- Не просто ловушка, - прошептал Альваро, шаря по его лицу жадным взглядом. - Отвлекающий манёвр... конечно... Квентин! - он резко выпустил лицо Уилла и повернулся к гонцу. - Срочно двойной дозор на все проселочные и горные дороги. Они что-то там повезут, может быть, действительно пушки... или хотя бы одну. Достаточно будет одной.

Он улыбнулся Уиллу. Квентин откашлялся:

- А как же обоз...

- Забудь о нём. Это просто приманка, чтобы отвлечь нас от главного. Спасибо тебе, - сказал он с нежностью, за которую Уилла захотелось его убить. Протянул руку и коснулся его щеки, словно прося прощения за недавнюю грубость. - Спасибо, Уилл.

Как это вышло? Как можно было ни слова не сказать и всё равно оказаться предателем? В одном Альваро, бесспорно, прав. Уилл не мог теперь вернуться к Риверте. Больше - нет.

Ладонь Альваро скользнула по его щеке ниже, на шею, пальцы легли на затылок, лаская, словно Уилл был испуганным раненым животным. Он и был им. Он чувствовал себя именно так, и не было на свете более омерзительного чувства.

Уилл отстранился, отбрасывая руку Альваро. Тот не стал настаивать. Только улыбнулся снова. Неужели он нравился мне, подумал Уилл. Неужели же вправду нравился?

- Я понимаю, - сказал капитан Витте Уиллу Норану. - Тебе нужно время. Я дам тебе его, Уилл. Сколько угодно.

Но он не сдержал слова.

Когда Альваро ушёл, Уилл тотчас вскочил и подошёл к выходу. Стоило ему выглянуть, как он увидел мощную спину стражника, а потом и его глаза, вперившие в Уилла такой взгляд, что он счёл за благо ретироваться. Никаких иллюзий он больше не строил: что бы ни говорил Альваро, Уилл был его пленником, и он не очень-то верил пламенным заверениям, что это вышло совсем случайно. Забавно, а ведь ещё несколько дней назад Уилл не был уверен, где его настоящее место. Он понял теперь, что в глубине души надеялся получить от Альваро какие-то объяснения, надеялся услышать что-то, что развеет его сомнения и поможет сделать окончательный выбор. Что ж, так и вышло - вот только совсем не с тем итогом, на которой рассчитывал Уилл.

Он промаялся в одиночестве, безделье и тоске до ночи, сходя с ума от неизвестности. Риверте, конечно, ожидает нападения, но сможет ли эскорт обоза отразить атаку? Сейчас от этой чёртовой пушки слишком многое зависело, она могла дать решающее преимущество любой из сторон. И если до этого дня Уилл не был уверен, на чьей стороне он сам, то по крайней мере это он теперь знал наверняка. Даже если они с Риверте расстанутся после всего произошедшего, Уилл всё равно не станет предавать его и то, во что он верит.

Он весь день прислушивался к звукам за стенами палатки, но в лагере стояла непривычная тишина. За весь день к Уиллу только раз заглянул охранник, молча положил на стол хлеба с мясом и немного вина, и Уилл поел с аппетитом, которого сам от себя не ждал. Голова болела по-прежнему, но с такой болью можно было жить. Он размотал повязку и, не имея возможности осмотреть рану, осторожно её ощупал. Вроде бы ничего страшного - шишка как шишка. До свадьбы заживёт, как говаривала его мать. Да уж, это точно.

Уилл снова принялся бесцельно слоняться по палатке - безделье ужасно на него действовало, он привык всегда чем-то себя занимать, - когда снаружи послышались наконец голоса и шаги. Он замер, как вкопанный, не сводя глаз со входа. И ещё до того, как Альваро ворвался внутрь, понял всё.

Ох, Господи... неужели он...

- Ты знал! - рявкнул Альваро Витте, сгребая Уилла за воротник и встряхивая, словно котёнка. - Ты всё знал! Он сказал тебе про эти сраные пушки? Отвечай, дьявол тебя дери!

Уилл попытался отцепить его руку от своей рубашки, но скрючившиеся пальцы Альваро словно свело судорогой. Он притянул Уилла ближе, обжёг горячим дыханием его лицо. Он был весь в грязи и в крови, в глазах горела неприкрытая, нескрываемая больше ненависть.

