- Вот же чёртовы святоши, - сказал один, и второй поддакнул:

- Не хотят по-хорошему...

- Молчать! - рявкнул Уилл, и оба солдата тотчас умолкли.

У него не осталось даже сил удивиться этому. Он вдруг почувствовал себя страшно усталым, разбитым и опустошённым. Спать совсем не хотелось, но всё равно он лёг, зарывшись в сено и повернувшись спиной к притихшим солдатам. Риверте будет разочарован. Но чего ещё он ждал? Уилл не оратор и не дипломат. Он всего лишь Уильям Норан, бездарный писака, посредственный любовник, всё ещё - как там Риверте сказал? - слишком наивный и неискушённый, даже после десяти лет в постели самого знаменитого ловеласа Вальены. Если Риверте вздумает высмеивать его провал - что ж, пусть. Уиллу не привыкать. Ни к чему не привыкать. А брат Эсмонт... может быть, в его большом сердце когда-нибудь всё же найдётся место для прощения.

С этими мыслями Уилл уснул.

Разбудил его гул голосов. Кто-то переговаривался, казалось, над самой его головой, но недостаточно близко, чтобы разобрать слова. Голоса были возбуждёнными и испуганными, а потом к ним присоединился топот ног и какая-то суета. Уилл сел, моргая и вытряхивая из волос солому, ещё не до конца проснувшись, уронил взгляд туда, где ночевали его спутники...

И не увидел никого.

Сон слетел с Уилла в единый миг. Уилл выскочил из амбара, в ужасе глядя на людей в железных доспехах, запрудивших крепость - они были всюду, во дворе, на стенах, на галерее. Монахи сгрудились у ворот нестройной толпой, топтались и рокотали. А сами ворота...

Сами ворота были открыты.

Уилл медленно пошёл вперёд. Каждый шаг давался ему так, словно к ногам было привязано по гире. Он обогнул амбар и окончательно удостоверился в худших своих подозрениях: монастырь был полностью занят людьми Риверте. И сам Риверте стоял посреди двора напротив отца Эсмонта, глядя на него, как на навозного жука, прилипшего к сапогу. Сам же отец Эсмонт стоял с гордо поднятой головой, и хотя господин граф был выше его на добрую сажень, Уиллу на миг почудилось, что карлик тут отнюдь не старый монах.

- Очень хорошо, сир, - сказал отец Эсмонт, видимо, отвечая на какую-то реплику графа. - Сила на вашей стороне. Помнится, много лет назад вы вышвырнули меня из вашего дома, а теперь явились, чтобы точно так же вышвырнуть из моего собственного.

- Понятия не имею, что вы несёте, - отрезал Риверте. Уилл читал на его лице ужасное раздражение, как и всегда, когда ему волей-неволей приходилось иметь дело со священнослужителями. Он не помнит, понял Уилл. Не узнал монаха, который приехал со мной в Даккар и которого он выгнал, не дав даже перевести дух. В самом деле, для великого графа Риверте это такая мелочь.

Отец Эсмонт тоже понял это и улыбнулся уголками губ.

- Не важно. Я и не ждал, что вы вспомните. Что ж, не буду и дальше гневить вас нашим присутствием. Мы с братьями можем идти?

- Катитесь к чёртовой матери, я же сказал, - рявкнул Риверте, и на какую-то жуткую секунду Уилл подумал, что сейчас он ударит монаха. Странно, с чего бы взяться такой мысли - он никогда не видел, чтобы Риверте поднимал руку на тех, кто слабее него. Но судя по пылающим глазам Риверте, сейчас ему очень хотелось нарушить этот незыблемый принцип. И отцу Эсмонту хватило благоразумия не дожидаться исхода этой внутренней борьбы.

Он повернулся к своим монахам, сказав им несколько утешающих слов. Толпа людей в серых рясах потекла к открытым воротам. Их в самом деле было очень много - не меньше двух сотен, и Уилл не представлял, куда они теперь пройдут и чем будут кормиться в дороге. Ни лошадей, ни провиант им с собой взять не позволили - Риверте использовал любую возможность пополнить фураж собственной армии.

- Нет! - крикнул Уилл, бросаясь к Риверте. Тот обернулся, только теперь его заметив, но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Уилл повис у него на руке: - Фернан, нет! Это же брат Эсмонт!

