Понятно, что родителям нужно многое знать о делах и замыслах ребенка. И потребность в этом не проходит к тому времени, когда ребенок оказывается способен нас обмануть. Мы просто теряем уверенность, что можем полностью эту потребность удовлетворить.

Ложь по серьезному поводу представляет собой проблему не только потому, что затрудняет родителям решение и выполнение их родительских задач. Ложь разрушает близость в человеческих отношениях. Она питает недоверчивость и предает взаимное доверие. Ложь подразумевает неуважение к тому, кого обманывают. Иной раз становится просто невозможно жить рядом с тем, кто постоянно лжет.

Ложь часто сопутствует другим проступкам и нарушениям принятых норм и правил. Становясь хронической, ложь может выступать признаком большой беды, какого-то нарушения в жизни ребенка или семьи. Если вовремя не принять мер, постоянная ложь приведет к серьезным проблемам в зрелом возрасте.

Что делать, если мы заподозрили ребенка во лжи? И я, и моя жена, и наш сын Том поделились своими соображениями. Самое главное — попытаться не реагировать в раздражении, не позволять вырваться гневу, порожденному болью, досадой и чувством, что тебя предали. Постарайтесь понять, почему стала возможной ложь, т. е. каковы ее мотивы. Понимание происшедшего, скорее всего, позволит вам обсудить все с ребенком так, чтобы предоставить ему возможность быть честным и устранить причины для обмана.

Часто от вас требуется не более чем просто смириться с тем фактом, что ваш ребенок совершил некий неблаговидный поступок. Постарайтесь, как это ни трудно, взглянуть на мир его глазами. Будьте на его стороне. Продемонстрируйте способность прощать. Вспомните свой детский опыт и переживания. Это не отказ от принятых вами моральных правил, а предпочтение понимания стремлению покарать всякое отклонение. По мере взросления вашего ребенка это воплотится в готовность обсуждать и совместно вырабатывать общие жизненные правила вашей семьи.

Все сказанное не означает, что вы иной раз не рассердитесь на своего ребенка. Дети порой совершают дурные поступки, способные кого угодно вывести из себя. И важно, что они и сами это знают. Но даже тогда, когда ребенок совершил нечто очень скверное, например ударил другого ребенка или что-то украл, к родительскому осуждению должно примешиваться сочувствие. Нельзя отрезать ребенку путь к восстановлению самоуважения, и надо стараться не унижать его. Дурной поступок и обман, призванный его скрыть, достойны наказания, но они достойны и прощения.

Иногда родители подозревают, что ребенок лжет, даже когда он правдив. Когда не доверяют ребенку, говорящему правду, ущерб может быть особенно велик.

Со мной подобное случилось, когда мне не было и 13 лет. Мать не поверила, что я не виноват в неприятностях одной девочки, с которой я дружил. Я все очень хорошо помню. Я длительное время встречался с Мэри Лу. В те дни это было обычным делом в маленьком городке в Нью-Джерси. Однажды Мэри Лу сказала, что собирается провести вечер выходного дня дома с родителями. Я один отправился в кино и там встретил ее обнимающейся с другим парнем, они сидели в двух рядах от меня.

На следующий день я учинил ей скандал, назвал изменницей, просил вернуть подаренное мною кольцо, порвал ее фотографию, которую носил в кармане, и швырнул обрывки под ноги Мэри Лу. Когда я вернулся домой, моя мать была вне себя, потому что мать девочки сказала ей, будто я обозвал ее дочь проституткой. Слово это я, конечно, знал, но я его не произносил. Я просто назвал ее изменницей, и это было более точно, поскольку Мэри Лу не изменяла мне со всеми парнями из нашего класса! Но меня обвинили во лжи.

На следующий день Мэри Лу отрицала, будто жаловалась матери на то, что я ее обозвал проституткой, но она больше не сказала об этом ни моей, ни своей матери. И мне так ничего и не удалось доказать своей матери. Месяца два я очень страдал, и у меня накопилось много горечи. Год спустя моя мать умерла. И больше уже не было возможности изменить дело.

