— Он самый, — ответил тот. — Уже час тут торчу по вашей милости. За какие такие грехи человеку зарабатывать на хлеб не дают?

Он буравил нас сердитым взглядом, при этом сидел не шелохнувшись, будто был привязан к своему месту, как лошадь к сбруе. Размеров он был внушительных, с мясистыми щеками, бакенбардами и багровым лицом, — этим цветом оно было обязано либо долгому пребыванию на свежем воздухе во все времена года, либо, что вероятнее, обыкновенному склерозу.

— Не беспокойтесь, ваше время мы компенсируем, — попытался успокоить его Джонс.

— Зачем компенсировать, начальник? Вы мне заплатите!

— Все деньги, какие вам причитаются, вы получите, но прежде придётся ответить на мои вопросы. Вчера вы взяли одного пассажира.

— Так уж и одного. Не одного.

— Хорошо, но одного вы довезли до Уайтхолла, неподалёку от Скотленд-Ярда. Дело было часа в три пополудни.

— Я часы не считаю. Что мне эти часы? — Возница потряс своей огромной головой, и мне показалось, что лошадь из чувства солидарности повторила его жест. Джонс предупредительно поднял руку. — Ладно, ладно. Знаю я, о ком вы говорите. Высокий такой джентльмен. Ему голову нагнуть пришлось, иначе нипочём не влез бы ко мне. Чудной тип, это я сразу приметил.

— Сколько ему лет?

— От тридцати до сорока. — Он чуть подумал. — А то и все пятьдесят. Как тут скажешь? Возраст своё берёт, вот что. Глаза какие-то злобные. На такой взгляд лучше не натыкаться.

— Где он к вам сел?

— На Стрэнде.

Джонс повернулся ко мне.

— Здесь нам помощи ждать нечего, — сказал он спокойно. — Стоянка кэбов на Стрэнде — одна из самых оживлённых в Лондоне. Рядом два крупных вокзала, и этой стоянкой пользуются все извозчики, потому что маршруты омнибусов в основном проходят стороной.

— Значит, наш загадочный пассажир мог приехать откуда угодно?

— Именно. Скажите, мистер Гатри, вы отвезли его прямо до Уайтхолла?

— Прямо — насколько позволяло движение.

— Он был один?

— Один-одинёшенек. Сам с собой наедине, забился в угол, шляпу на глаза нахлобучил, да ещё воротником прикрылся. Пару раз кашлянул, но со мной ни словечком не обмолвился.

— Но адрес назвал?

— Когда сел, сказал: «Уайтхолл». А потом: «стоп!», когда собрался вылезать. Выходит, сказал два слова. Вот и весь разговор. Ни тебе «пожалуйста», ни «спасибо».

— Вы довезли его до Уайтхолла. Что дальше?

— Попросил подождать. — Извозчик фыркнул, осознав свою ошибку. — Третий раз что-то сказал. Тоже одно слово, начальник. «Подожди!» С лошадью и то больше общения.

— А дальше?

— А дальше сами знаете! Весь Лондон знает. Громыхнуло почище японской пушки в Воксхолл-Гарденс. Это, думаю, что ещё за светопреставление? А голубчик-то мой и бровью не повёл, сидит как сидел, только в окошко глянул, будто ждёт кого-то. Тут и мальчишка прибежал, залезает ко мне. Посыльный. Что у вас тут такое, спрашиваю? Вернее, ничего я не спрашиваю, ясно, что от них ответа не дождёшься.

— А друг с другом они разговаривали — мужчина и мальчик?

— Да. Только я ничего не слышал. Я-то впереди сижу, а все двери и окна закрыты.

— Куда вы их отвезли? — спросил я.

— Недалеко. Через Парламент-сквер, до Виктории.

— В частный дом?

— Не знаю, что за дом. Но адрес скажу. Обычно я адрес не запоминаю. Цифры в голове не держатся. Голова от своих цифр и так пухнет, ещё чужие запоминать? Но этот номер был простой, как раз, два, три. Потому что он и был раз, два, три. Виктория-стрит сто двадцать три. А ежели ко мне больше вопросов нет, начальник, я вам ещё циферок добавлю. Моя такса — шесть пенсов за каждые четверть часа ожидания, а я у вас тут проторчал минимум два часа. Что на это скажете?

Джонс расплатился с возницей, и мы поспешно ретировались, быстрым шагом прошли по тротуару мимо универмага «Фортнум энд Мейсон» в сторону Грин-парка. Мы взяли другой кэб, Джонс назвал извозчику адрес.

