Но какого дьявола он здесь делает? Он был свидетелем схватки между Холмсом и Мориарти? Но тогда почему не попытался помочь своему? И где его знаменитое ружьё? Или величайший в мире снайпер случайно оставил его в поезде? Ни Холмс, ни Ватсон, да вообще никто не дал разумного ответа на вопросы, которые даже сейчас, когда я стучу по клавишам моей машинки, кажутся неизбежными. И, начав их задавать, я уже не могу остановиться. Я словно уношу ноги от преследователей, моя коляска мчит во весь опор по Пятой авеню, не тормозя на перекрёстках.

Это почти всё, что нам известно об истории у Рейхенбахского водопада. А теперь пришло время моего рассказа, он начинается через неделю после описанных событий, когда три человека собрались в усыпальнице церкви Святого Михаила в Мейрингене. Один из них — детектив-инспектор из Скотленд-Ярда, знаменитой штаб-квартиры британской полиции. Его зовут Этелни Джонс. Второй — я.

Третий человек высок ростом, худощав, у него выпуклый лоб и запавшие глаза, которые, наверное, взирали на мир с холодной злобой и коварством — когда в них теплилась жизнь. Но сейчас эти глаза остекленели, угасли. На нём костюм с воротником-стойкой и длинный сюртук. Человека этого выловили в Рейхенбахском ручье, на некотором удалении от водопада. Левая нога сломана, на плече и голове другие серьёзные раны, но причина смерти — утопление. Руки скрещены на груди, местный полицейский нацепил на кисть бирку. На ней написано имя: Джеймс Мориарти.

Именно из-за него я проделал долгий путь до Швейцарии. Судя по всему, я опоздал.

— Вы уверены, что это именно он?

— Лично я — абсолютно, мистер Чейз. Но отложим в сторону мои личные убеждения и рассмотрим доказательства. Его внешний облик и обстоятельства, при которых он здесь оказался, вполне соответствуют имеющимся в нашем распоряжении фактам. И если это не Мориарти, мы обязаны спросить себя, кто же это, каким образом он умер, и где же тогда сам Мориарти.

— Найдено только одно тело.

— Да. Бедный мистер Холмс… Лишиться права быть похороненным по-христиански, уйти в мир иной в сопровождении близких… Но одно можно сказать наверняка. Имя его будет жить. И в этом — утешение.

Этот разговор происходил в промозглом и мрачном церковном подвале, куда не доходили тепло и свежесть этого весеннего дня. Инспектор Джонс стоял рядом со мной, склонившись над утопленником и крепко сцепив руки за спиной, словно боялся подхватить какую-нибудь заразу. Его тёмно-серые глаза внимательно оглядели труп сверху донизу и остановились на ногах, одна из которых потеряла ботинок. Судя по всему, Мориарти отдавал предпочтение вышитым шёлковым носкам.

Мы встретились недавно, в полицейском участке Мейрингена. Я был искренне удивлён: зачем крошечной деревушке, застрявшей посреди швейцарских Альп, где пасутся козлы и произрастают лютики, свой полицейский участок? Но, как я уже говорил, деревушка эта — туристическая достопримечательность, сюда недавно подвели железнодорожную ветку, и, видимо, число путешественников в этих краях постоянно растёт. Дежурных в участке было двое, оба в тёмно-синей форме, они стояли за деревянной стойкой, делившей переднюю комнату на части. Одним из них был злополучный сержант Гесснер, которого вызвали на водопад, и я сразу понял, что он с большей радостью занимался бы потерянными паспортами, железнодорожными билетами, дорожными указателями… чем угодно, но никак не таким серьёзным делом, как убийство.

На моём языке они почти не говорили, и мне пришлось объясняться с помощью снимков и заголовков из английской газеты, которую я захватил с собой именно для этой цели. Я сказал: из воды в низовьях Рейхенбахского водопада вытащили тело — могу ли я на него посмотреть? Но эти швейцарские полицейские наотрез мне отказали — так часто поступают люди в форме, наделённые ограниченной властью. Перебивая друг друга и вовсю размахивая руками, они дали мне понять, что ждут какого-то старшего по званию, который едет из самой Англии, и все решения будет принимать он. Я сказал, что проделал куда более долгий путь, что прибыл по очень серьёзному делу, — но их это не интересовало. Извините, майн херр. Мы ничем не можем помочь.

