Так разработка материалистического понимания истории как непосредственной философской основы теории научного коммунизма вела к существенному обогащению теории рабочего движения.

Рукопись «Немецкой идеологии» опубликовать не удалось. «Мы тем охотнее предоставили рукопись грызущей критике мышей, – писал впоследствии Маркс, – что наша главная цель – уяснение дела самим себе – была достигнута»[108]. Теперь основы марксистской теории были заложены. Теоретическое оружие для движения рабочего класса было создано. Опираясь на то, что было сделано в рукописи «Немецкой идеологии», Маркс создает в первой половине 1847 г. «Нищету философии» и вместе с Энгельсом в конце 1847 – начале 1848 г. «Манифест Коммунистической партии» – первые крупные печатные произведения зрелого марксизма. Вместе с завершением процесса становления теории начинается процесс соединения ее с рабочим движением. Передовые представители класса пролетариев постепенно овладевают новым мировоззрением, выводы теории воплощаются в программных документах формирующейся пролетарской партии.

Продолжая мысль Маркса об уяснении дела самим себе, Энгельс впоследствии вспоминал: «Как только мы все уяснили сами себе, мы приступили к работе»[109]. Они приступили к подготовке условий для создания пролетарской, коммунистической партии.

Для Маркса и Энгельса было очевидным, что превращение вывода о всемирно-исторической миссии пролетариата из объективной характеристики рабочего класса в осознанную программу его революционной борьбы не происходит стихийно. Оно представляет собой процесс трудного и мучительного преодоления старых взглядов, теорий, форм и методов общественного поведения, процесс, который хотя и детерминирован объективными обстоятельствами, предполагает сознательную и целенаправленную борьбу за утверждение в рабочем классе теории, научно выражающей его коренные интересы.

Вытекающая отсюда задача, стоявшая перед Марксом и Энгельсом, заключалась в том, чтобы, как писал позднее Энгельс, убедить в правильности своих взглядов европейский, и прежде всего германский, пролетариат.

Речь шла не только о распространении марксистского мировоззрения путем пропаганды, хотя и эта сторона дела имела огромное значение. Речь шла о том, чтобы научный коммунизм стал в конечном счете осознанной основой классовой борьбы пролетариата. А это предполагало прежде всего создание пролетарской партии как инструмента идейной и политической эмансипации рабочего класса в интересах осуществления им своей роли как ведущего фактора общественного прогресса. «Для того чтобы пролетариат в решающий момент оказался достаточно сильным и мог победить, – писал Энгельс за несколько лет до смерти, – необходимо – Маркс и я отстаивали эту позицию с 1847 г., – чтобы он образовал особую партию, отдельную от всех других и противостоящую им, сознающую себя как классовая партия»[110].

Если в работах Маркса и Энгельса 40-х годов, до «Манифеста Коммунистической партии» не встречается четких формулировок, в которых зафиксирована их позиция в отношении роли пролетарской партии и путей ее создания, то это отнюдь не означает, что у них не было ясности в данном вопросе. Вся их практически-политическая деятельность в этот период свидетельствует о том, что в борьбе за партию они исходили из предпосылок, базировавшихся на теоретическом анализе и на обобщении накопленного опыта борьбы рабочих.

Анализ этого опыта, как и личные контакты с существовавшими тогда рабочими организациями, убедили Маркса и Энгельса в том, что пролетарская партия для успешного осуществления своих задач должна отвечать определенным требованиям.

Партия должна быть основана на научной теории, противостоящей всем формам буржуазной и мелкобуржуазной идеологии. Она должна представлять авангард рабочего класса, его наиболее сознательную и развитую часть. В конкретно-исторических условиях той эпохи революционная партия не могла быть массовой, ибо, как вспоминал Энгельс много лет спустя, «тогда нужно было выискивать поодиночке рабочих, которые сознавали свое классовое положение и свою историко-экономическую противоположность капиталу, потому что самая эта противоположность тогда только возникала»[111]. Этот же фактор при отсутствии сколько-нибудь массовых революционных организаций рабочего класса в масштабах отдельных стран в значительной мере определял и интернациональный принцип построения партии, хотя главным здесь было стремление Маркса и Энгельса добиться интернационального сплочения передовых элементов рабочего класса в преддверии революции, которая, по их предположению, должна была развернуться в общеевропейском масштабе.