- Ублюдок, - сказал Альваро уже знакомым Уиллу свистящим полушепотом. Уилл внезапно вспомнил, как во время допроса лазутчика Риверте назвал капитана Витте сумасшедшим. Тогда он не понял, а теперь... кажется, понемногу начинал понимать. Только не слишком ли поздно? - Ты лживый ублюдок, двуличная тварь... шлюха, - раздельно выговорил он и ударил Уилла кулаком в лицо.

Уилл упал - больше от неожиданности, чем от силы удара. Кровь хлынула у него из носа - рука у Альваро оказалась тяжела. Уилл зажал нос внутренней стороной запястья, запрокинув голову и со странным равнодушием глядя на человека, наступавшего на него со стиснутыми окровавленными кулаками.

- Понятия не имею, о чем ты говоришь, - голос звучал сипло, но, к счастью, не дрожал. - Я не сказал тебе ни слова об этих пушках. Ты сам...

- Он знал, что ты всё выболтаешь, - продолжал Альваро, словно не слыша его. - А если не выболтаешь, что я сам пойму - у тебя же всё написано на твоей сраной смазливой роже. Пять пушек. Дьявол. Пять! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но ты среагировал, и я решил, что раз он поделился с тобой этим планом, значит... Но он на это и рассчитывал. Проклятье. Будь он проклят.

Уилл едва разбирал эту сбивчивую речь, но, кажется, картина начала понемногу проясняться.

- Он заставил меня подумать, что этот обоз - приманка. И разослать людей на просёлочные дороги. И пока мы там рыскали, ища иголку в стоге сена, этот чёртов обоз спокойно прошёл через Бастардову долину! Я был так уверен, что это ловушка, из-за тебя уверен! Я даже не отправил туда людей, чтобы не подставляться зря... Мне нужны были эти пушки, Уилл. Как думаешь, твоя жизнь стоит пяти пушек?

Уилл почувствовал, что улыбается. На закаменевшем от ярости лице Альваро мелькнуло недоумение: он не понимал. Да и правда, где ему было понять то облегчение, бесконечное, нестерпимое, которое окатило Уилла, когда он понял, что Альваро не намерен больше играть с ним в свои нелепые игры. Зачем бы они ни были нужны ему, всё кончено - он сорвался. И запоздало понял это теперь, глядя, как Уилл улыбается, утирая рукавом кровь из разбитого носа.

- Не знаю, Альваро, - сказал он почти что весело. - Честное слово, не знаю.

- А я думаю, - проговорил тот, окидывая его каким-то новым, жутковатым взглядом, от которого улыбка примёрзла к губам Уилла, - я думаю, ты стоишь гораздо больше. Прости... Уильям Норан. Жаль, что так обернулось. Всё должно было сложиться совсем иначе.

И вот тогда-то, только тогда Уилл наконец осознал простую и неотвратимую вещь, о которой ему следовало догадаться намного раньше.

Он в очень, очень, очень большой беде.

Холмы, окружавшие Дизраэль, были заняты вальенской армией с первых же дней осады. На каждом из них размещался сторожевой пост, где день и ночь дежурили часовые и горели сигнальные огни. Один из этих холмов, самый высокий, очистили для переговоров. С него открывался полный обзор на долину перед городом, запруженную солдатами, и на обширные поля, сейчас вытоптанные, мёртвые и пустые. На горизонте виднелся лес, сквозь который убегала извилистая лента дороги. Куда ни кинь взгляд, казалось, что всюду теперь хозяйничают вальенцы. Но это было не так. К сожалению для Уилла Норана.

Холм пометили белым флагом, как временной нейтральную территорию; полотнище развернулось на ветру и хлопало, словно гигантская птица, расправившая крылья, но привязанная к земле. Рядом с флагом разбили шатёр - Риверте предложил простой тент, но Альваро потребовал, чтобы помещение было закрытым. Арбалетчики с обеих сторон неотрывно наблюдали за вершиной холма, и капитан Витте, похоже, доверял зоркости своих людей в недостаточной мере - он опасался, что люди Риверте пристрелят его прежде, чем успеют среагировать его собственные стрелки. В итоге сошлись на закрытом шатре, но для всех было очевидно, что при малейших подозрениях с любой стороны шатёр будет утыкан стрелами, словно ёж иглами. Во всяком случае, Альваро отдал такой приказ своим людям: если что-то пойдёт не так, открыть огонь, не думая ни о ком и никого не щадя.

Говоря проще, либо с переговоров все они выйдут живыми, либо все там полягут мёртвыми.