— Даже слышать не желаю, — отмахнулся Джонс. — Вы говорите, что мы топчемся на месте, — не согласен. Мы нашли Деверо, знаем, кто он на самом деле. При это его ряды поредели, а его последний замысел — ограбление на Чансери-лейн — реализовать не удалось. Теперь он не сбежит. Наши люди возьмут под наблюдение все порты…

— Не исключено, что через два дня у вас не будет полномочий.

— За два дня многое может произойти. — Джонс положил руку мне на плечо. — Не падайте духом. Не спорю, картина мрачная. Но общий контур уже вырисовывается. Деверо загнан в угол, хотя всё равно очень опасен. Он должен нанести удар. Возможно, тут он и ошибётся, и мы сумеем его схватить. Я знаю, долго ждать не придётся.

— Вы так думаете?

— Уверен.

Этелни Джонс оказался прав. Наш враг нанёс удар — какого мы никак не предполагали.

Едва завидев Этелни Джонса на следующий день, я сразу понял: произошло нечто неожиданное и ужасное. Все его черты, написавшие долгую историю его болезни, ещё больше обострились, он ещё больше осунулся и был так бледен, что мне пришлось подвести его к стулу, — я боялся, что он просто упадёт. Я не стал у него ничего выспрашивать, а заказал горячий чай с лимоном и просто сидел рядом с ним в ожидании чая. Сначала я подумал, что его разговор с комиссаром уже состоялся, и его уволили из лондонской полиции, но, вспомнив наш разговор на Чилтерн-стрит, я понял — это событие не могло на него повлиять так сильно, и, значит, произошло нечто куда более худшее.

Его первые слова подтвердили верность моих опасений.

— Они забрали Беатрис.

— Что?

— Мою дочь. Взяли её заложницей.

— Откуда вы знаете? Как такое может быть?

— Жена прислала телеграмму. Её доставил посыльный — нашу телеграфную приведут в порядок не раньше, чем через месяц. Мне принесли её прямо в кабинет, сегодня утром; жена требовала, чтобы я срочно вернулся домой. Конечно, я так и поступил. Дома я застал Элспет в жутком состоянии, она даже не могла внятно объяснить, что случилось, и мне пришлось дать ей нюхательную соль, чтобы привести в чувство.

Бедняжка! Какие мысли терзали её голову, пока она ждала моего возвращения, — совсем одна, и некому её утешить?

Беатрис исчезла сегодня утром. Она вышла с няней, мисс Джексон — это добрая и порядочная женщина, с нами уже пять лет. Они всегда ходят погулять на Стролл-Филдс, недалеко от нашего дома. Сегодня внимание мисс Джексон ненадолго отвлекла пожилая женщина — спросила дорогу. Я поговорил с няней и не сомневаюсь: пожилая дама, чьё лицо было скрыто вуалью, — участница сговора, отвлекающий маневр. Когда мисс Джексон обернулась, Беатрис уже исчезла.

— Может быть, она просто куда-то ушла?

— Это на неё не похоже, хотя няня пыталась себя убедить, что так и произошло. Человеку свойственно тешить себя надеждой, даже когда надеяться не на что. Она обыскала весь парк и окрестности и только потом обратилась за помощью. Нашу дочь никто не видел. Её словно языком слизнули, и мисс Джексон, не желая больше терять времени, не на шутку встревожившись, побежала к нам домой. Эл спет её ждала. Никаких объяснений не требовалось: под дверь уже подсунули записку. Вот она.

Джонс развернул листок и передал мне. Несколько слов, написанных заглавными буквами и от этого ещё более грозных, разили наповал.

— Это нам ни о чём не говорит, — заметил я.

— Это говорит нам о многом, — раздражённо бросил Джонс. — Записку написал образованный человек, решивший выдать себя за необразованного. Он левша. Работает в библиотеке либо ходит туда, хотя там обычно мало народу. Это человек упрямый и безжалостный, в то же время на него давят обстоятельства, поэтому действует он импульсивно. Записка написана сгоряча. Предмет моего описания — Кларенс Деверо, потому что автор письма именно он.

— Откуда вам столько известно?

— А что тут сложного? Он нарочно пишет с ошибкой слово «дочь», а в остальном весь текст написан грамотно. В поисках листа бумаги он взял книгу с полки и выдрал из неё чистый лист, форзац. Видите: две стороны страницы обрезаны машиной, а внешний край — нет. Книгу эту никогда не читали. Бумага запылена и выцвела вдоль верхней кромки — от солнечного света. Он выдрал лист из обложки левой рукой. Вот отпечаток его большого пальца, чуть вывернутого наружу. Это чистое варварство, значит, человек спешил, а книжкой никто не пользуется, иначе вырванный форзац был бы замечен. — Джонс обхватил голову руками. — Какой толк от этих навыков, если они не могут предупредить меня об опасности, в которой оказался мой собственный ребёнок?

