Из всех стимуляторов мне по душе один: хорошее задушевное слово перед игрой и сознание патриотического долга. Без него футболист — лишь наемный солдат, способный бросить оружие на поле боя в самую критическую минуту.

Свела меня судьба и с другим неудачником — Винсенте Феолой, тренером бразильской сборной.

Наша группа сидела в лондонском аэропорту, ожидая в течение нескольких часов своевременно заказанный самолет. Вдруг в толпе пассажиров мелькнула знакомая фигура. Тучный, невысокий человек с большим одутловатым лицом пробирался к столику. Это был Феола, с которым я беседовал в Лужниках после блестящей игры бразильцев в Москве два года назад.

Я давно знал, что Феола шахматист и в футбол никогда не играл. Но мне захотелось послушать, что он скажет в свое оправдание. Привыкший к окружению из репортеров, Феола, покинутый всеми, с заметной радостью начал отвечать на вопросы советских журналистов. Видимо, ему хотелось излить душу, а возможно, и спасти хотя бы крупицы прежней популярности. К сожалению, и вопросы и ответы были стандартными.

— Думаете ли вы менять систему 1+4 + 2 + 4 после неудач?

— Не вижу к этому оснований, — ответил толстяк, сделав вид, будто смена тактики зависит от него. Затем последовали сетования на травмы у ведущих игроков и жалобы на болгар, которые первыми повредили Пеле. — Мы потеряли перед турниром Жаира, Амарильдо, а затем Герсона и Жильмара.

Он начал загибать пальцы, считая пострадавших, но, по-моему, главное было не в этих громких именах. Бразильцы выиграли всего одну встречу и не попали в четвертьфинал потому, что прибыли на чемпионат со старым вооружением.

Винсенте Феола вернулся домой только через месяц после первенства мира и под чужим именем. Дом его в Бразилии после проигрыша пришлось на долгое время взять под охрану полиции.

Феола сразу дал объяснения поражению в прессе. Он считал, что допустил несколько ошибок, но главные причины — это травмы игроков и нечестность судей.

— Из девяти арбитров, которые судили наши матчи на чемпионате, семь были англичане.

Кое-кого такие ссылки могут успокоить, особенно тех, кто ищет утешения. Но я вспоминаю свои первые игры. Уже тогда, на заре советского футбола, мы знали всю механику оправданий и полушутя-полусерьезно сговаривались, которой по счету заповедью будем объяснять свой проигрыш дома. Первая — случайность; вторая — плохое поле; третья — погода; четвертая — невезение; пятая — судья и т. д.

Когда мы играли на чужих полях и свидетелей из родного города не было, легче всего было свалить на судью.

«Давайте объяснять все заповедью пятой», — решали мы и так горячо возмущались арбитром, что под конец сами начинали верить в свою правоту. Слушатели знали, что судейство решает многое, и не сомневались в наших словах. Нас любили и хотели верить, что мы непобедимы. К тому же в каждой игре всегда найдется несколько сомнительных ситуаций, когда свистки судьи могут повернуть исход игры в ту и в другую сторону. Наша горячность убеждала даже тех, кто знал по опыту; чего стоят эти сказки.

Нынче, когда все сами видят игру, так наивно оправдываться уже нельзя. Но по телевидению нельзя хорошо рассмотреть все частности, охватить целое на маленьком голубом экране невозможно. Да и кулуары чемпионата не просматриваются, так что возможности для оправданий еще велики.

Феола отлично это понимал и, зная, что его песенка спета, оправдывался, не очень заботясь о доказательствах.

Однако болельщиков не проведешь. Они не зря просиживают часами перед телевизором и достаточно хорошо разбираются во всех обстоятельствах. Не убедил никого и опальный Феола. Конечно, бразильские звезды восхищали всех нас, но мы с малых лет были воспитаны на английском футболе.

— Молодцы англичане! — заключил я после финала, перед тем как писать отчет в Москву. — Они победили оружием, сделанным в Британии. Они никому не подражали и вернули футболу благородные традиции риска и наступления.