— Они попались! — сообщил он мне. — Даже если они не живут на Виктория-стрит, дом на них выведет.

— Но в брогаме, — пробормотал я, — мог быть и кто-то другой, а не Кларенс Деверо. Он бы никогда не поехал в экипаже с незашторенными окнами.

— Извозчик сказал, что он сидел, как бы отгородившись от всего мира, спрятав лицо в воротник.

— Меня смущает кое-что ещё, Джонс. Это удивительно, но адрес Виктория-стрит, 123 кажется мне знакомым.

— Но как такое возможно?

— Не знаю. Но этот адрес я где-то видел, где-то он был написан… Не помню.

Я умолк, и мы снова покатили в тишине, пока не добрались до Виктория-стрит, широкой и оживлённой улицы, обрамлённой стильными магазинами и сводчатыми галереями и запруженной людскими потоками. По нужному нам адресу находилось внушительное, но не особенно изысканное здание, построенное недавно, быть частным домом оно никак не могло — слишком большое. Мне тут же вспомнился Блейдстон-хаус — то же ощущение непроницаемости, зарешеченные окна, калитка, узкая дорожка к вызывающей уважение входной двери. Я заметил, что Джонс смотрит вверх, взглянул туда же и увидел — на крыше развевается американский флаг. Тогда я перевёл взгляд на табличку возле калитки.

— Да это же посольство Соединённых Штатов Америки! — воскликнул я. — Ну, конечно! С сотрудниками посольства мы переписываемся. Роберт Пинкертон здесь останавливался, когда был в Лондоне. Вот почему адрес мне знаком.

— Посольство… — Джонс повторил это слово, и прозвучало оно напряжённо. Он смолк на минуту, чтобы осмыслить значение увиденного, и я понял: сведения, которые сообщил нам кучер, оказались совершенно бесполезны — с тем же успехом он мог отвезти своих пассажиров на Луну. — Туда нам ход закрыт. Ни один страж закона не имеет право входить в посольство.

— Но они-то вошли именно сюда! — воскликнул я. — Перри и его напарник. Как такое возможно? — Я вцепился в ограду, будто хотел разодрать её на части. — Неужели Кларенса Деверо приютила дипломатическая миссия его страны? Мы должны туда войти!

— Говорю вам, это невозможно, — стоял на своём Джонс. — Нам надо обращаться в Министерство иностранных дел…

— Значит, надо!

— Боюсь, для такого обращения у нас маловато улик. У нас есть лишь показания мистера Гатри о том, что своих пассажиров он высадил здесь, мы даже не знаем, входили ли они в это здание. Именно это случилось в Хайгейте. Я шёл за мальчиком вплоть до Блейдстон-хауса, но входил ли он туда, мы точно сказать не можем.

— Блейдстон-хаус! Если помните, Скотчи Лавелль хвастался, что пользуется покровительством посольства.

— Я только что об этом подумал, Чейз. Мне и тогда это показалось чрезвычайно загадочным.

— У него на столе лежало приглашение. Лавелля вместе с дамой пригласили именно сюда.

— Оно у меня в кабинете… в том, что от него осталось. — Джонс забрал из Блейдстон-хауса всё, что могло представлять интерес, включая дневник и кусок мыла, который привёл нас к Хорнеру на Чансери-лейн. — Приём для бизнесменов.

— Дату помните?

Джонс окинул меня быстрым взглядом. Он сразу понял, какая мысль мелькнула у меня в голове. — По-моему, завтра вечером, — ответил он.

— Одно можно сказать наверняка, — произнёс я. — Скотчи Лавелля там не будет.

— Чтобы нам с вами попасть туда, нужны крайне серьёзные основания.

— Для вас — возможно. Но не для меня. В конце концов, я — американский гражданин.

— Одного я вас туда не пущу.

— Откуда там взяться опасности? Это приём для английских и американских бизнесменов… — Я улыбнулся. — Неужели Скотчи и вправду считал себя бизнесменом? Что ж, преступная шайка — это тоже своего рода бизнес. — Я повернулся к Этелни Джонсу, и в моих глазах, полагаю, он прочитал решимость. — Мы не можем упустить такую возможность. Если мы обратимся в Министерство иностранных дел, Кларенсу Деверо станет известно о наших намерениях.

— Вы полагаете, он здесь.

— Мне кажется, всё указывает именно на это. По крайней мере, стоит заглянуть внутрь, — быстро продолжил я. — Уверен, риск невелик. Мы всего лишь два гостя среди остальных.