ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

За финвалами. — На китобойце в Камчатском море. — Старый гарпунер. — Преследование финвалов. — Как ныряют и дышат финвалы. — Кит на спиннинге. — Кровавые фонтаны. — Привязанность у финвалов. — Кит убит. — Для чего накачивают убитых китов воздухом. — Кит «на флаге». — Связь между китобойцами. — Агония гиганта. — На буксире у кита. — Мы зовем на помощь. — Меченый кит. — Опасное положение. — Рассказы старых китобоев. — Легенда о предводителе китовых стад. — Разочарование старого гарпунера. — Где и когда охотятся за финвалами. — Миграции финвалов.

Я проснулся от резкого крика: «Кит по правому борту!..» Застучало колесо штурвала, судно накренилось, и слышно шипение воды, стекающей с палубы. Серело. Я лежал на узеньком диване в капитанской каюте китобойца «Трудфронт». Петра Андреевича не было, он, вероятно, уже наверху. Быстро натягиваю сапоги (спал я одетый), хватаю дождевик, фуражку и выхожу на площадку перед капитанской каютой. Туман клочьями поднимается над гладким океаном. Я еще не привык к китобойцу, только вчера поздно вечером я пересел на «Трудфронт», желая пережить все ощущения охоты за китами. Давно, еще в кругосветном плавании, договорились мы с капитаном Зарвой вместе изучать повадки китов и весь распорядок охоты за ними, — вот и наступила пора заняться этими делами на дальневосточных китовых пастбищах.— Малый ход! — слышится команда из «вороньего гнезда».— Малый ход, — слышен приглушенный голос капитана Зарвы в переговорную трубку, соединяющую капитанский мостик с машинным отделением. По крутой железной лесенке (трапу) подымаюсь на капитанский мостик и укоряю Петра Андреевича, что он не разбудил меня пораньше.— Да я знаю, что ты сразу проснешься, как услышишь наши вопли, — отвечает Зарва, — мы и сами только минут десять как поднялись. Ведь только четвертый час.На «Трудфронте» встают очень рано. Темно, а гарпунер Карлсен с чашкой кофе в руке, еще неодетый в свой промысловый костюм, появляется на палубе, идет к шлюпке и всматривается стариковскими, но зоркими глазами в море. Ему 65 лет, и из них 35 лет он охотится за китами в качестве гарпунера. Кажется, нет уголка на земле, где бы Карлсен не побывал за свою долгую морскую жизнь. Пятьдесят лет он бороздит моря, но на покой не собирается. Язык его — это смесь наречий всего мира; теперь в него вплетаются и русские слова.Сейчас он стоит у пушки и смотрит вверх, где в наблюдательной бочке сидит его помощник, боцман Хауген. Боцман Хауген — норвежец, штурман по образованию. Но в Норвегии количество гарпунеров ограниченно, и не скоро молодому и даже способному штурману удается пробиться в гарпунеры. Гарпунеры ревниво берегут свое ремесло. Это своеобразный цех, со своими порядками и понятиями. Не так легко уступают старые гарпунеры свои места молодежи, и вот Хауген, прекрасно знающий китобойное дело в теории и на практике, уже ряд лет плавает в должности боцмана — помощника гарпунера. К пушке его допускали только как боцмана, — он может заряжать и чистить ее, и только...Мои мысли были прерваны возгласом нашего судового боцмана Войтухова: «Кит прямо по носу!»

Наблюдение за китами из бочки — «вороньего гнезда».

