— Из…из…ните. — Ляля наконец решилась заговорить, но пересохший язык прилип к небу. Никто, кроме нее самой, девушку не услышал. — Изви…те… где я? — Она предприняла вторую попытку.

— Очухалась! — улыбнулась пожилая медсестра и подошла к Ляле. — Как мы себя чувствуем?

— Нор… Нормально. — И Ляля попыталась улыбнуться в ответ. Лицо немедленно сковала тупая боль. Казалось, оно увеличилось в размерах, словно на Лялю надели свинцовую маску. Но говорить было уже легче. — Простите, а где Света? Она цела?

— Подруга твоя, что ли? У нее ничего серьезного, — постаралась успокоить Лялю сестра. — Так, сотрясение легкое да нос чуть-чуть подпортили. Она домой попросилась, врач и отпустил. Все равно мест мало, легких тут не держат.

— А сколько времени, не скажете?

— Скажу, милая. — Женщина посмотрела на часы. — Почти три. Тебя часа два назад привезли.

Вот тебе и «буду дома не позже двенадцати». Представив, как сейчас сходят с ума мама с папой, Ляля на секунду позабыла обо всех своих несчастьях. Она попыталась приподняться на кровати.

— Мне домой надо позвонить! Родители волнуются…

— Голубушка, тебе сейчас вставать нельзя. Света твоя им все наверняка рассказала. Приедут уже вот-вот, не бойся. Ну, если нет — завтра с утра позвонишь. Давай я тебе снотворного вколю. Ты спи. Тебе силы нужны. — Сестра уже набирала лекарство из ампулы.

После укола Ляля минут десять лежала наедине со своими мыслями. Она была уверена, что заснуть не удастся: произошедшее ярко вспыхнуло в памяти. Вот Сява ехидно улыбается, тянет ее за собой по коридору «кое-что показать». Спальня, тумбочка, бутылка в руках. Ненавистные поцелуи, жаркое дыхание, сползающая с плеч кофточка. А потом — удар, разлетевшиеся осколки, крик Сявы. И дальше — появление Кирилла и бесконечная боль, отчаяние, унижение… Но даже эти страшные мысли потихоньку ушли. Незаметно для себя Ляля уснула. Этой ночью снов она не видела.

Утром Лялю разбудили во время обхода. Пустынный коридор наполнился людьми в белых халатах. Врачи и больные шумели, суетились. Капельницы рядом не оказалось, и обрадованная Ляля попыталась сесть. Но стоило ей чуть-чуть приподняться, как острая боль отдалась в ягодицах и промежности. Она легла, решив, что ей лучше поберечь силы. «Где же папа с мамой? Знают ли они? И если не знают, как им все объяснить? Папа с ума сойдет».

— Так, что у нас здесь? — Строгая женщина, с волосами, тщательно убранными под шапочку, заглянула в медкарту. В даме с первого взгляда можно было угадать главврача. — Соколова Людмила Евгеньевна, многочисленные ушибы, так-так-так. — Дальше она стала читать про себя. — Все ясно. Родители уже знают? — Врач с серыми глазам словно читала Лялины мысли.

— Нет… Наверное… Не знаю.

— Знали бы, уже бы приехали. Так, сначала звони родителям, потом сдаешь анализы и идешь по врачам. Я с родными поговорю, решим насчет судмедэксперта. Анна Павловна объяснит, куда идти. — Врач махнула головой в сторону пожилой медсестры, стоявшей рядом. — Все понятно? — Было видно, что ее ждет еще не один десяток больных.

— Да, — кивнула Ляля.

— Ах да, и после всего зайдешь в кабинет психолога, — уже уходя, добавила врач.

Телефон находился на столе у медсестер. Ляля с трудом заставила себя сползти с кровати. Все тело ныло, идти было тяжело. Спасали длинная рубаха, явно не по размеру, и объемный халат: в такой одежде ноги можно было расставить пошире. Ляля то и дело прислонялась к стенам, чтобы отдышаться. Ее поразило количество коек. Палаты были забиты под завязку, и «лишних» больных вывозили прямо в коридор. Кто-то лежал в гипсе, кому-то ставили капельницу или делали укол. Почти у самых дверей отделения Ляля увидела лежащего на каталке подростка. Он тихонько стонал, его умоляющий взгляд зацепился за Лялю. Не выдержав, она отвернулась, а сестры куда-то повезли паренька…

Ляля подумала, что этого взгляда не забудет никогда. И тут же вспомнила о предстоящем разговоре с родителями. Сердце бешено колотилось, девушка рухнула на стул перед телефоном. Что им сказать? Как смягчить шок? И возможно ли это? Как скажешь папе, что его единственную дочь избили, а потом… Тянуть нельзя, а нужные слова никак на ум не приходят. Так ни на что и не решившись, Ляля подняла трубку и набрала номер. Чуть не сразу на другом конце провода раздался мамин голос:

— Алло?

