Какой–то хадатанин побежал, оторвался от поверхности и поплыл прочь. Он выглядел как большой воздушный шарик, игрушка, только и ждущая, чтобы ее хлопнули, и этот образ вызвал у Нарбакова смех — смех, который разнесся по командному каналу и заставил его подчиненных изумленно переглянуться и покачать головами. Старик был законченным оптимистом — все знали это, — но смех был странным даже для него. Однако, если капитан способен смеяться над гадами, какими крепкими должны быть кишки у всех остальных? Они ухмыльнулись, в последний раз проверили оружие и замерли в ожидании приказа стрелять.

Нарбаков переключился на четвертую частоту. Штатские получили кодовые имена на военный манер, но редко помнили о них. Леонид значился как «Босс–один».

— H-один Боссу–один.

Леонид выругался, закончил сращивание кабеля и обмотал лентой место стыка.

— Чин—Чу здесь… говорите.

Нарбаков возвел глаза к небесам, надеясь, что Бог предусмотрел отдельный рай для штатских, и сделал все возможное, чтобы голос звучал ровно:

— Прости, что беспокою тебя, Лео… но это место кишит гадами. Мне придется открыть огонь через пару минут. Как у тебя дела?

Леонид уронил кабель и посмотрел вверх на пусковую установку. Хотя два сообразительных легионера не дали хадатанам узнать, насколько важен линейный ускоритель, те все равно постарались его разрушить в своем общем стремлении уничтожить все на поверхности Веретена и подготовить дорогу для своих отрядов.

Лазерная пушка с линкора полоснула по секции решетки, сожгла малый центр управления, находящийся с одной стороны ската, и перерубила главный кабельный желоб. Леонид сам отремонтировал последний кабель, и центр управления удалось обойти, но прерывистые вспышки лазерных горелок показывали, что ремонт еще идет.

Леонид повернулся и посмотрел туда, где должен находиться Нарбаков. Голубые лучи упали вниз, потом исчезли, когда истребитель завершил свой рейд. Из–за тишины лучи света казались совсем не опасными, чем–то вроде лазерных шоу, устраиваемых на День Империи, но Чин—Чу знал, что это не так. Люди гибли везде, где они появлялись.

— Омар? Ты в порядке? Офицер начал терять терпение.

— Давай, Лео. Перестань глазеть по сторонам и отвечай на мой вопрос.

— Мне нужно время, Омар. Тридцать минут.

— Черт побери, Лео, спустись на землю. Через тридцать минут мы будем по уши в гадах.

— Двадцать.

— Десять, и ни одной треклятой минутой больше. Скажи своим работничкам, пусть шевелятся. Конец.

Леонид посмотрел вверх на свечение лазерных горелок. Сколько времени пройдет, прежде чем хадатане увидят вспышки и захотят выяснить, в чем дело? Чин—Чу полез наверх. Его дыхание вырывалось

короткими сердитыми выдохами. Проклятие. Проклятие.

Проклятие. Серия взрывов окрасила горизонт и закончилась недалеко от четвертого шлюза. Черт. Черт. Черт! Они должны закончить ремонт, должны запустить

звездных ныряльщиков, должны уничтожить линкоры. Торговец нажал подбородком переключатель рации:

— Коуди… Хекокс… Гутьеррес… долго еще?

— Минут двадцать — двадцать пять, босс. — Голос принадлежал Коуди.

— Сделайте за пять.

— Не можем, босс. Один пуск — еще возможно, если повезет — два, но о третьем забудьте. Нагрузка разорвет скат на части.

— У нас нет времени, Коуди. Сваривайте столько стыков, сколько сможете, а затем прыгайте.

Коуди помолчал.

— Ладно. Вы — босс. Пять минут и отсчет. Горелки вспыхнули. Рабочие сварили швы, перепрыгнули друг через друга и начали по новой.

Не обращая на них внимания, Леонид шагнул на боковую платформу и посмотрел на длинный овальный корпус звездного ныряльщика. Он был огромным, почти как корабль конвоя, и набит сложнейшей техникой. Торговцу было больно так поступать с этим кораблем, жалко использовать его в качестве высокотехнологичного пушечного ядра, но выбора не было.

Чин—Чу посмотрел вверх. Еще пять кораблей висели над его головой, уложенные друг на друга, как пули в магазине, и удерживаемые наскоро возведенным стальным каркасом. Будет ли временный конвейерный механизм подавать корабли на скат достаточно быстро? Продержится ли ускоритель достаточно долго, чтобы запустить их?

