Скорее от неожиданности, чем от боли, Степан развел руки, и оба щенка упали на землю, издав при этом громкий визг.-
Они торопливо побежали в разные стороны, но Степан
и не пытался их догнать. Какое-то неосознанное чувство заставило его оглянуться и... закричать от ужаса.
В тот же миг огромной силы удар швырнул его на каменную стену. Не будь ее, Степан непременно бы свалился С ног. Она и выручила, и в то же время совершенно оглушила охотника, испытавшего крепость камня собственным затылком. Перед глазами поплыли разноцветные круги.
Если бы Степан мог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы опущенную голову, раскинутые на уровне плеч руки, а возле широко расставленных ног — огромного лохматого зверя, судорожно глотавшего зубастой пастью воздух.
И когда вздрогнувшие ресницы охотника удивленно поползли вверх, давая возможность увидеть все происходящее, пес столь яростно зарычал, обнажив светившиеся белым металлом клыки, что Степан ради сохранения собственной жизни счёл нужным вновь закрыть глаза и оставаться недвижимым.
«Ничего,— размышлял охотник.— Я могу и с закрытыми, глазами постоять. Я не гордый. Дай мне только в себя прийти, а там посмотрим, чья возьмет. Ты бы на меня в лесу попробовал напасть. А то ишь, выбрал момент...»
Секунды бежали, а Степан все так же стоял, зажмурив глаза, продолжая строить всевозможные планы своего освобождения.
«Тяжело... но справиться должен. Что если ударять пса ногой и, пока он будет в замешательстве, поднять ружье с земли? А может...»
Второй вариант отличался от первого тем, что был гораздо бёзопаснее. Нужно было просто стоять, не шелохнув ни рукой ни ногой. В этом случае внимание пса будет ослаблено, и он непременно покинет свой наблюдательный пункт и повернется к нему спиной. Этого будет достаточно, чтобы успеть поднять ружье и выстрелить. А если от грохота выстрела обвалится свод пещеры?
Степан чуть-чуть приоткрыл глаза, решив, что в полумраке пес не разглядит его уловки, а он в свою очередь постарается найти какую-нибудь слабость у атакующей стороны.
Степан повел глазами налево, потом направо, чуть- чуть склонил голову, опасаясь увидеть пса у самых ног, и, когда убедился, что поблизости никого нет, поспешно поднял ружье.
К нему вернулись и силы, и мужество. Простояв неподвижно еще с минуту, Степан медленно направился к выходу. У него пропало всякое желание разыскивать щенков и пса, появившегося столь неожиданно, к тому же опасность еще не миновала. Может, возле выхода его ждет куча псов, подобных этому.
Тревоги оказались напрасными. В пещере на него никто больше не нападал, а возле выхода никто не встретил, если не считать сидевшей на ольхе рассерженной сороки, которая при виде человека пронзительно застрекотала.
Степана от ее пронзительных криков всего передернуло. Не долго думая, он поднял с земли увесистый камень и с силой запустил в птицу.
Сорока проворно взмахнула крыльями и, продолжая выкрикивать ругательства на птичьем языке, скрылась.
Прогнав птицу, Степан тут же постарался принять бравый вид. Ему почему-то казалось, что за ним наблюдают чьи-то насмешливые глаза, которые все видели. И как он стоял возле каменной стены, и как дрожали его колени, и как от страха он не смел открыть глаза.
Степан не исключал возможности повторного нападения. Короткая схватка могла быть лишь предупреждением со стороны собак, и кто его знает, что последует за этим предупреждением, если он сейчас же не покинет чужие владения.
И все-таки, несмотря на существенную опасность, Степан не спешил расстаться с пещерой. Ущемленное самолюбие вдруг взыграло в нем. То ему казалось, что он готов отдать полжизни за один выстрел по своему обидчику, то в голове наступало просветление — и он поспешно отгонял мысль о схватке с собачьей стаей.
Его пустые терзания прервали сорочьи крики, громко прозвучавшие с той стороны, откуда он пришел. Степан вздрогнул, торопливо пересек площадку и, встав за валуном. заросшим высоким кипреем, стал выжидать.
Сороки не умолкали ни на секунду. Их крик нарастал и приближаясь к охотнику, становился все тревожнее и к а пористее.
Там, где безумолчно трещали сороки, послышался нарастающий тревожный шум. Степан, не лишенный воображения мигом представил несущуюся сквозь кусты разъяренную собачью стаю.
—Нет. На сегодня хватит. Вон отсюда. Вон, — сам себе дал команду Степан и, не мешкая, круто развернувшись, быстро зашагал прочь.— К черту этих псов. К черту!
Чувствовал он себя преотвратительно. Ай да Степан! Ай да охотник! И это он, бывший моряк, чуть не вприпрыжку удирает от облезлых псов. Стыд. Срам. Сороки стрекотали. Ну и что? Мало ли что им в головы взбрело? Может. между собой ссорились. И шума-то почти никакого не было. Ну, ветер отчего-то взбесился, ну, пошумел немного... Что из этого? Эх-ма, чего со страху не выдумаешь. Но почему со страху?— тут же находил Степан себе оправдание. Разве не он смотрел полчаса назад в лицо смерти? Так зачем же, спрашивается, на дню испытывать судьбу дважды? Ради чего? Что он этим докажет?
И опять он обзывал себя трусом, не забывая, однако, оглядываться назад. Прилипчивая мысль, будто собачья стая все-таки может решиться на преследование, не покидала его. Ему казалось, что даже деревья смотрят на него с немым упреком, обличая в страшном грехе — трусости.
И тогда Степан решил устроить привал.
Отвесно падающая скала, огромные валуны, рассыпанные под ней, показались ему удобным для отдыха местом.
Он тяжело сел на покрытый черными пятнами лишайников плоский камень, перевел дыхание и, не сводя глаз с дальних кустов, из которых могли появиться преследователи, стал прислушиваться к тревожному дыханию природы.
В камышах слабо шуршал ветерок, со стороны озера доносился шум воды, сверкало полуденное солнце. Природа дышала спокойно и умиротворенно.
Впервые, после расставания с Петром, он громко рассмеялся. «Погоня! Вот уж действительно у страха глаза велики». Тревога его моментально улетучилась.
Странные предметы, лежавшие под основанием скалы привлекли его внимание. Он сделал несколько шагов в их сторону и невольно ахнул. Такого нагромождения костей он никогда еще не видел. Можно было подумать, что их вывалили из кузова самосвала, позабыв присыпать землей.
Он поднял голову вверх, перевел взгляд с безоблачного неба на вершину скалы и... замер.
Красное солнышко улыбнулось ему сверху, подмигнуло. Голубая синь неба приветливо заглянула в глаза, но Степан был так далек мыслями от созерцания красот природы, что ничего этого не заметил.
На скале неподвижно, отражая золотые лучи солнца, стоял лохматый рыжий пес с мощной лобастой головой и широченной грудью.