По уточненному расчету первое погружение должно было состояться 9 марта в 21 час 19 минут 18 секунд. За 8 минут до этого должно было пройти разделение спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека.

В Атлантическом океане находился корабль «Ристна», который должен был засечь проносящийся над ним метеором Л1 в 21 час 03 минуты – еще до отделения приборного отсека. В 21 час 20 минут, уже после разделения, наблюдение за спускаемым аппаратом переходило к теплоходу «Бежица», находящемуся в Гвинейском заливе. Евпаторийский НИП-16 должен был связаться со спускаемым аппаратом в 21 час 33 минуты.

Вскоре выяснилось, что плавучий НИП-10 начал прием информации от космического корабля и осевая перегрузка достигла 20 единиц. Средства ПВО страны спокойно доложили, что «объект» в воздушном пространстве СССР не зафиксирован. Если «Ристна» подтвердила очень высокую даже для баллистического спуска перегрузку 20 единиц, значит, должна была сработать АПО – система аварийного подрыва объекта! Система была взведена на случай посадки на территории Африки или Турции.

Космонавт Алексей Леонов сидел рядом с управленцами в евпаторийском НИП. (Кстати, именно он должен был не позже июня 1969 года стать первым в мире человеком, высадившимся на Луну на посадочном корабле «Лунник-1», а на лунной орбите его должен был ожидать Олег Макаров на борту очередного «Лунолета» – замечание автора этой повести). Когда Леонов узнал, что перегрузки достигли 20 единиц, он сказал, что советские космонавты и не такое выдержат, если, конечно, «вы нас не подорвете»…

По дороге с командного пункта к гостиницам Чертока и его коллег остановил все тот же Алексей Леонов, напомнив, что Юрий Гагарин решил отпраздновать свое 34-летие и очень просит Чертока и других конструкторов и управленцев зайти в столовую. Все столы уже были накрыты и сервированы в ожидании гостей.

В столовой собрались все космонавты, зачисленные в команду облета Луны. Сам Юра был несколько смущен своей затеей, улыбался, просил прощения, что отнимает у нас драгоценные часы сна, и приглашал отметить возвращение к Земле впервые со второй космической скоростью. Все участники застолья выпили за здоровье первого космонавта, за блестящую защиту диплома и окончание «Жуковки» (Высшей Военно-Воздушной Инженерной Академии имени Н.Е. Жуковского), за дружную совместную работу, за общее здоровье и, наконец, за очередные победы: ведь пуски «Союзов» и Л1 № 7 должны были состояться не позднее апреля!

12 марта Гагарин и Леонов отчитывались перед генералами Каманиным и Кузнецовым о своих впечатлениях по результатам полета Л1. Руководитель Лунного отряда оптимист Леонов пытался доказать, что «это еще не гибель».

Каманин возмущался:

— Зачем взрывать аппарат, даже если он идет на Африку. Мы бы проверили парашютную систему. В конце концов, мы нашли бы аппарат и многое поняли.

Каманин позвонил Тюлину и Мишину, угрожая, что для следующего пуска официально потребует заблокировать систему АПО, независимо от района приземления.

Но идеологические чиновники в ЦК считали, что ни единый винтик не должен попасть за кордон. Не потому, что по осколкам можно было раскрыть некие технические секреты, а потому, что сам факт аварии не должен быть известен. «У нас не должно и не может быть аварий!» – заключает Черток изложение фактов по «Зонду-4».

Столь длинная (аж на полторы страницы!) выжимка (не дословная, а основательно перефразированная, причем далеко не всегда согласно с идеями мемуариста) из воспоминаний Чертока понадобилась автору этого опуса не только для того, чтобы изложить суть событий. Просто еще раз хотелось в очередной раз уличить тогдашний официоз СССР (не предельно честного Чертока, а именно официоз) во лжи. Хотя по официальным данным, «Зонд-4» вышел на гелиоцентрическую орбиту и на Землю не возвращался, на самом деле его взорвали по причине нерасчетной траектории возвращения на родную планету.

Итак, все происходило далеко не так, как гласили официальные сообщения в далеком уже 1968 году. Но вполне возможно, что даже всеведущий Черток не знал всей правды о «Зонде-4». И не исключено, что даже самые кропотливые и всезнающие российские и зарубежные исследователи истории советской космонавтики знали об этом полете далеко не всё. Если это действительно так, то попробуем восстановить почти абсурдную ситуацию, как если бы она имела место в параллельной реальности.

