интервью у нескольких прокуроров, в то время все еще активно исполняющих свои обязанности. По мере ознакомления с небольшими частями обширной переписки из архивов Симона Визенталя, нам пришлось вновь и вновь убеждаться в том, что чрезвычайно мало людей были привержены делу привлечения нацистских преступников к ответственности после окончания Второй мировой войны и совершению над ними правосудия. Похоже, что большинство и евреев и неевреев желали закрыть эту самую бесславную страницу истории, не извлекая из нее никаких уроков и не возлагая на себя вытекающей из нее ответственности. И будто было мало того, что безмолвное большинство не готово было и пальцем пошевелить ради борьбы за справедливость ни в плане денежных пожертвований, ни в плане конкретных действий, оно еще и часто обвиняло Симона Визенталя в том, что он «маловато добился», что он не выследил Мен-геле, не смог отправить за решетку того или иного преступника. Мы знакомили с фактами тех людей, которые упорно отказывались признать горькую правду о том, что Симон Визенталь по большей части работал в одиночестве, встречая сопротивление (в смысле термина Фрейда) на всех уровнях, и не только со стороны правительственных чиновников и разных организаций, но и большинства частных лиц, и их упорство вызывало у нас досаду и отнимало массу времени.

Возможно, стоит коснуться той роли, которую играли СМИ в создании публичного образа Симона Визенталя. В течение нескольких десятилетий во многих статьях и газетных заголовках, чтобы не сказать «в большинстве», Симона Визенталя изображали как «охотника на нацистов», что вызывает определенные ассоциации с главным героем фильма о Джеймсе Бонде. Именно этот вводящий в заблуждение образ культовой фигуры попкультуры помешал большинству людей осознать, что Симон был очень далек от него. Вымышленная легенда о Симоне как о всесильном «сыщике», возможно, послужила тому, что редакторы всевозможных СМИ смогли посвятить множество статей рассказам о его работе и тем самым сделали его модной знаменитостью. Вследствие этого те люди из разных уголков планеты, которые хотели засадить нацистских преступников за решетку, жаждали поговорить с Визенталем и Доверительно поведать ему о местонахождении подозреваемых ими людей.

Возможно, представление о Симоне Визентале как о еврейском Джеймсе Бонде даже помогло внушить страх нацистским преступникам с поддельными документами, которые не хотели, чтобы их позорное прошлое было раскрыто, дабы не оказаться на скамье подсудимых и, в последствии, в тюрьме. Таким образом, в ложном представлении о Симоне Визентале как о могущественном агенте спецслужб, который летал вокруг света, был некий позитивный смысл. Однако вышеупомянутый имидж супергероя помешал как серьезной оценке достижений Симона Визенталя, так и пониманию методов его работы. Симон Визенталь занимался постоянным, кропотливым, требующим внимания к деталям, поиском нацистских преступников, после чего он обращался в соответствующие судебные инстанции с требованием правосудия. Не менее важной была его неутомимая работа по выявлению жертв нацистского режима и убеждению их в том, что их долг — выступить в суде в качестве свидетелей.

Сегодня мы можем сказать, что Симон Визенталь был правозащитником «из народа», стратегом и детективом, который достигал цели за счет своих интеллектуальных и интуитивных способностей. Историк Рауль Хилберг в своем интервью для нашего документального фильма назвал Визенталя важным собирателем информации и архивистом. Кроме того, Симон Визенталь был активным правозащитником, защищая права различных групп, таких, как цыгане, коренные американцы и боснийцы.

Мы все, отдаем себе в этом отчет или нет, заключены в рамки определенных систем ценностей. При личном контакте с Симоном Визенталем, или при чтении отрывков из его обширной корреспонденции в архиве ощущаешь себя в присутствии очень осведомленного и внимательного мыслителя, хранителя обширных систем информации, чьи суждения и жизнь были продиктованы десятью заповедями в том виде, в котором их ежегодно зачитывают вслух из Торы соблюдающие традицию иудеи в праздник Шавуот. Однажды он сказал нам, что его бабушка была очень религиозной женщиной, и когда он был маленьким ребенком, она часто брала его с собой к «чудесному раввину» в Чортков в Галиции. Тогда я спросил его, считает ли он себя верующим иудеем, на что он ответил четко и определенно: «Да». Именно в этих этических и религиозных рамках Симон верил в личную ответственность, он презирал понятие «коллективной вины», его целью было оздоровление мира, на иврите «тиккум олям».