- Какой ещё к чёрту брат Эсмонт? - прорычал Риверте, пытаясь его стряхнуть. Но Уилл был уже не тот тщедушный мальчик, которого господин граф с лёгкостью скручивал в бараний рог в Даккаре. Он схватил Риверте за плечо и сжал с такой силой, что тот вынужден был вновь повернуться к нему, хотя выражение его лица не сулило Уиллу ровным счётом ничего хорошего.

- Брат Эсмонт, - повторил Уилл, чуть задыхаясь и глядя в сощурившиеся от ярости синие глаза. - Мой наставник. Тот, кто привёз меня в Даккар.

Старый монах, молча наблюдавший эту сцену, вдруг покачал головой. Уилл услышал, как он проговорил: "Уильям, Уильям...", и это прозвучало так печально и так потерянно, что Уилл на миг зажмурился, словно так мог спастись от этого укоряющего взгляда.

Монахи продолжали тем временем вытекать через ворота неповоротливой серой рекой. Времени почти не осталось.

- Останови их, - сказал Уилл сквозь зубы. - Скажи, чтобы они вернулись. Дай им телеги и сопровождение. Ты же посылаешь их на верную гибель...

- Вы явно невысокого мнения о богобоязненности сидэльцев, сир Норан, - сказал Риверте, кривя рот в гримасе, от которой у Уилла несколько лет назад волосы встали бы дыбом. Но сейчас он не отвёл взгляд. - Перед вашими обожаемыми монахами распахнутся любые двери, и они смогут преспокойно объедать местных крестьян так же, как делали всю свою никчемную жизнь.

- Да послушай же ты! - закричал Уилл, встряхнув его изо всех сил. - Ты же сам вчера говорил, что нельзя настраивать население против Вальены! А это что?! То, что ты делаешь - это, по-твоему, большая милость?! Ты думаешь, за это тебя никто здесь не проклянёт?

Он задохнулся, внезапно поняв, что во дворе наступила тишина. Разговоры и суета стихли, все - и солдаты, и монахи - стояли и смотрели, как Уилл Норан, какой-то хроникёр, какая-то шлюха, стоит и орёт на прославленного вальенского полководца. Но страшнее всего было не это, и даже не равнодушный взгляд брата Эсмонта. Страшнее было лицо Риверте. Пустое. Холодное.

Совершенно чужое.

- Вы закончили, сир? - спросил он голосом, от которого стёкла в окнах покрылись инеем.

Уилл решил, что надо идти до конца.

- Нет. Я даже ещё не начинал.

- В таком случае будьте любезны следовать за мной.

Риверте развернулся, и на сей раз Уилл не стал его удерживать. Граф скрылся во внутренних помещениях крепости, и Уилл, не зная, куда именно он направляется, вынужден был поспешить за ним. Движение и говор во дворе возобновились; всё, казалось прошло. Но Уилл знал, что это не конец. Это только начало.

Риверте шёл коридорами, не оборачиваясь, расталкивая плечами толкавшихся в узких проходах солдат и слуг. Уилл торопливо шёл за ним, и ему тоже пришлось толкнуть немало людей по дороге, чтобы не упустить из виду эту широкую напряжённую спину. В конце концов они оказались на переходе, соединявшим две башни. Тут было довольно высоко, до мощёного камнем двора оставалось футов двадцать, и здесь, в гудящей ветром тишине, Риверте остановился и повернулся к Уиллу.

- Никогда не смей так говорить со мной в присутствии моих людей, - сказал он совершенно спокойно, глядя на Уилла без малейшего гнева. - Никогда, Уилл.

И вот это его спокойствие Уилла вдруг пристыдило. Он ощутил себя виноватым - и это чувство тотчас заново разожгло едва утихшую злость. Почему он всегда оказывается виноват?! Почему все его поступки и решения вызывают протесты, а непогрешимый сир Фернан Риверте всегда оказывается прав? Он не Бог, в конце концов, разрази его гром!

- Что произошло? - Уилл слышал собственный голос как будто издалека, и мог лишь догадываться, что написано сейчас на его чересчур открытом, чересчур честном лице. - Как вы здесь оказались? Когда был штурм?

- Штурма не было. Гольгер и Кейрис открыли ворота ночью.

- Гольгар и Кейрис... - Это были имена людей, посланных Риверте с Уиллом. Уилл несколько мгновений молчал, не в силах поверить. Хотя что могло быть проще, в самом-то деле. - Вы с самого начала знали, что настоятель не сдаст монастырь добром. И что вашим мордоворотам он дверь не откроет, знали тоже. Вам нужен был засланец, и вы решили подставить меня.