Все это было нужно как воздух и футболу советскому. Правда, наш футбол не выглядел на первенстве мира таким изнеженным, как итальянский, и не был лишен здравого смысла, которого не хватало в играх уругвайской и аргентинской команд. У нас в тайниках еще сохранялся добрый старый азарт. Когда советская команда переходила в решительные атаки, то давала трещину оборона таких грозных противников, как Венгрия, ФРГ, Португалия. Жаль, что привычка наступать, думая о собственных тылах, снижала остроту атак наших игроков. В первую очередь это относится, конечно, к защитникам и полузащитникам, которые были способны поработать в духе английских игроков обороны и даже знаменитого Болла. Обидными поэтому показались мне проигрыши сборным ФРГ и Португалии.

Немцы в матче с нами действовали уверенно и сильно, но мы ведь уступили им всего один гол, играя к тому же весь второй тайм вдесятером, — на сорок третьей минуте был удален наш лучший нападающий Игорь Численко. И травмированный полузащитник Иосиф Сабо, хоть и оставался на поле, но только в роли «пешехода», как метко определил его возможности английский комментатор.

Не менее драматически сложились обстоятельства в нашей последней встрече с командой Португалии. Вот что я передал в газету «Ленинское знамя» после этого матча, определявшего третьего призера.

«ЛОНДОН, 29 (по телефону). Наша сборная заняла четвертое место. Это, безусловно, шаг вперед, но все-таки шаг робкий для такого гиганта, каким является советский футбол. Создается впечатление, что играй мы с Португалией основным составом, и бронзовые медали чемпионата мира приехали бы в Москву. Португальцы выступали против нас именно в таком качестве, а у нас не хватило по разным причинам пяти основных игроков.

Нашу сборную вывел на поле Яшин, принявший на себя роль капитана. Вместе с ним выступали: Пономарев, Корнеев, Хурцилава, Данилов, Воронин, Сичинава, Метревели, Малофеев,Банишевский, Серебряников.

Особенно сказалось отсутствие Шестернева, отлично играющего головой. Фактически оба гола в наши ворота были следствием плохой игры Хурцилавы в воздухе. Не выдержав дуэли с Торресом за верхние мячи, Муртаз совершенно недопустимо в начале матча отыграл мяч рукой на штрафной площадке, посчитав, что центральный форвард противника находится в голевой позиции. Хурцилава забыл, что в решающих играх первенства мира всякое трюкачество недопустимо. Я убежден, что, окажись на поле Шестернев, не было бы и второго гола в наши ворота. А сквитать мы сумели лишь один после удара Метревели, когда вместе с мячом в воротах оказались португальский голкипер, защитник и кто-то из наших нападающих.

Явно, между прочим, не хватало команде во всех играх и левого крайнего нападающего. Не хочется верить, что в советском футболе невозможно найти пару центральных нападающих лучше Банишевского и Малофеева. И все же наша сборная даже в этом составе играла со всеми противниками на равных. Достаточно было немного усилить нападение, и чаша весов могла перетянуть в нашу сторону не только в матче с Португалией, но даже и в игре с ФРГ.

Свою силу мифический герой Антей черпал, соприкасаясь с родной землей. И мощь нашей сборной зависит от неразрывной связи с клубными командами и внутренним календарем. Этот принцип был нарушен при подготовке наших футболистов, и потому состав команды оказался не сильнейшим и не так сыгранным, как это требуется для решающей победы в первенстве мира.

Отец сына наказывает не за ошибки, а за их повторение. У нас повелось — после неудачи говорить о недостатках, а они через четыре года снова повторяются.

Четвертое место, подчеркиваю, шаг вперед, но ведь три первых призера шагнули явно шире нас. Последние поражения обидны. Их можно было избежать, лучше изучив европейский футбол. Наша же сборная больше перенимала опыт южноамериканцев, потерпевших фиаско на чемпионате».

Итак, мы остались на четвертом месте. Остались неоправданно, потому что даже в ослабленном составе наша сборная могла успешно побороться с очень уставшей к этому времени командой Португалии. Наша линия обороны была одной из самых прочных на чемпионате, а вратари бесспорно лучшими в мире. Это избавило советскую сборную от катастроф, которые сокрушили не одну команду.