Во-первых, в этой незатейливой истории не сказано ни слова о том, на что именно государство истратит эти сто долларов. Предположим, к примеру, что оно истратит их на вещи, которые люди до того приобретали сами. Например, они тратили сто долларов на покупку билетов в парк, который платил за содержание убиравших его работников. Предположим, что их содержание оплачивается теперь государством, которое позволяет людям ходить в парк «бесплатно». Работники получают прежний доход, но люди, платившие взносы, имеют теперь лишних сто долларов. Государственные расходы даже на первоначальной стадии не добавляют ста долларов ни к чьему доходу. Они только предоставляют некоторым людям возможность истратить сто долларов не на парк, а на какие-то иные цели, которые, надо думать, они ценят ниже похода в парк. Можно ожидать, что они истратят на потребительские товары меньшую часть своего общего дохода, чем прежде, ибо теперь пользуются услугами парка бесплатно. Насколько меньшую, сказать трудно. Даже если мы согласимся с посылкой простого анализа, что люди откладывают треть дополнительного дохода, отсюда не следует, что, когда они получают некую разновидность потребительских товаров «задаром», две трети освободившихся денег будут истрачены на другие потребительские товары. Существует, конечно, крайний вариант, что они станут покупать все тот же набор потребительских товаров, что раньше, и прибавят высвободившиеся сто долларов к своим сбережениям. В этом случае даже при простом кейнсианском анализе действие государственных расходов полностью нейтрализовано: государственные расходы на сто долларов увеличиваются, а частные — на сто долларов уменьшаются. Или, если взять другой пример, сто долларов могут быть потрачены на постройку дороги, которую в противном случае проложил бы частный предприниматель или которая снимает нужду ремонтировать грузовики частной компании. У фирмы тогда высвобождаются средства, однако, надо полагать, она не истратит их целиком на менее привлекательные инвестиции. В таких случаях государственные расходы просто-напросто направляют частные расходы в другое русло, и в самом начале в сферу действия множителя попадает лишь чистый излишек государственных расходов. С этой точки зрения кажется парадоксальным, что для того, чтобы избежать перевода расходов в иное русло, государству следовало бы тратить деньги на что-нибудь в высшей степени бесполезное; в этом ограниченное интеллектуальное содержание искусственных рабочих мест. Но, разумеется, уже из этого ясно, что с анализом не все в порядке.

Во-вторых, в этой незамысловатой повести ни слова не говорится о том, откуда государство возьмет эти сто долларов. С точки зрения этого анализа печатает ли оно лишние деньги или берет их в долг у людей, результат один и тот же. Но ведь в действительности, несомненно, есть разница, откуда оно их берет. Чтобы отделить бюджетную политику от кредитно-денежной, предположим, что государство берет эти сто долларов в долг, причем денежная масса остается такой же, какой она была бы в отсутствие государственных расходов. Это уместное предположение, поскольку при желании бумажную массу можно увеличить без дополнительных государственных расходов простым печатанием денег и покупкой на них выпущенных государством облигаций. Но теперь нам надо спросить, какие последствия имеет заем денег. Для анализа этой проблемы давайте предположим, что перевода денег на другие цели не происходит, так что поначалу наши сто долларов не нейтрализуются компенсирующим уменьшением частных расходов. Отметим, что государственный заем не меняет количества денег в частных руках. Правой рукой государство занимает сто долларов у одних лиц, а левой передает их тем лицам, в пользу которых направляются госрасходы. Деньги теперь у других лиц, но общее количество денег оста лось без изменения.

