27 мая Коломейцев и Расторгуев добрались до Гольчихи, где и встретились с людьми, обеспечившими им дальнейшее продвижение на юг в г. Красноярск.
Совершенно в таких же условиях, какие были у Коломейцева, совершал работы и Матисен, описавший большую часть островов архипелага.
Э. В. Толль сам неоднократно участвовал в длительных маршрутах, производя съемку и сборы геологических коллекций. Ему же удалось точно установить местоположение устья реки Таймыра, которое так и не смог обнаружить Коломейцев. Поездка к этой реке была совершена уже летом.
Набросок с генеральной карты работ Русской полярной экспедиции во время зимовки 1900/01 года.
«…Свой маршрут, — пишет Э. В. Толль, — я выбрал по северному берегу Таймырского острова, а затем прямо на восток по льду, к западному берегу полуострова Челюскина. Ф. Г. Зеберг и я оставили «Зарю» 8 июля. На восьмой день открылись в нескольких милях, в тумане, знакомые мне из двух предыдущих экскурсий горы, лежащие к северу от бухты, в которой было устроено депо.
Поверхность льда, бывшая в последние дни необыкновенно ровной и удобной, вдруг изменилась. Лед был весь изборожден каналами, которые разветвлялись в виде дельты реки; а за льдом влево от нас показалось открытое море. Не было сомненья, что все это были признаки устья вскрывшейся большой реки. В ту же ночь мы добрались до берега и, как оказалось при рекогносцировочной экскурсии на другой день, были в 5 верстах к юго-западу от губы, служившей нашей целью. Губа была совсем чиста ото льда. В юго-восточном сужении губы, которое мы видели в мае месяце только издали и в тумане, теперь ясно различались острова, положение которых было сходно, как мне казалось, с островами Челюскина и Бэра, показанными на карте Миддендорфа. Вернувшись к лагерю, я сделал другое открытие: вместо льда, по которому мы совершили свой последний переход, было свободное море. Факт этот настоятельно указывал на необходимость возможно скорого возвращения на «Зарю»: под влиянием ветров свободное море, столь быстро бравшее верх надо льдом, могло в недалеком будущем освободить яхту. Поэтому я решил итти с этого лагеря к открывшимся островам на реке. Оставив все вещи и палатку, взяв только инструменты и несколько консервов, мы перетащили байдару волоком через тундру до губы и оттуда поплыли к первому из островов, за которым открылся другой. Для того чтобы удостовериться в том, что это было действительно устье Таймыра, а не какой-нибудь новой реки, я пристал ко второму острову, который должен был быть, по моему мнению, островом Бэра. И действительно, на юго-западном берегу этого острова показалась характерная кварцевая жила в слюдянистых сланцах, о которых упоминает А. Ф. Миддендорф, торчал в виде маяка, видимого с моря, громадный валун из белого кварца, когда-то выпертый торосами на скалистый берег, и наконец здесь же нашелся свидетель двух достопамятных экспедиций, теперь уже развалившийся «дом Фомы».
Ввиду необходимости быстрого возвращения мы должны были удовольствоваться лишь немногими научными наблюдениями, а потому оставили на другой день этот интересный остров и стали выгребать против ветра.
На обратном пути к «Заре» мы вошли в бухту, где устроили осенью депо, заменили на нем короткий, теперь уже обнажившийся знак достаточно длинным и захватили оставленный инклинатор. Наконец, 22 августа мы обогнули входной мыс Таймырского пролива, вышли на рейд «Зари» и увидели наше судно, стоявшее, повидимому, еще в плотном льду. Через следующие полтора суток, утром 24 августа, мы поднялись по трапу «Зари». Здесь я нашел всех участников экспедиции здоровыми и судно в полной готовности к плаванию.
На другой день подул свежий восточный ветер. Полыньи во льду рейда стали расширяться, а затем и вся масса льда, окружавшая «Зарю», получила движение.