Впереди появился мощный фонтан, затем через несколько секунд еще один, и так, с интервалами, 6 фонтанов. Всякий раз при появлении фонтана видна часть спины и головы кита. При шестом вздохе кита показалась вся спина с небольшим спинным плавником, и Карлсен отошел от пушки. Подойти на достаточную дистанцию для выстрела мы не успели, а, оказывается, когда кит-финвал (а это был финвал, или сельдяной кит) показывает плавник и часть хвостового стебля, это значит — он ныряет на некоторый промежуток времени. Замечаю по часам время последнего фонтана и ныряния, пускаю секундомер и жду следующего появления кита. Карлсен что-то говорит, подхожу и слышу: «Почему один?» Действительно, финвалы обычно ходят группами по 2 — 3 — 5 голов и больше, а тут одиночка.— Кит позади... право на борт... полный ход! — одновременно раздались команды гарпунера и капитана. Китобоец рывком двигается, развивая ход, круто, буквально «на пятке», повертывается и летит в обратном направлении.— Три кита по носу! — слышно из бочки, но мы и сами уже ясно видим три фонтана приблизительно в полумиле расстояния. Китобоец ходит со скоростью 13,5 — 14 миль в час, а финвал проводит у поверхности до двух минут, и нельзя терять ни секунды. Я всматриваюсь в фонтаны, которые выпускают финвалы (по определению Хаугена и Карлсена, все три кита — финвалы). Фонтан, особенно первый, был высок и достигал 8 метров в высоту; он напоминал колонну, расширяющуюся в верхней части. Фонтан выпускался китом секунды три-четыре. В момент, когда фонтан начинает клониться, слышен звук, напоминающий звук пара, выпускаемого под давлением. Приходят на память рассказы старых китобоев, что «киты ревут и их рев далеко слышен». Действительно, звук этот можно услышать в тихую погоду на расстоянии мили, но он никак не похож на рев, а скорее на звук выпускаемого под давлением пара.За первым фонтаном появились следующие, но уже гораздо меньшие по величине и слабее по мощности. После первого фонтана киты обычно идут близ поверхности, метрах в 2 — 10 от нее. Быстро карабкаюсь по вантам в наблюдательную бочку, чтобы оттуда следить за движениями этой тройки. Они поднимаются к поверхности и исчезают, как по команде. Но вот выпущены шестые фонтаны, и мы имеем удовольствие вновь видеть спины со спинными плавниками и часть хвостового стебля...Опоздали, киты успели нырнуть прежде, чем мы подоспели к ним на расстояние выстрела. Но Хауген и Карлсен спокойны. Они привыкли к случайностям охоты, все идет нормально и волноваться нечего. Пользуясь перерывом, я записываю свои первые наблюдения в записную книжку: «Высота первого фонтана, при появлении финвала на поверхности после длительного ныряния, около 8 метров и длительность его 3 — 4 секунды. Следующие, промежуточные фонтаны меньше по высоте и короче по времени. Финвал выпускает до 6 фонтанов с промежутками в 10 — 16 секунд между ними. У поверхности находится до двух минут. Выпуская промежуточные фонтаны, он идет в 2 — 10 метрах от поверхности. Ныряя на более или менее длительный период, финвал показывает голову, спину со спинным плавником и часть хвостового стебля». Посмотрим, что будет дальше.Пока я записывал, прошло около пяти минут. Горизонт чист, уже совсем стало светло, но пасмурно. Кажется, прошло много часов, а всего двадцать минут тому назад я спал. Но вот опять возглас с капитанского мостика: «Киты прямо по носу!»Снова быстрая команда гарпунера — «полный ход вперед!», — и только гул машины и шум рассекаемой воды говорят о полном ходе. Вода прозрачна, и из «вороньего гнезда» видно на большую глубину. Я и Хауген засмотрелись на изумрудную глубину и прозевали появление китов. Но во время охоты наблюдения ведутся со всех выдающихся точек корабля: с капитанского мостика, с бака, с ботдека и кто-нибудь да крикнет о замеченных китах. Так случилось и сейчас...Шесть часов продолжалось преследование китов. Они вертелись по кругу радиусом не больше трех миль, и мы никак не могли подойти на расстояние верного выстрела, а Карлсен рисковать не хотел. Дальность убойного выстрела гарпунной пушки 120 метров, но на таком расстоянии попасть трудно, хотя цель достаточно велика: ведь финвалы не менее 18 метров длины и «ширина» или «высота» их, как вам угодно назовите, не менее трех метров. Но точность попадания у гарпунной пушки тоже относительная, а поэтому рисковать нельзя.

Финвал или сельдяной кит.