Я достал часы и взглянул на них — уже одиннадцать, половина утра прошла впустую, неужели ждать придётся всё утро? Но в эту минуту входная дверь открылась, шеей я почувствовал лёгкий ветерок, обернулся — и в дверном проёме увидел мужской силуэт на фоне утреннего света. Не говоря ни слова, человек вошёл в комнату, и я увидел, что он чуть моложе меня, ближе к сорока, тёмные волосы гладко зачёсаны на лоб, спокойные серые глаза внимательно изучают всё, что попадает в поле зрения. Что-то в этом человеке заставляло относиться к нему серьёзно. Когда такой входит в комнату, его приход не остаётся незамеченным. На нём был коричневый повседневный костюм и расстёгнутое, свободно висевшее на плечах светлое пальто. Было заметно, что недавно он серьёзно переболел и сбавил в весе. Одежда ему была чуть велика, а на исхудавшем лице лежал отпечаток бледности. Он опирался на палку из розового дерева со странной и изысканной серебряной ручкой. Он подошёл к стойке и в поисках опоры облокотился на неё.

— Konnen Sie mir helfen? — спросил он. По-немецки он говорил без труда, но совершенно не следил за акцентом, словно слова были ему хорошо известны, но он никогда не слышал, как они звучат. — Ich bin Inspector Athelney Jones von Scotland Yard.

Он окинул меня коротким взглядом, отметил для себя моё присутствие и как бы отложил этот факт в папку для дальнейшего пользования, в остальном оставив меня без внимания. Однако, услышав его имя, полицейские сразу встрепенулись.

— Джонс. Инспектор Джонс, — затараторили они. Он достал своё рекомендательное письмо, которое они приняли, раскланиваясь и улыбаясь, попросили его немного подождать — им нужно зарегистрировать его приезд в журнале, — удалились в заднюю комнату и оставили нас вдвоём.

Игнорировать друг друга было невозможно, и первым нарушил молчание он, переведя мне то, что недавно сказал полицейским.

— Меня зовут Этелни Джонс, — представился он.

— Я понял, что вы — из Скотленд-Ярда?

— Совершенно точно.

— А я — Фредерик Чейз.

Мы обменялись рукопожатием. К моему удивлению, его рука оказалась какой-то обмякшей, словно едва болталась на кисти.

— Красивое местечко, — продолжил он. — В Швейцарии мне бывать не доводилось. Я вообще за границей всего третий раз. — Он мимоходом оглядел мой квадратный чемодан — поскольку я нигде не остановился, пришлось принести его с собой. — Только что приехали?

— Час назад, — сказал я. — Полагаю, мы с вами ехали одним поездом.

— А цель приезда?..

Я помедлил с ответом. Для выполнения задачи, которая привела меня в Мейринген, помощь офицера британской полиции весьма важна, в то же время опережать события мне не хотелось. В Америке конфликты между агентством Пинкертона и официальными государственными службами случались нередко. Скорее всего, в Европе то же самое.

— Я здесь по частному делу… — заговорил я.

Эту реплику он встретил улыбкой, хотя в глазах, как мне показалось, мелькнула досада.

— Тогда, мистер Чейз, если позволите, я отвечу сам, — предложил он. На минуту он задумался. — Вы представляете агентство Пинкертона из Нью-Йорка, на прошлой неделе вы отправились в Англию в надежде выйти на след профессора Джеймса Мориарти. Он получил некое важное для вас сообщение, которое вы и надеялись у него найти. Известие о его смерти вас потрясло, и вы приехали прямо сюда. Кстати, я вижу, что вы невысокого мнения о швейцарской полиции…

— Погодите! — воскликнул я и вскинул руку. — Остановитесь! Вы за мной шпионите, инспектор Джонс? Вы разговаривали с моим начальством? Британская полиция действует за моей спиной и вмешивается в мои дела — это никуда не годится…

— Можете не беспокоиться, — произнёс в ответ Джонс всё с той же странной улыбкой. — Всё, что я вам сказал — это результат моих наблюдений за вами здесь, в этой комнате. Если желаете, могу кое-что добавить…