Как бы в подтверждение нашего намерения произвести разведку в прибрежных льдах нами было получено из Гидрографического управления телеграфное распоряжение: «В случае улучшения ледовых условий подойдите к острову Попова-Чукчина для розысков остатков экспедиции геолога Русанова, исчезнувшего вместе со своим кораблем «Геркулес» в 1912 году». Не теряя времени, «Торос» повернул на юг и вошел в семибалльный крупнобитый торосистый лед. Я с большим нетерпением ждал этого момента, так как впервые видел работу деревянного корабля во льдах.

Поведение «Тороса» превзошло все мои ожидания. Несмотря на то, что перемены ходов с переднего на задний и обратно у нашего мотора требовали времени гораздо больше, чем на паровых машинах, «Торос» прекрасно маневрировал и медленно, но верно прокладывал дорогу к берегу материка. Техника плавания во льдах еще не нашла своего отражения в виде исчерпывающих указаний в каких-либо навигационных руководствах, и, пока что, обучение этому искусству у моряков идет по методу изустной передачи опыта от поколения к поколению. Любопытно, что и американские морями, также как и мы, не удосужились составить какое-нибудь капитальное пособие по ледовым плаваниям, но настоятельно рекомендуют в своих полярных лоциях всем новичкам как можно больше проводить времени на мостике идущего во льдах корабля, для накопления соответствующего опыта. В нашей печати можно встретить только отдельные замечания по вопросу о тактике борьбы со льдом.

В частности, в «Лоции Карского моря» имеется небольшой раздел под названием «Плавание и управление судном во льду», дающий несколько весьма ценных указаний по этому вопросу. Однако этот раздел имеет немало и опорных положений. Там совершенно не рекомендуется управлять судном во льду из «вороньего гнезда», так как с этой высоты «…лед кажется сильно раздробленным и сравнительно легко проходимым, тогда как с мостика вахтенный начальник лучше ориентируется, какая льдина подается от натиска судна, которая остановит его, куда рыскнет от толчка о льдину нос судна и как ему будет лучше развернуться между льдинами»…

Весьма возможно, что указанное положение может иметь место при управлении нашими крупными ледоколами, имеющими высокие мачты и, следовательно, высоко расположенные наблюдательные бочки. Что же касается управления обычными судами и, в особенности, такими, как «Торос», судоводителю безусловно удобнее находиться как можно выше. Из «вороньего гнезда» гораздо отчетливее можно представить себе, куда именно надо направить корабль, чтобы продвинуться на нем дальше. При управлении с мостика горизонт наблюдения сокращается, и может оказаться, что штурман будет ударами форсировать лед, в то время как в 50—100 метрах в стороне можно пройти в том же направлении по открытому разводью. С высоты мачты виден эффект удара, и судоводитель может сразу принять необходимое решение в зависимости от новой создавшейся обстановки; при наблюдении с мостика результат удара не виден, так как форштевень закрыт от наблюдателя, и весьма благоприятный момент для развития успеха может быть упущен. В общем, на «Торосе» мы выбрали иной метод управления судном, нежели рекомендованный «Лоцией», и наше «воронье гнездо» имело всегда наблюдателя при плавании во льдах.

В данный момент мы имели дело со льдом, долгое время находившимся под действием солнца. Ледяные поля, хотя и имели толщину в несколько метров, были покрыты многочисленными проталинами, что способствовало их сравнительно легкому раскалыванию. Если бы вместо «Тороса» здесь был ледокол, он смог бы итти, как говорят, ходом. Нам приходилось значительно тяжелее. «Торос» выбирал на своем пути наиболее слабое поле, ударял в него, двигаясь обычным средним ходом, и сразу же после удара давал полный ход. Лед либо раскалывался, и тогда судно шло по образовавшейся трещине, расталкивая края ее в стороны, либо льдины толкались судном вперед до тех лор, пока впереди не образовывался ледяной затор и движение останавливалось. «Торос» отходил для разгона немного назад и вновь бросайся в атаку. В момент удара корабль вздрагивал от клотиков до киля, иногда вползал на лед, кренился и все же, в конечном счете, раздавливал льдину. Работа была тяжелой. Особенно опасным был момент отхода судна для нового разбега. Мощные льдины, раздвигаемые корпусом, сейчас же сходились за кормой, и при заднем ходе как руль, так и винт были под постоянной угрозой опасного удара. Очень важно, чтобы при работе машины назад руль был поставлен в положение «прямо», так как это как бы сужало его площадь, движущуюся навстречу льду.

„Торос“ в бухте Заостровной на острове Таймыре.

