал, когда засыпал, но теперь к этим звукам прибавился новый, непривычный…
Едва слышный шорох, настолько тихий, что на мгновение Пат заколебался — уж не почудилось ли ему? Невероятно, чтобы такой слабый сигнал проник в его подсознание сквозь барьер сна. Даже сейчас, проснувшись, капитан не мог ни определить природу звука, ни установить, откуда он идет.
Внезапно Пат понял, почему шум разбудил его. Сонливость как рукой сняло. Вскочив на ноги, он приложил ухо к наружной двери камеры перепада: таинственный звук доносился снаружи!
Ну, конечно. Совершенно отчетливо слышно. У капитана мурашки по спине забегали. Шуршат пылинки, словно за обшивкой «Селены» разыгралась песчаная буря. В чем дело? Неужели море опять колышется? И если так — куда увлечет течение «Селену»? Пока что пылеход как будто недвижим, только внешняя среда течет и струится…
Очень осторожно, стараясь не потревожить спящих, Пат на цыпочках прошел в кабину. Дежурил доктор Мекензи. Съежившись в кресле пилота, он глядел на засыпанный снаружи иллюминатор. Когда подошел Пат, физик повернулся к нему и шепотом спросил:
— Что-нибудь неладное?
— Не знаю… Проверьте сами.
Теперь уже двое приложили ухо к двери и долго слушали загадочный шорох. Вдруг Мекензи сказал:
— Это движется пыль, никакого сомнения. Но я не понимаю — почему. Вот вам еще одна загадка.
— Еще одна?
— Да. Меня сбивает с толку температура. Она повышается, но не так быстро, как я ожидал.
Казалось, физик недоволен тем, что его расчеты не подтвердились, но для Пата его слова были первой доброй вестью после катастрофы.
— Вы только не огорчайтесь, кто из нас не ошибался. И если эта ошибка подарит нам несколько лишних дней, уж я-то во всяком случае не стану вас упрекать!
— Но я не мог ошибиться! Это же элементарная арифметика. Нам известно, сколько тепла излучают двадцать два человека, и куда-то это тепло должно деться!
— Во сне излучение меньше, может быть, в этом все дело?
— Как будто я мог упустить столь очевидное обстоятельство! — раздраженно ответил ученый. — Разумеется, меньше, но уж не настолько. Нет, тут что-то другое. Должна быть причина, почему температура отстает от моего графика.
— Отстает, и слава Богу, — сказал Пат. — Но что вы скажете об этом звуке?
Мекензи с трудом заставил себя думать о новой загадке.
— Пыль движется, мы — нет. Выходит, это явление местное. Больше того, мы заметили его только здесь, на корме. Может быть, в этом все дело? — Он указал рукой на переборку. — Что за переборкой?
— Двигатели, баллоны с кислородом, охлаждающая установка…
— Охлаждающая установка! Ну, конечно! Я же видел при посадке… Там, за обшивкой, ребра радиатора?
— Совершенно верно.
— Тогда все понятно. Они так сильно нагрелись, что пыль циркулирует, словно жидкость. Конвекционное течение уносит вверх наше избыточное тепло! Не исключено, что температура установится. Вряд ли станет прохладнее, но мы будем жить.
В тусклом малиновом свете они посмотрели друг на друга, ощущая прилив надежды. Пат медленно произнес:
— Я уверен, что вы угадали. Кажется, невезение кончилось.
Он взглянул на часы и быстро что-то прикинул в уме.
— Сейчас над морем восходит солнце. База, конечно, выслала на поиски пылекаты. Они примерно знают, где искать. Десять против одного, что нас найдут через несколько часов.