В то же время Маркс и Энгельс отдавали себе отчет в том, что, не имея возможности стать массовой, такая партия должна не сектантски замыкаться в собственных рамках, а быть через разнообразные каналы неразрывно связанной с широкими массами трудящихся, оказывать влияние на их движение.

Тот факт, что Маркс и Энгельс уже имели ясную программу борьбы за партию, не означает, что этот процесс носил однолинейный характер. В своей теоретической и практической деятельности они исходили из реальной обстановки, а она складывалась так, что на пути создания пролетарской партии стояли серьезные препятствия. К их числу относился прежде всего недостаточно развитый характер противоположности между пролетариатом и буржуазией в целом при неодинаковой степени остроты этой противоположности в отдельных странах. Это серьезно задерживало рост классового самосознания пролетариата, процесс превращения его из класса «в себе» в класс «для себя». Серьезным препятствием было также сильное влияние различных форм буржуазной и особенно мелкобуржуазной идеологии на пролетарские массы. Борьбе с этим влиянием Маркс и Энгельс всегда придавали первостепенное значение, призывая выступать против всяческих фраз, которые могли бы ослабить сознание полнейшей противоположности коммунистического движения существующему общественному строю.

«Если теоретические представители пролетариев желают достигнуть чего-нибудь своей литературной деятельностью, то они прежде всего должны постараться покончить со всеми фразами, которые ослабляют сознание остроты этой противоположности, – со всеми фразами, которые затушевывают эту противоположность и даже позволяют буржуа, чтобы застраховать себя на всякий случай, приблизиться к коммунистам на почве филантропических мечтаний»[112].

Если говорить о самом рабочем движении, то на пути создания партии надо было преодолевать как сектантский характер существовавших в то время организаций рабочих и ремесленников, так и теоретическую незрелость и организационную неоформленность возникавших массовых движений. Поэтому, опираясь на первый опыт выступлений пролетариата и его революционные требования, Маркс и Энгельс включали его в более широкие теоретические и исторические рамки, выводили революционную теорию за пределы непосредственной борьбы и конкретного уровня сознания рабочего движения той эпохи.

Проведение в жизнь одного из фундаментальных принципов марксизма, согласно которому революционная деятельность пролетариата может базироваться только на научной теории, обусловило непримиримую борьбу Маркса и Энгельса – ее необходимость далеко не всегда осознавалась тогда их сторонниками – против всех попыток даже субъективно честных революционеров дать стратегии пролетариата иную основу: эмоциональную, религиозную, утопическую и т.п. Подобные взгляды являлись тогда в рабочем движении преобладающими. В дискуссиях, происходивших зимой 1845 г. в лондонском Коммунистическом просветительном обществе немецких рабочих, В. Вейтлинг и Г. Криге выступили против мнения о том, что коммунистический принцип возможен лишь на основе науки. «Мы должны использовать все, – говорил Вейтлинг. – Воздействуя на чувства, можно у многих добиться того, чего нельзя достигнуть, воздействуя на их разум»[113]. Примерно год спустя некоторые руководители Союза справедливых в Лондоне упрекали Маркса и Энгельса за их «односторонность». «Пусть философ научно разрабатывает свой коммунизм… – писали они. – Не предавайте анафеме представителя сентиментального коммунизма, когда он мечтает о всеобщей братской любви… Предоставьте даже религиозному коммунизму возможность проявить себя, не осуждайте его сразу же… Не все же являются великими экономистами, как вы, поэтому не требуйте, чтобы все понимали коммунизм так же, как вы»[114].