Если родители сталкиваются с ситуацией, когда выяснить правду невозможно, они должны для себя решить, какая ошибка менее рискованна. Чрезмерно доверяя словам ребенка, они, конечно, иногда рискуют быть обманутыми. Однако если родители чрезмерно подозрительны, то они рискуют в случае ошибки не поверить правдивым словам ребенка, что, по-моему, более опасно. Ребенок тогда больше не сможет на нас полагаться, а это ужасная потеря. Гнев, который в результате возникает у ребенка, способен породить ту самую ложь, которую подозрительные родители стремились избежать.

Ложь и доверие связаны между собой многими нитями. Лгущий ребенок подрывает доверие родителей. Обманутый родитель должен сделать над собой усилие, чтобы простить ребенка и восстановить доверие. Недоверчивый родитель может подорвать у честного ребенка веру в его справедливость и преданность. Важно понять: дети порой лгут нам, поскольку они нам не доверяют, поскольку они не уверены, что могут быть честными и не пострадать от нас.

Родителям не следует отказываться от своих убеждений по поводу того, как должно себя вести. Но в то же время нам надо относиться к детям так, чтобы дети знали, что они могут доверить нам правду. Доверие детей вначале достается родителям даром, по мере того как дети взрослеют, это доверие все время приходится заслуживать.

Я неоднократно ссылался на результаты исследования Хартшорна и Мэя, и, хотя многие их данные нашли подтверждение в других работах, в адрес авторов высказывались и критические замечания.

Одна из причин, по которой это исследование не имело должного эффекта, заключается в том, что авторы подчеркивали роль ситуативных факторов. По мнению многих комментаторов, их исследование показало, что детская ложь зависит от особенностей не самих детей, а внешних искушений. Последующий тщательный анализ продемонстрировал, однако, что в подобном прочтении их исследования есть некоторая односторонность. Все же в поведении одних и тех же детей можно увидеть определенную закономерность, и поэтому обман и жульничество в некоторой степени объясняются факторами, не связанными со спецификой того или иного искушения. Я сконцентрировал внимание на той части данных Хартшорна и Мэя, в которой проводится сравнение между детьми, никогда не жульничавшими, и теми, кто жульничал и потом лгал об этом. Но ведь эти данные как раз и подчеркивают различия не между ситуациями, а между двумя группами детей.

Некоторые ученые полагают, что Хартшорн и Мэй фактически провоцировали детей на жульничество, сделав его столь легким. Некоторые дети тоже так думают. По моим данным, те дети, которые признаются, что жульничают, считают, что если учитель недостаточно строг, то в жульничестве нет большой беды. По мнению детей, некоторые учителя столь равнодушны к поведению учеников, что их, скорее всего, и не волнует, жульничают дети или нет во время контрольных. Это, вероятно, попытка рационально оправдаться. Исследования последних 20 лет, проведенные, правда, не в школах, а в колледжах, показали, что в тех классах, где царит доверие и педагоги полагаются на правила чести, студенты жульничают меньше, чем там, где контроль осуществляют надзиратели и телекамеры.

По мнению некоторых ученых, ошибка Хартшорна и Мэя заключалась в том, что они доверили проведение тестов не учителю, а третьему лицу. Дети легче идут на жульничество, считают эти критики, если обмануть предстоит кого-то незнакомого. По той же логике, некоторые считают допустимой кражу в супермаркете, но никогда не позволят себе ничего украсть в маленьком семейном магазинчике. Не думаю, что это серьезное критическое замечание. Детям говорилось, что им предстоит выполнить контрольные задания. Задания предъявлялись в школе, на уроке. Никто не говорил детям, что проводится эксперимент. И поэтому я думаю, что у детей были все основания отнестись к тестам серьезно. Возможно, если бы тесты предъявлял учитель, сжульничать решилось бы меньше детей. Но ведь нам интересно в первую очередь не то, сколько детей оказалось обманщиками, а то, чем они отличаются от детей, которые вели себя честно.