Возвращаясь к делу Эйхмана, Симон Визенталь писал в своих мемуарах, что он уже в 1954 г. — за шесть лет до того как Эйхман был арестован, — знал, что Эйхман живет в Аргентине под именем Клемент. Он проинформировал о местонахождении Эйхмана как Натана Гольдмана, который в то время был президентом Всемирного еврейского конгресса, так и израильского консула в Вене, но, казалось, никто не собирается предпринимать никаких конкретных действий в связи с этим. Когда мы с Вернером работали над нашим документальным фильмом, то обнаружили письмо Визенталя на четырех страницах, отправленное им во Всемирный еврейский конгресс вместе с ответом на него, и включили в наш фильм снимки обоих писем в качестве доказательства открытия Визенталя и его действий. Но даже после этого израильский журналист Том Сегев был потрясен, когда он, наконец, сам увидел эти письма в процессе изучения наследия Визенталя в его бывшем кабинете примерно двенадцатью годами позже, весной 2006 г. Вероятно, людям трудно представить, что человек может быть столь настойчив и предан своему делу. Не будь Симон Визенталь столь последователен в своем поиске Эйхмана, тот был бы официально «объявлен мертвым» за несколько лет до своего бегства в Аргентину. Жена Эйхмана, Вероника Либль, пыталась получить свидетельство о смерти мужа в австрийском суде в Бад Иши в 1947 г. Симону Визенталю удалось привлечь внимание к тому факту, что семья не может предоставить какое-либо доказательства смерти Эйхмана. Будь Адольф Эйхман объявлен мертвым, как ряд других высокопоставленных офицеров, никто не стал бы продолжать его поиски, и тот, возможно, счастливо жил бы после этого в Аргентине или где-либо еще.

Съемки нашего с Вернером фильма «Искусство помнить» велись в восьми странах. Путешествие в Украину, где Симон родился и прожил много лет до Второй Мировой войны, мы отложили на конец нашего съемочного периода. Мы предложили Визенталю присоединиться к нам, но, как мы и предполагали заранее, он отклонил наше приглашение. Он никогда не возвращался в места своей юности в Восточной Европе. После тщательных приготовлений к нашей поездке, теплым венским вечером мы с Вернером сели на поезд до Лемберга (австрийское название Львова). Дело было в июле 1994 г. Мы упаковали еду и воду в контейнер, как если бы собирались в продолжительную экспедицию. Для нас это была первая поездка в Украину, и мы были наслышаныо страшных историях о грабежах и разбойных нападениях, особенно в поездах и самолетах. Поезд мирно покачивался вверх и вниз по зеленым холмам Словакии; большие окна открывали мирные трогательные виды, на которых семьи в своих садиках жарили шашлык. Проведя в поезде ночь, около полудня мы прибыли во Львов. Наш переводчик и шофер ждали нас на станции. Целью нашего путешествия было увидеть и отснять места, где Симон Визенталь провел свои детство и юность, и, возможно, обнаружить одно или два здания, построенные Симоном Визенталем в его бытность молодым архитектором.

В первый же час нашего пребывания во Львове, по дороге в гостиницу, мы сразу заметили, поразительное сходство архитектуры старого Львова с архитектурой старой Вены. Но люди во Львове ходили по-другому — казалось, они движутся в ритме замедленной съемки, пристально глядя куда-то в пустоту. Наш переводчик объяснил нам, что большинство людей все еще пребывают в состоянии гипноза после долгих лет коммунизма и диктатуры.

Симон Визенталь дал нам несколько приблизительных адресов, и на одном листе бумаги он даже набросал пару линий, обозначающих улицу, где он родился и жил ребенком. Однако за последнее столетие названия улиц сменились несколько раз. С помощью нашего переводчика мы нашли во Львове улицу под названием Шумлянская, на которой Симон жил в молодости в маленькой комнате со своей женой Цилей и матерью до того, как его депортировали в гетто. Мы подошли к дому №5 и вошли во внутренний двор, где увидели женщину, развешивающую белые подвенечные платья на толстых веревках, которые соединяли один угол дворика с другим. Женщина оказалась портнихой. Эпизод с ней мог бы украсить наш фильм, но, к сожалению, она никогда не слыхала о Симоне Визентале, поскольку переехала а этот дом значительно позже. После того как мы расспросили всех, кого смогли найти в доме, кто-то посоветовал нам сходить в дом через дорогу, так как он был населен людьми, жившими здесь в течение значительно большего времени. К сожалению, никто не открыл нам дверь.