После Челси мы въехали в Фулем, или Западный Кенсингтон, как предпочитают называть этот район его обитатели. Когда добрались до больницы, я передал поводья Перри, и он повёл «Чёрную Марию» с блаженной улыбкой на лице. Я велел ему сбавить ход. На то, чтобы организовать серьёзные поиски, стаду инспекторов из Скотленд-Ярда потребуются часы, и привлекать к себе внимание нет никакой нужды. Я окликнул полковника Морана, и в ответ он что-то невнятно буркнул. Значит, пока держится.
Ещё почти час мы добирались до Ричмондского парка, проехали через ворота Бишопс-Гейт — я их выбрал, потому что ими почти не пользуются. Мне требовалось открытое пространство, и парк был идеальным местом для того, что я задумал. Мы въехали на самое большое поле, какое могли найти, вокруг открывались разнообразные виды, за изгибом холма едва просматривалась река, но деревня была видна хорошо, а за ней вдалеке — и Лондон. День был чудесный, наконец-то дало о себе знать весеннее солнце, в чистом небе над горизонтом плыло несколько облачков. Мы остановились. Полковник Моран слез со своей подножки, обошёл лошадей, потянулся.
— Какого чёрта мы забрались так далеко? — спросил он.
Я оставил эту реплику без внимания, подошёл к «Чёрной Марии» сзади и открыл дверку. Кларенс Деверо знал, что его ждёт. В карету хлынул солнечный свет, Деверо съёжился, забился в угол, прикрыл рукой глаза. Я не стал с ним разговаривать. Просто залез внутрь и вытащил его на свет божий. Я был уверен, что оружия при нём нет. А на открытом пространстве он будет совершенно беспомощен, ничуть не лучше рыбы, которую выбросило на песок. Я подал сигнал Перри, и он направил лошадей к рощице, где в укрытии нас ждал второй экипаж.
Естественно, я позаботился об этом заранее. Ведь лошадей надо поменять — нам предстоит долгая дорога, вплоть до южного берега Англии.
Мой проигравший противник униженно ползал на коленях. Конечно, он чувствовал дуновение ветра на лице. Слышал пение птиц и прекрасно понимал, где оказался, даже не открывая глаз. У меня был револьвер, из которого я застрелил Этелни Джонса, Перри тоже был вооружён. Вероятность того, что нас здесь потревожат, была ничтожной. Парк огромный, две тысячи триста шестьдесят акров, если быть точным, я нарочно выбрал самый отдалённый его участок, едва ли сюда забредут гуляющие. Да и задерживаться здесь надолго я не намерен.
Моран стоял рядом со мной и смотрел на нашего пленника, с обычной смесью жестокости и презрения. Широкий облысевший лоб, огромные усы — увы, Моран напоминал опереточного злодея, но либо не имел об этом представления, либо на свой внешний облик ему было плевать. Он казался малоприятным человеком и в день нашей первой встречи, но с годами стал только хуже и был готов вспылить по любому поводу.
— Ну, профессор, что дальше? — спросил он. — Полагаю, вы собой вполне довольны.
— Всё вышло так, как мне хотелось, — признал я. — Была минута, когда я уже подумал: посол нам своего секретаря не отдаст. Эти люди — настоящие буквоеды. К счастью, покойному инспектору Джонсу напоследок удался гениальный ход, и он положил посольских на обе лопатки. За это я буду ему вечно благодарен.
— А этот мерзкий коротышка… собираетесь его убить?
— Ни в коем случае. Стал бы я так рисковать, если бы речь шла всего лишь об убийстве? Он мне нужен живой. И всегда был нужен живой. В противном случае моя задача была бы куда проще.
— Почему?
— Полковник, должно пройти несколько лет, прежде чем я смогу возобновить свои дела в Англии. Во-первых, организацию придётся строить заново, а это требует времени. Но и потом останется проблема…
— Шерлок Холмс?
— Нет. Похоже, он окончательно сошёл со сцены. Как это ни удивительно, придётся быть начеку с полицией.
— Они знают, кто вы.
— Именно. Они быстро разберутся в том, что именно произошло — эту головоломку решит даже Лестрейд. Ведь все они меня видели.
— Вы сидели рядом с ними, и они видели ваше лицо. К тому же вы убили одного из их рядов. Они будут вас искать, со всем старанием, на какое способны.
— Поэтому мне придётся уехать. Через три дня из Гавра в Нью-Йорк отправляется «Вандалия». На борту будем мы с Перри, а с нами — мистер Деверо.
— А потом?