Он посмотрел вниз на упрощенную панель управления. Провода входили и выходили из нее, извиваясь, словно черви, копошащиеся на трупе. Пульт имел шесть световых индикаторов готовности — все зеленые — и выключатель, закрытый квадратной защитной крышкой. Леонид отбросил крышку. Кнопка была красной и пульсировала в такт биения его сердца.

Люк исчез. Двенадцать рядовых, составляющих второй кинжал пятой стрелы, сбежали по трапу, а командир стрелы Имбом Дакна—Ба почувствовал, что его ноги стали ватными. Он хотел, чтобы они шли, он приказал им идти, но они не слушались. Его адъютант, крутой ветеран Форма—Са, тактично спросил:

— Что–то не в порядке с вашим снаряжением, сэр?

Дакна—Ба хотел ответить, хотел сказать — да, хотел придумать какой–то предлог, чтобы остаться на борту транспортника, но слова застряли в горле. Бойцы третьего кинжала спустились по трапу, повернули налево и укрылись в кратере. Дакна—Ба ждал почти неизбежного града оборонительного огня и еще больше испугался, когда ничего не произошло. До сих пор люди сражались как звери… что–то тут не так.

— Сэр?

Дакна—Ба попытался заговорить, но смог лишь пискнуть.

Форма—Са понимающе кивнул, деактивировал свой имплантат и прижал свой шлем к шлему офицера.

— Пора высаживаться, сэр. Спускайтесь, или я пущу вам пулю в затылок.

Дакна—Ба обнаружил, что уже идет. Люди пугали его, но командир кинжала Форма—Са напугал его еще больше. О Форма—Са рассказывали истории, жуткие истории, и офицер верил им. Трап слегка затрясся под его ногами.

Дакна—Ба огляделся. Вот сейчас это случится: опаляющий свет, а за ним непроглядная тьма. Но опять ничего не случилось. Что все–таки делают люди? Где–то внизу под слоями страха лежало спокойствие, и внутри этого спокойствия — способность думать. Казалось, слова вырвались по собственной воле.

— Это ловушка, Даг. Передай отрядам не высовываться.

Сержант довольно кивнул и повторил приказ Дакна—Ба бойцам. Едва он это сделал, как весь ад вырвался на свободу. Не было никаких звуков в безмолвном мире космоса, но прерывистые вспышки энергетических лучей и радиопереговоры сказали сами за себя.

Он оказался прав! Больше того, он выжил в первые секунды боя и не потерял контроля над своими кишками!

Дакна—Ба почувствовал, что сила возвращается к ногам. Они опять напряглись и откликнулись, когда приказал им двигаться. Офицер активировал свой имплантат. — Кинжалы два, три, четыре и пять — вперед! Цель вам известна… Покажем Карлику, на что способна наша боевая пятая! Орудийный расчет открыл огонь, прикрывая бойцов, которые вышли из теней, из кратеров и из–за камней, и бросились в атаку.

Встречный огонь усилился. Вокруг замелькали голубые лучи и снаряды. Форма—Са одобрительно наблюдал, как Дакна—Ба бежит, шаркая ногами, вместе со всеми, выкрикивает слова ободрения и не забывает смотреть по сторонам. Из юноши выйдет неплохой офицер, если он будет учиться достаточно быстро и если, конечно, сумеет выжить.

Дакна—Ба подумал о своем задании. Пятой стреле было приказано взломать воздушный шлюз, который разведка обозначила как «0–12», пробиться в самое сердце человеческой станции и уничтожить находящийся там компьютер. Этот компьютер играл ключевую роль в защите астероида.

Такое задание — либо чрезвычайно важное предприятие, доверенное Дакна—Ба в знак уважения, либо самоубийственная задача, порученная ему потому, что он самый младший из офицеров, и, следовательно, им можно пожертвовать. Дакна—Ба хотел верить в первое, но понимал, что второе гораздо вероятнее.

Люди окопались вокруг шлюза. Лучи заметались взад и вперед, когда обе стороны обменялись огнем.

Крик пронзил мозг Дакна—Ба — один из его бойцов начал что–то говорить и был буквально разрезан пополам. Дакна—Ба увидел его слева, на некотором расстоянии от себя: верхняя половина его скафандра завертелась и отлетела в сторону, а нижняя осталась на месте. Кровь и внутренности выстрелили прямо вверх, замерли и поплыли прочь.