Как рассказать в небольшом предисловии сразу о четырех писателях? Как передать своеобразие их творчества, охарактеризовать их неповторимую индивидуальность? Очевидно, здесь не обойтись и без каких-либо логических комбинаций, помогающих найти объяснение, почему и на каком основании эти четыре писателя оказались вдруг под одной обложкой. Прежде всего, напомню, что все четыре писателя — немцы. Два известных современных писателя ГДР — Герхард Вальтер Менцель (1922–1980) и Гюнтер де Бройн (род. в 1926 г.) — обращаются в своих книгах к жизни и творчеству немецких писателей прошедших, следовавших одна за другой, исторических эпох.

Готхольд Эфраим Лессинг (1729–1781) — крупнейший представитель второго этапа Просвещения в Германии (ученые различают раннее, зрелое и позднее Просвещение), деятель поистине европейского масштаба. Спустя 75 лет после его смерти крупнейший русский просветитель Н. Г. Чернышевский, отмечая заслуги Лессинга перед немецкой культурой, скажет, что «в великой битве, целью которой было возрождение немецкого народа, не только план битвы принадлежал ему, но и победа была одержана им»[1]. Сказано, конечно, сильно, может быть, даже чересчур сильно, потому что именно в Германии — в силу ее политической раздробленности и социально-экономической отсталости — «великая битва» за «возрождение немецкого народа» приняла особенно сложный и затяжной характер — она продолжалась и в XIX веке, — и еще более остро — в XX веке. Но не подлежит сомнению то, что в этой «великой битве» за «возрождение немецкого народа» родилась великая немецкая культура, порою мужественно и непримиримо, а временами с оглядкой и с компромиссами отстаивавшая демократические и свободолюбивые идеи в самых различных сферах теории и практики. В Германии XVIII века компромиссов и оглядок было особенно много, и можно буквально по пальцам пересчитать тех деятелей культуры, которые готовы были ради отстаивания свободолюбивых идей терпеть материальные лишения и житейские невзгоды. К этим немногим деятелям, безусловно, принадлежал и Лессинг, отказавшийся от нескольких материально выгодных должностей ради сохранения внутренней духовной свободы. В этом смысле очень показательна оценка умного Гёте, который, внутренне терзаясь и переживая, все-таки не решился расстаться с должностью веймарского министра, неизбежно связанной со многими и почти ежедневными компромиссами: «Такой человек, как Лессинг, нужен нам, потому что он велик именно благодаря своему характеру, благодаря своей твердости. Столь же умных и образованных людей много, но где найти подобный характер!»[2].

Этот несгибаемый характер Лессинга, его темперамент борца за демократическую свободу мысли хорошо изображен на страницах повести Герхарда Менцеля. С точки зрения внешнего движения сюжета писатель избирает, пожалуй, не самые выигрышные годы в жизни Лессинга — гораздо эффектнее было бы, наверное, изобразить его смелый поиск на писательском и критическом поприще в Берлине в 1750-е годы, или бурные события Семилетней войны, в которой Лессинг участвовал в 1760–65 годах в качестве секретаря прусского генерала Тауэнцина, или чрезвычайно важные для всей немецкой культуры годы в Гамбурге, где Лессинг в 1767–68 годах вместе с группой передовых театральных деятелей попытался основать первый немецкий национальный театр, который мог бы стать оплотом всей немецкой национальной демократической культуры. Лессинг был гениальным теоретиком и литературным критиком Гамбургского театра. Его «Гамбургская драматургия» (1767–1769) завершила борьбу с эстетикой классицизма и Готшедом, успешно начатую в «Письмах о новейшей немецкой литературе» (1759–1765), заложила краеугольные камни теории немецкого национального реалистического театра и драмы. Но Лессинг был не только ведущим теоретиком драмы и театральным критиком эпохи Просвещения в Германии, он был и крупнейшим драматургом немецкого Просвещения — вплоть до Шиллера — «Мисс Сара Сампсон» (1755) стала первой немецкой «мещанской трагедией», которая сразу же завоевала сцены немецких театров; комедия «Минна фон Барнхельм» (1767), написанная по горячим следам драматических событий Семилетней войны, только в Берлине в 1768 году ставилась 10 раз подряд по требованию публики; трагедия «Эмилия Галотти» (1772) предварила антифеодальные взрывы драматургии «Бури и натиска»; «Натан Мудрый» (1779) явил собою образец философской драмы, направленной против духовной реакции, в защиту гуманности, равенства и братства народов, — не случайно именно «Натан Мудрый» стал первой премьерой восстановленного после второй мировой войны Немецкого театра в Берлине.