Нет, мы не будем восстанавливать полубезумную идею ряда мифотворцев, что якобы Юрий Гагарин и Владимир Серегин не разбились 27 марта 1968 года на самолете УТИ-МиГ-15, а погибли на 18 дней раньше во время полета вокруг Луны. Согласно утверждению создателей этого мифа, скрыть гибель первого космонавта в ходе полета «Зонда-4» было невозможно, поэтому советским властям пришлось инсценировать аварию самолета, который пилотировали два летчика-испытателя, катапультировавшиеся из машины незадолго до ее падения.

На Западе до настоящего дня ходят слухи, что на борту «Зонда-4» все-таки находился экипаж в составе двух человек. На Западе даже слышали переговоры экипажа с Землей. Но и эту версию следует отвергнуть. На самом деле все бортовые линии звуковой радиосвязи были отключены. А связь с группой управления и земными НИП-ами с использованием «Зонда-4» в качестве ретранслятора осуществляли члены экипажа будущей лунной облетной экспедиции Павел Попович и Виталий Севастьянов, находившиеся в специальном бункере в Евпатории.

Однако предлагаемая нами лунная версия еще более безумна и гораздо менее правдоподобна, чем все выше упомянутые мифы, включая те, которые имели хождение на Западе. Несмотря на это, она все-таки имеет право на существование в качестве варианта развития по одному из вариантов развилки так называемой альтернативной, или крипто-истории. Эта безумная версия действительно вдохновлена всей историей тоталитарного Советского Союза, хотя и абсолютно не соответствует героической эпопее с космическим кораблем «Заря» (так должен был, согласно некоторым сведениям, называться «Зонд» в пилотируемых облетах Луны), рассказанной в художественной повести писателя Геннадия Семенихина «Лунный вариант». Скорее, она близка к версии, вскользь упомянутой испытателем космической техники Иосифом Викторовичем Давыдовым в его книге «Триумф и трагедия советской космонавтики», изданной в 1998 году. Предлагаем вашему вниманию авторскую сюрреалистическую версию событий, связанных с полетом «Зонда-4».

Постараемся там, где возможно, основываться на реальных документах и фактах. В этом и состоит главная задача постсоциалистического сюрреализма – течения в литературе, развиваемого Виктором Пелевиным.

Согласно раскрытой сейчас документации знаменитой королевской фирмы в подмосковных Подлипках (той самой фирмы, которая именуется ныне НПО «Энергия»), летно-конструкторские испытания корабля «Л-1» начались 10 марта 1967 года. То есть всего за полтора месяца до трагической гибели Владимира Комарова на «Союзе-1» – корабле, в ходе полета которого должны были проверяться средства стыковки двух пилотируемых космических кораблей (без подобной стыковки советская пилотируемая экспедиция на Луну была неосуществима) «Союза-1» и «Союза-2». На «Союзе-2» должны были взлететь 25 апреля Валерий Быковский, Алексей Елисеев и Евгений Хрунов. Последние двое должны были после стыковки перейти в комаровский «Союз» через открытый космос для проверки работы лунного скафандра «Кречет». Эта история впервые была описана в газете «Поиск» в 1987 году, к 20-ой годовщине гибели Комарова. Из-за неполадок, возникших на «Союзе-1» сразу же после старта, запуск второго корабля был отменен (что спасло Елисеева и Хрунова от неизбежной гибели после пересадки в «Союз-1»), а испытания лунного скафандра прошли в январе 1969 года, в ходе полета «Союза-4» и «Союза-5» – кораблей, пилотируемых Владимиром Шаталовым и Борисом Волыновым.

Вскоре после орбитальной стыковки должны были состояться полеты к Луне, но… Запуски кораблей для облета Луны должны были осуществляться ракетой-носителем «УР500К» (более известной как «Протон») с разгонным блоком «Д». Целью запуска первого, упрощенного варианта корабля «Л-1», получившего тассовское название «Космос-146», было испытание блока «Д». Первое включение блока «Д» для довыведения корабля на орбиту Земли прошло успешно, однако из-за неполадок в системе управления блоком второе включение привело к отклонению корабля от расчетной траектории. Апогей был повышен, однако перигей понизился, и корабль на второй день полета затормозился и вошел в атмосферу.