— Не надо так убиваться, — попытался успокоить я его. — Разве такое можно предвидеть? Сколько работаю агентом, а подобного случая не припомню. Но выбрать мишенью вас… Этот Деверо — просто наглец! Вы сообщили коллегам в Скотленд-Ярде?

— Не осмелился.

— А мне кажется, надо сообщить.

— Нет. Подвергать риску дочь я не буду.

Я обдумал его слова.

— Вы не должны были сюда приходить. В записке сказано «будьте дома».

— Там сейчас Элспет. Но я должен был зайти за вами. Если они решили прижать меня, почти наверняка так поступят и с вами. Элспет со мной согласилась. Мы не могли вас не предупредить.

— Ничего подозрительного я не видел.

— Из гостиницы выходили?

— Пока нет. Не выходил. Утро провёл в номере, писал отчёт для Роберта Пинкертона.

— Значит, я вовремя. Вам надо поехать со мной в Камберуэлл. Надеюсь, это не слишком для вас обременительно? Что бы ни случилось, нам надо держаться вместе.

— Сейчас самое главное — вызволить вашу дочь.

— Спасибо.

Я положил руку ему на запястье.

— Они ничего с ней не сделают, Джонс. Им нужны мы с вами.

— Но зачем?

— Пока не знаю, но нам надо готовиться к худшему. — Я поднялся. — Я схожу в номер за пальто. Жаль, что не привёз из Нью-Йорка мой револьвер. Допивайте чай и слегка передохните. Вы должны быть в форме.

Поездом мы отправились в Камберуэлл. Пока ехали по лондонским окраинам, оба хранили молчание. Джонс сидел с прикрытыми глазами, глубоко погружённый в свои мысли. Я, со своей стороны, размышлял о превратностях пройденного вместе пути, начавшегося в Мейрингене. Закончится ли он когда-нибудь? Сейчас успех будто бы на стороне Кларенса Деверо, но я тешил себя мыслью, что он всё-таки выполз из укрытия и, нанеся удар по семье детектива, совершил первый неверный шаг. Это было сделано от отчаяния, и, возможно, этой его ошибкой мы сумеем воспользоваться.

Как назло, поезд тащился как черепаха, но всё-таки мы добрались до цели и поспешили к дому, куда всего несколько дней назад я был приглашён на ужин. Элспет Джонс ждала нас в комнате, где мы с ней встретились впервые. Она стояла, оперевшись рукой на стул. Именно на этом стуле она сидела и читала дочери, когда я появился у них в доме. Она посмотрела на меня с нескрываемым гневом. Что ж, наверное, этот взгляд я заслужил. Она просила меня взять мужа под защиту, и я обещал ей, что всё будет хорошо. Какая самоуверенность!

— Есть новости?

— Нет. Здесь тоже?

— Никаких. Мария наверху. Она безутешна, хотя я сказала ей, что она ни в чём не виновата. — Видимо, речь шла о мисс Джексон, няне. — Ты был у Лестрейда?

— Нет. — Джонс опустил голову. — Да простит меня Господь, если моё решение неверно, но пренебречь указаниями похитителей я сейчас не могу.

— Я не позволю тебе бороться с ними в одиночку.

— Я не один. Со мной мистер Чейз.

— Мистеру Чейзу я не доверяю.

— Элспет! — с обидой в голосе воскликнул Джонс.

— Это несправедливо, миссис Джонс, — вступил я. — С самого начала этой истории я делал всё возможное…

— Простите меня, но я скажу то, что думаю. — Элспет Джонс повернулась к мужу. — В нынешних обстоятельствах вести себя иначе не могу. Так вот, с той минуты когда ты поехал в Швейцарию, я боялась, что случится нечто подобное. Я чувствовала: на нас надвигается зло, Этелни. Не надо так качать головой. Разве в церкви нас не учат, что зло можно ощутить физически, как холодную зиму или надвигающуюся бурю? «Господи, избавь нас от зла!» — вот о чём мы молим Бога каждый вечер. И теперь это зло пришло в наш дом. Возможно, его привёл ты. Возможно, оно шло к нам само. И мне не важно, что кто-то может обидеться. Я не отдам тебя силам зла.