— Мамочка, это я, — начала Ляля.

— Доченька! Боже мой! — У мамы вырвался вздох облегчения. Ляля поняла, что та дежурила у телефона всю ночь. — Где ты? Мы с отцом уже все морги обзвонили!

— Мама, я в больнице, только не волнуйся…

— Что случилось? — Голос Аллы Николаевны задрожал.

— А… А вы не знаете? Светка вам не… — Ляля оборвала себя на полуслове. Конечно, Света ничего не сказала. Не факт, что сама Ляля смогла бы рассказать о таком.

— Мы Свете обзвонились. Там трубку никто не берет. Всю ночь — ни ее нет дома, ни мамы. Так что стряслось?

Именно на этот вопрос было труднее всего ответить. Ляля несколько раз пыталась начать, но тщетно. Сказать правду было невозможно. Нельзя, и все тут. Язык не поворачивался.

— Мам, правда, не волнуйся. Меня сбила машина, — выпалила она неожиданно для самой себя. — Но ничего серьезного. Я жива и здорова.

В трубке стояла тишина.

— Але-але, мам, ты здесь?

— Я здесь, доченька. — Голос дрожал еще сильнее. Чувствовалось, что мама изо всех сил сдерживается, чтобы не разрыдаться. — В какой ты больнице?

— Я сама точно не знаю. — Ляля огляделась по сторонам и заметила уже знакомую медсестру, разбиравшую медицинские карты больных. Добрая женщина тут же согласилась помочь. Она продиктовала Алле Николаевне адрес, а затем показала девушке кабинеты врачей, где ей предстояло пройти осмотр.

После того как все анализы были сданы, Ляля оказалась перед дверью гинеколога. Раньше ей в такой кабинет приходилось попадать всего раз: во время обязательного для старшеклассниц осмотра. Теперь ей туда прямая дорога… Ляле только сейчас пришло в голову, что она вполне могла забеременеть от насильников. «Какая это будет ужасная несправедливость! Интересно, через какое время можно определить беременность?» Что ж, именно тут ей все и скажут. Немного помявшись у двери, она постучалась.

— Входите! — ответил женский голос.

Ляля робко приоткрыла дверь и зашла.

— Смелее, девушка, я не кусаюсь. Проходите, давайте карточку и ложитесь.

Ляля медленно вскарабкалась на специальное кресло и, пока врач внимательно изучала ее карточку, с легким ужасом рассматривала гинекологические инструменты, разложенные в ряд на столике. Тогда, в школе, врач объяснил, что этими жуткими приспособлениями, казалось, взятыми из арсенала инквизиторов, смотрят только женщин, уже ведущих половую жизнь. Лялька, помнится, мысленно посочувствовала Светке. Но теперь… Чем дольше девушка изучала стальные крючочки и лопаточки, тем сильнее становился ее ужас. Захотелось убежать, но было уже поздно — врач надела перчатки и подошла к креслу. Ляля сжалась в комок.

— Да не бойся ты так, расслабься, — принялась она успокаивать Лялю. — Понимаю, тебе страшно, но я больно не сделаю. — И врач начала копаться в щипцах и зеркалах.

Услышав лязганье металла, Ляля зажмурилась. Потом ощутила прикосновение чего-то холодного. Истерзанные ткани словно пронзило током. За последние часы она уже успела привыкнуть к боли и принимала ее безропотно, будто та превратилась в неотъемлемую часть жизни. На этом обследование не закончилось: странные эти гинекологи — им лишь бы покопаться там, где не надо… Но именно «там, где не надо» было больнее всего. Ляля сжала зубы, чтобы не закричать. Голос врача вернул ее к реальности:

— Ну что я могу сказать? Плева порвана, есть небольшие влагалищные и анальные разрывы, но следов спермы не вижу. Возьму мазок, а там видно будет.

— Я не забеременею? — Вопрос сам собой сорвался с языка.

— Нет, думаю, нет, хотя надо будет еще анализы посмотреть. Видимо, они о контрацепции позаботились. Хорошо, конечно, а то мало ли чем заразить могли. Но в суде тебе сложнее будет…