Простой кейнсианский анализ подразумевает, что заем этих денег никоим образом не влияет на другие расходы. Это может иметь место в двух полярных случаях. Во-первых, представим, что людям абсолютно все равно, владеют ли они деньгами или облигациями, так что облигации на сто долларов можно продать без необходимости предлагать покупателю более высокий доход, чем они приносили прежде (разумеется, сто долларов — это так мало, что на практике они будут иметь ничтожное влияние на то, какую потребуют норму прибыли, но дело здесь в принципе, практические результаты которого можно увидеть, если подставить вместо ста долларов сто миллионов или миллиард). На кейнсианском жаргоне говорят, что существует «ликвидная ловушка», поэтому люди покупают облигации на «неиспользуемые деньги». Если дело обстоит не так (а оно явно не может обстоять так все время), то государству удастся продать облигации лишь в том случае, если оно предложит более высокую норму прибыли на них. Тогда более высокую норму придется платить и другим заемщикам. В общем и целом эта более высокая норма отобьет у потенциальных заемщиков охоту тратить деньги. Тут приходит черед второй полярно противоположной ситуации, при которой простой кейнсианский анализ остается в силе: если потенциальные заемщики столь твердо вознамерились тратить деньги, что никакой, даже самый резкий подъем процентной ставки не заставит их уменьшить расходы, или, выражаясь по-кейнсиански, если график предельной эффективности капиталовложений (marginal efficiency schedule of investment) абсолютно неэластичен в отношении процентной ставки.

Я не знаю ни одного серьезного экономиста, каким бы он ни считал себя убежденным кейнсианцем, который бы думал, что какое-то из этих крайних допущений имеет силу в данный момент, или что оно может иметь силу в каком-то значительном заемном диапазоне (range of borrowing) или в условиях значительного повышения процентной ставки, или что оно когда-либо имело силу в прошлом, кроме как при особых обстоятельствах. И тем не менее многие экономисты, не говоря уже о неспециалистах, считают они себя кейнсианцами или нет, берут на веру ту точку зрения, что увеличение государственных расходов в отношении налоговых поступлений, даже когда оно финансируется займами, непременно ведет к экономическому подъему, хотя, как мы видели, такая точка зрения подразумевает, что для этого необходимо наличие одной из двух вышеописанных крайних ситуаций.

Если ни одно из этих допущений не имеет силы, повышение государственных расходов будет уравновешиваться уменьшением расходов либо тех частных лиц, которые одалживают деньги государству, либо тех, кто в противном случае сам бы взял эти деньги в долг. На какой же процент будет нейтрализовано таким образом увеличение государственных расходов? Это зависит от владельцев денег. Крайнее предположение, подразумеваемое строгой количественной теорией денег, гласит, что количество денег, которое люди хотят иметь, зависит в среднем только от их дохода, а не от нормы прибыли, которую они могут получить с облигаций и тому подобных ценных бумаг. В этом случае, поскольку общая денежная масса и до и после выплат будет одна и та же, общий денежный доход тоже должен будет оставаться на прежнем уровне, чтобы люди удовольствовались обладанием этого количества денег. Это означает, что процентная ставка должна будет подняться настолько высоко, насколько это нужно для того, чтобы уменьшить частные расходы ровно настолько же, насколько возросли расходы государственные. В этом крайнем случае государственные расходы ни в каком отношении не будут стимулировать экономического подъема. Не повышается даже доход в денежном выражении, не говоря уже о реальном доходе. Происходит только повышение государственных расходов и сокращение расходов частных.

Предостерегу читателя, что анализ этот носит крайне упрощенную форму. Для детального анализа понадобился бы толстый учебник. Однако даже этого упрощенного анализа достаточно, чтобы продемонстрировать следующее: возможен любой результат, от трехсотдолларового до нулевого повышения дохода. Чем упрямее потребители в отношении того, сколько они истратят на потребление из данного дохода, и чем упрямее покупатели капитальных товаров в отношении того, сколько они истратят на эти товары вне зависимости от цены, тем ближе будет результат к предельному кейнсианскому увеличению на 300 долларов. С другой стороны, чем упрямее владельцы денег в отношении того, какую долю от их дохода должна составлять имеющаяся у них наличность, тем ближе будет результат к крайнему варианту в рамках строгой количественной теории денег, а именно: доход не увеличивается вообще. В каком из этих отношений публика более упряма — это вопрос чисто эмпирическими решать его надо исходя из фактических данных, а не путем одних рассуждений.