Я взглянул на Деверо.
— Откройте глаза, — велел я.
— Нет!
Это был король преступного мира, величайший злодей, какого породила Америка. Он был близок к тому, чтобы уничтожить меня. Но сейчас это был ребёнок. Сжав лицо руками, он качался взад-вперёд и негромко всхлипывал.
— Откройте глаза, — повторил я. — Если хотите жить, делайте, что говорят. — Очень медленно Деверо выполнил приказ, но продолжал смотреть на траву перед собой, не в силах поднять голову. — Посмотрите на меня!
Это стоило ему гигантских усилий, но он подчинился, и мне показалось, что теперь он будет подчиняться мне до конца жизни. Он плакал. Слёзы текли из глаз, текло и из носа. Он был белее мела. Я что-то читал про агорафобию — состояние, о котором миру стало известно только недавно, — но я никогда не наблюдал эту болезнь вблизи. Скажу прямо — я был потрясён. Передай я сейчас Деверо мой револьвер, боюсь, он не смог бы им воспользоваться. Страх парализовал его. Перри тем временем вышел из-за деревьев, таща за собой здоровенный сундук. Он был предназначен для перевозки Деверо.
— Его сюда? — спросил Перри.
— Погоди, Перри. — Я повернулся к Деверо. — Зачем вы сюда приехали? — спросил я его. — В Америке у вас были богатство и успех. Силам закона — государственным и частным — поймать вас не удавалось. У вас был свой мир, у меня — свой. С чего вы взяли, что, столкнув эти два мира, вам удастся избежать ущерба? — Деверо хотел что-то сказать, но язык перестал его слушаться. — И каков результат? Много пролитой крови, много боли. Из-за вас погибли мои ближайшие друзья. — Я имел в виду Джонатана Пилгрима, но и Этелни Джонса тоже. — Самое плохое — вы заставили меня опуститься до вашего уровня, действовать методами, которые мне отвратительны. Поэтому я испытываю к вам только ненависть, и поэтому в один прекрасный день вы умрёте. Но не сегодня.
— Что вам от меня нужно?
— Вы хотели забрать у меня мою организацию. Теперь я заберу у вас вашу. Вы не оставили мне выбора, потому что, благодаря вам, мне в Англии больше делать нечего. Поэтому мне нужны имена всех ваших подельников в Америке, всех, с кем вы работали… уличных преступников, их хозяев. Вы мне расскажете всё, что знаете о подкупленных политиках, юристах, судьях, журналистах, полицейских — и об агентстве Пинкертона. Англия для меня на некоторое время закрыта, а вот Америка — нет. Новый свет! Моё возрождение произойдёт именно там. Нам предстоит долгий путь. К его завершению вы расскажете всё, что мне надо знать.
— Вы просто… дьявол!
— Нет. Всего лишь преступник. Раньше мне казалось, что это — разные вещи… Пока я не встретил вас.
— Пора? — спросил Перри.
Я кивнул.
— Да, Перри. Это печальное зрелище мне наскучило.
Перри радостно накинулся на Деверо, завязал ему глаза повязкой, заткнул кляпом рот, потом затолкал в сундук и закрыл крышку. Я тем временем обратился к Морану.
— Надеюсь, вы поедете с нами, полковник, — сказал я. — Я знаю, что о стране, в которую мы собираемся, вы не слишком высокого мнения, но ваши услуги мне всё равно понадобятся.
— Вы будете за них платить?
— Разумеется.
— Если я работаю за границей, мой гонорар удваивается.
— Ваши услуги стоят того.
Моран кивнул.
— Я приеду к вам через месяц-другой. До этого я намерен посетить Индию. Мангровые леса Сундарбана. Говорят, в это время года там много бенгальских тигров. Вы мне обо всём сообщите обычным путём? Как вернусь, буду ждать от вас вестей.
— Отлично.
Мы пожали друг другу руки. Затем втроём подняли сундук, теперь надёжно закрытый, и положили его в экипаж. Мы с Перри забрались наверх, он взял поводья, и повозка наша покатила вниз по холму, в направлении Темзы. Ярко светило солнце. Ноздри щекотал запах лугов, которые были здесь повсюду, и на время я позабыл о преступлениях, о триумфальных победах, наверняка ждавших меня в Америке. Мысли потекли в другом направлении. По необъяснимой причине я сосредоточился на чём-то совершенно ином. Я прикидывал, как можно решить уравнение Кортевега-Де Фриза — математическая модель, которая давно будоражила моё воображение, но до которой не доходили руки.