Герхард Менцель — опытный биограф, и, может быть, в силу этого он не стремился к внешним эффектам, которых, — конечно же, в связи с Лессингом мог бы отыскать немало. Ему гораздо важнее раскрыть внутренний механизм личности Лессинга, обнажить перед читателем суть и смысл его жизнедеятельности. Эту суть Г. Менцель находит в безграничной и несгибаемой вере Лессинга в возможности Просвещения и в его приверженности идее активного гуманизма, не только умеющего защититься от окружающего мракобесия, но и перейти в активное наступление. Принципы активного гуманизма Лессинг не только проповедовал в теории, он неоднократно демонстрировал их и в сфере общественной практики — например, в публичной полемике с реакционным пастором Гёце, полемике, которая велась отнюдь не на равных, ибо правители Германии были на стороне Гёце, и Лессингу было запрещено даже защищаться…

Необходимо сказать несколько слов и о том, какое место заняла небольшая повесть о Лессинге в творчестве рано умершего прозаика ГДР Герхарда Менцеля. Сын рабочего-антифашиста, пострадавшего от нацистов, Г. Менцель не смог закончить даже полную среднюю школу. От тюрьмы или гитлеровского вермахта его «спасло» заболевание туберкулезом. В годы затянувшегося лечения единственной отрадой были книги, и юноша жадно наверстывал самообразованием то, чего ему не дала и не могла дать школа. К годам болезни (и войны) относятся и первые писательские опыты. В 1948 году Г. Менцель становится радиодраматургом на Лейпцигском радио; через несколько лет — в связи с ухудшением состояния здоровья — оставляет штатную работу, но тем упорнее стремится к осуществлению своего писательского призвания. Молодая Германская Демократическая Республика бурно набирала темпы социалистического строительства, и начинающий писатель Г. Менцель — между тем уже автор 25 радиопьес — усиленно искал свой литературный жанр. В 1958 году был опубликован историко-биографический роман «Последние капли вермута» о поездке Гейне в 1843 году по Германии, предшествовавшей созданию поэмы «Германия», — и жанр был наконец найден прочно и навсегда. За этой книгой последовали романы о молодом Шиллере (1962), о Питере Брейгеле (1969), о Мольере (1975), повести о Кристиане Ройтере (1965) и Лессинге (1980). В последние годы жизни Г. Менцель задумал создать цикл повестей, отражающих становление гражданского самосознания в, Германии, такого типа личности, которая сама себя начала осознавать в качестве фактора исторического прогресса. Этот процесс становления «совершеннолетней» личности, проходивший в XVI–XVIII веках в Германии в особенно трудных условиях, требовал, по мнению писателя, величайшего личного энтузиазма и самопожертвования. В этой связи Г. Менцеля в первую очередь заинтересовали такие исторические личности, как Кристиан Ройтер (он успел завершить новый вариант повести об этом интереснейшем немецком писателе рубежа XVII–XVIII вв.), Лессинг, Гердер, Новалис и Георг Форстер. Особое место в этом цикле должны были занять повести о Гердере и Форстере — как непосредственных продолжателях дела Лессинга. В сохранившихся черновых заметках Г. Менцеля возникает вполне определенное противопоставление позиций Гёте и Гердера (оба жили в Веймаре, и постепенно между ними возникло взаимное охлаждение, если не отчуждение). Согласно наброскам Г. Менцеля, именно «Гердер следует по пути Просвещения, указанному Лессингом»[3]. Еще более последовательно претворяет мысль Лессинга в дело, в жизненную практику Георг Форстер — выдающийся немецкий революционный демократ, один из немногих немецких просветителей, сумевших преодолеть характерный для немецкой классической литературы и философии разрыв между мыслью и делом… Повесть о Форстере, к сожалению, тоже осталась незавершенной. Однако информация обо всем большом замысле Г. Менцеля поможет советскому читателю глубже понять своеобразие повести о Лессинге — тем более, что это первое произведение Г. Менцеля, публикуемое на русском языке.