Иногда удавалось находить довольно длинные извилистые разводья, по которым мы шли малым ходом, чтобы избежать слишком сильных ударов об лед при крутых поворотах на извилинах разводья. «Торос» был перегружен и поэтому имел чрезвычайно большую инерцию, в чем мы имели уже случай убедиться при посадке на мель в Лямчиной губе. Эта инерция помогала нам форсировать лед, но она же могла явиться причиной настолько сильных ударов, что они уже были бы совсем небезопасны для корабля. Прошло часа четыре, как началась наша первая схватка со льдом. Берег заметно приблизился, и в том месте, куда пробивался «Торос», как будто бы виднелась вода. До цели предстояло еще пробить мили 3—4 сплоченного льда, как вдруг опрометчивая неосторожность едва не сделала одного из наших товарищей калекой.

«Торос» отходил малым задним ходом перед разбегом для удара в большое ледяное поле, которое закрывало нам проход в длинное разводье, тянущееся почти по всему нужному нам направлению. Находясь в «вороньем гнезде», я слышал, как прозвонил машинный телеграф; повидимому, был дан сигнал приготовиться к переднему ходу. Судно по инерции двигалось назад. Вдруг, почти одновременно, я почувствовал, как «Торос» мягко стукнулся кормой об лед, и в тот же момент услыхал громкий крик и падение чего-то тяжелого на мостике. Взглянув вниз, я увидел лежащего на палубе у входа в рулевую рубку вахтенного матроса Васю Шунгина. Поза лежащего была неестественно скорчена, обе руки обхватывали голень. На мостике уже появился лекпом Толстиков.

— Что случилось там?

— Рулевого выбросило штурвалом из рубки, ногу, кажется, сломало.

Несколько человек осторожно снесли с мостика раненого; на руль стал боцман.

— Будем продолжать, Николай Николаевич, руль в порядке! — прокричал мне в мегафон капитан.

— Есть. Бей в ту же льдину!

«Торос» упорно наскакивал на большое ледяное поле, почти сплошь покрытое грунтом, что явно говорило о его прибрежном происхождении. Размеры поля были таковы, что от удара судна оно почти и не вздрагивало. Обойти это препятствие не было никакой возможности. После пяти или шести ударов стало ясно, что «Торосу» этого барьера не преодолеть.

— Стоп, Владимир Алексеевич, надо за аммонал браться.

Подрывание льда зарядами аммонала или какого-нибудь иного взрывчатого вещества довольно часто применяется в практике ледовых плаваний. Однако, должен сознаться, что большого эффекта от взрывов обычно не наблюдается. Дело, конечно, опять-таки в том, что мы не успели еще выработать каких-нибудь определенных правил, как именно надо подрывать лед. Каждый судоводитель действует обычно по своему усмотрению, и в результате противники применения во льдах взрывчатых веществ имеют много оснований к утверждению, что «подрывается не лед, а авторитет подрывника». Подрывание ровного льда совершенно аналогично действию винтовочной пули на стекло, если она встречает его прямо на своем пути: получается отверстие без всяких трещин. Отсюда напрашивается вывод, что если судно не может преодолеть ровного ледяного поля, то и взрывчатые вещества ему почти не помогут. Иное дело, если приходится прокладывать путь в битом торосистом льду различной крупности. В этом случае часто получается так, что какой-нибудь один торос, заклинившийся в проходе между двумя ледяными полями, останавливает движение судна. Форсирование его ударами не дает положительных результатов и только сильнее вколачивает льдину в проход. При таком положении взрывы дают прекрасные результаты. Из нескольких сотен случаев применения аммонала для прокладывания пути судна во льдах, я вывел заключение, что хорошие результаты зависят не столько от веса заряда, сколько от удачно выбранного места взрыва. Второе заключение — это полная безрезультатность «открытых» взрывов, когда заряд взрывается просто на поверхности льда или при небольшом его углублении. Наилучший эффект получается в том случае, когда подрывается во льду как раз то место, которое сдерживает всю массу битого льда, причем взрыв делается на глубине около 1 метра под нижней поверхностью льда. Чрезвычайно важно отметить еще и то, что если лед находится в процессе сжатия, то никакими взрывами нельзя освободить корабль от ледяных тисков. Подрыванием небольших патронов можно только размельчить лед у бортов судна, для того чтобы создать «ледяную подушку» и тем самым избавить борта от давления краями сходящихся ледяных полей. Эту работу надо проделывать очень быстро и по возможности до того момента, как края ледяного поля уже вошли в соприкосновение с бортом корабля.