Нас понесло сперва прямо на скалистый остров Наблюдений, но лед повернул во-время в пролив мимо острова. Медленно удалялся от нас знак, поставленный на острове Наблюдений в память нашей зимовки и работ, и через 6 часов «Заря», не затронув ни одной отмели или скалы, была окончательно вынесена через пролив Фрама в открытое море.
Радуясь столь неожиданно скорому и счастливому освобождению после 11-месячной зимовки, мы продолжали полным ходом начатое плавание. Добравшись до острова, у которого ледяной барьер преградил нам дальнейший путь в прошлом году, до места, столь нам несимпатичного, что я тогда же назвал этот островок «Каторжным», — мы опять нашли по одну его сторону тот же барьер, но с другой стороны лед был в движении. Так как «Заря» была не в состоянии бороться со льдом, который быстро несся противным нам течением, то мы были принуждены уйти за мыс острова Нансена и ждать открытия фарватера. Наконец, 30 августа проход очистился настолько, что мы прошли его без всякого столкновения с плавающими льдинами…»
1 сентября «Заря» достигла мыса Челюскина. Надо заметить, что вынос корабля дрейфующим льдом с места зимовки прошел исключительно счастливо. Э. В. Толль и не подозревал, какой опасности подвергалась его экспедиция в тот момент. В результате подробных промерных работ «Тороса» выяснилось, что пролив между островами Боневи и Наблюдений, через который продрейфовала «Заря», изобилует настолько большим количеством мелей, что мы, имея хорошую карту, только с весьма большими осторожностями проходили по этому месту.
Первые работы на льду
Еще задолго до того, как «Торос» окончательно принял свой зимовочный вид, нами были начаты экспедиционные гидрографические работы. Продолжительность светлого времени в октябре под 76° северной широты катастрофически убывала с каждым днем. Вместе с тем каждый час приносил утолщение ледового покрова, что в конечном счете невероятно усложняло бы наш промер глубин со льда. Надо было торопиться, чтобы до наступления полярной ночи выжать из остатков светлых дней все возможное.
Для окончания работ по подготовке к зимовке корабля мы выделили только машинную команду и двух матросов. Бытовое обслуживание экспедиции полностью легло на плечи повара, камбузника и буфетчика. Всем этим людям были поручены судовые работы и несение круглосуточной вахтенной службы. Весь остальной состав экспедиции был переключен на гидрографические работы.
По распоряжению из центра, «Торос» был включен в синоптическую сеть Главного управления Северного морского пути, что вынуждало нас проводить метеорологические, наблюдения в определенные часы и передавать их по радио в Бюро погоды четыре раза в сутки. Выполнение этого задания потребовало в первую очередь организации соответствующих наблюдений.
Наша метеорологическая станция расположилась на льду метрах в тридцати от судна. К будкам с приборами вела толстая проволока для предохранения наблюдателя от «плутания» ночью или в пургу. Фиксирование скорости и направления ветра делалось при помощи анемометра Фусса и судового компаса с мостика корабля, ход на который шел непосредственно из коридора, ведущего в кают-компанию. Метеорологическими наблюдателями посменно являлись все гидрографы и штурмана. Надо заметить что любые идентичные по выполнению и длительные по времени наблюдения, к каким должны быть отнесены и метеорологические, лучше всего поручать какому-нибудь одному определенному лицу.
Известно, что всякие определения, не только визуальные, но даже и по приборам, имеют целый ряд ошибок, среди которых довольно значительное место принадлежит так называемым «индивидуальным», т. е. зависящим от особенностей самого наблюдателя. Разные люди по-разному реагируют, например, на различные оттенки цветов, по-разному отмечают моменты времени или делают отсчеты показаний точных приборов и т. п. Абсолютные величины этих ошибок, конечно, очень невелики, но все же они имеются, и с ними необходимо считаться. Если данный вид наблюдений всегда выполняется одним и тем же лицом, то результаты этих наблюдений будут иметь какую-то одну определенную «индивидуальную» ошибку, которая, входя равной величиной во все результаты наблюдений, не будет играть существенного значения. При выполнении наблюдений разными лицами «индивидуальные» ошибки получаются не одинаковыми, что понижает ценность всей суммы наблюдений.