До тех пор ходили мы за китами, пока «тройка» не вынырнула буквально у нашего борта. Молниеносный поворот пушки, и быстрее, чем я это рассказываю, прозвучал выстрел, и гарпун вонзился в желтоватую спину одного из китов, причем ясно было видно, как кожа лучами растрескалась по спине и боку. Финвал не успел нырнуть, как уже более глухой звук раздался по воде — это взорвалась граната внутри кита. Судорожный рывок... и кит исчез. С шуршанием побежал линь по роликам амортизатора под палубой бака. Но попадание смертельное, так как гарпун попал в убойное место. Уже около трехсот метров линя вытравлено, и Карлсен дает распоряжение притормаживать. Впечатление, что кит на гигантском спиннинге, только роль лесы играет манильский канат в 12 сантиметров толщины, роль удилища — 30-метровая мачта китобойца, а роль катушки — лебедка мощностью в 35 тонн. Плюс к этому еще специальные амортизаторы, соединенные стальным тросом с мощными пружинами, прикрепленными к килю судна. Если бы не эти амортизаторы, конечно, китовый линь не выдержал бы бросков и дерганий финвала, так как его разрывная крепость 16 тонн, а вес среднего кита 50 тонн.Но вот метрах в двухстах от нас появился фонтан, но не обычный, а кровавый. Показал красный флаг, как говорят китобои. Следовательно, попали в легкие, — поясняют друг другу наши моряки. Но хотя рана и безусловно смертельная, кит может прожить даже и с такой раной еще несколько часов, и у него хватит силы держать все время линь в напряжении. Нужно добивать вторым выстрелом. Пока я это рассказываю, пушку уже заряжают. Процесс заряжания я уже описывал в одной из предыдущих глав, а поэтому на нем останавливаться не буду, отмечу только, что у нас могут быть в одновременном действии два китовых линя, так как трюм, в котором укладывается линь, имеет два отделения, с обеих сторон мачты имеются блок-амортизаторы; шкивов тоже два — под платформой, на которой стоит пушка, и на самом носу за банкетками. Но у нас имеются в запасе несколько бухт китового линя, в том числе и форлепера, или «передового линя». Иногда надставляем основные лини запасными. Бывают же случаи, когда при добое раненых китов приходится привязывать добойные гарпуны к запасным линям, не соединяя их с основными.Линь протянут и готов к действию. Передний конец его — так называемый форлепер (он несколько тоньше, чем собственно китовый линь, но такой же прочности, так как изготовлен из лучшей итальянской конопли) — быстро соединяют с гарпуном, и гарпунер дает распоряжение подтаскивать, но постепенно и осторожно, кита к китобойцу, в то же время дав малый ход по направлению к лежащему на поверхности киту. Но там находятся три кита. Оказывается, два других его сотоварища подошли к нему, как бы пытаясь узнать, почему он ушел от них и так странно ведет себя. Стадное чувство сильно развито у китов, и они подошли к попавшему в беду товарищу и не отходили от него. Все время, пока заряжалась пушка (а это заняло около десяти минут), здоровые киты, нарушая все свои привычки, находились около своего раненого товарища и отошли от него лишь тогда, когда его подтащили почти к самому китобойцу. Вторым выстрелом Карлсен добивает кита, и кит перевертывается вверх брюхом. Брюхо у него белое, даже молочно-белое, со множеством складок, или полос, за что этих китов и называют складчатыми, или полосатиками.Туша кита медленно тонет и затем останавливается на глубине выпущенных линей. Нужно помнить, что все полосатики, как правило, тонут после смерти, и им нужно придавать плавучесть, накачивая в них воздух. Китовые лини с тушей кита начинают медленно выбирать при помощи той же 35-тонной лебедки, «вирать», как говорят моряки. Как только у носа китобойца всплыла огромная туша кита, гарпунер берет из специальных стоек, привязанных к вантам фок-мачты, длинный шест, на конце которого прикреплен полый круглый наконечник со множеством дырок по бокам. Этот наконечник, кроме того, соединен с гибким резиновым, оплетенным проволокой, шлангом от компрессора, накачивающего сжатый воздух. Гарпунер протыкает наконечником брюхо кита, вставляет его туда почти полностью и пускает сжатый воздух. Кит быстро «полнеет», так как его брюшная полость заполняется воздухом, и приобретает пловучесть. Гарпунер вынимает наконечник компрессорного шланга и затыкает сделанную им ранку паклей с помощью пики. Теперь кит не утонет и буксировать его будет легко.День ясный, поблизости появилось несколько групп китов, и можно хорошо поохотиться. Но если пришвартовать кита к борту китобойца, то судно в значительной степени потеряет в маневренности, да и ход сбавит, так как кит, как бы его хорошо ни пришвартовали, все же тормозит, особенно при поворотах. Поэтому решили оставить кита наплаву и продолжать охоту. Для того чтобы легко можно было найти кита после окончания охоты, в него вставляется длинный бамбуковый шест с красным флатом. На флаге белыми цифрами нашит номер китобойца — номер «Трудфронта» — «2» (поэтому и на трубе две белые полосы). Затем хвост кита охватывается петлей обычного каната (пенькового), к концу которого привязывается спасательный круг или же какой-либо буек. Кит оставляется «на флаге», капитан тщательно определяет координаты места, где он оставлен, записывает их, и китобоец продолжает охоту.В этот день больше не удалось убить ни одного кита, и, разыскав оставленного «на флаге» финвала, мы отправились к «Алеуту», который стоял в бухте Моржовой. Да, не так-то легко охотиться за китами. Весь день мы провели в большом напряжении, — погода хорошая, киты есть, но так и не смогли подойти второй раз на верный выстрел. Мы с Петром Андреевичем внимательно за всем наблюдаем, но ни во что не вмешиваемся. Командует гарпунер и только он. Мы же учимся, а сроки для обучения мы поставили себе жесткие.Идем к Моржовой. Во время охоты мы отошли от нее миль на шестьдесят и только поздней ночью подошли к борту «Алеута». Мы знаем, что за день было добыто четыре кита и не удивляемся при виде ярко освещенного «Алеута» и снующих по палубе его людей. Всех китов привели поздно, и чтобы они до утра не подтухли, разделка ведется ночью. Ведь температура тела кита равна 38°, а мы его накачиваем еще воздухом, прибавьте к этому окутывающий его плотный слой сала, — все это способствует быстрому разложению. Поэтому работа идет тогда, когда есть киты, — это борьба за качество продукции. Видна огромная фигура бригадира разделочников кормовой площадки Начинкина, распоряжающегося подъемом и ра:зделкой китов. У поручней — фигура старшего помощника капитана «Алеута» Василия Никитича Захарова с неизменной трубкой во рту. Трудно сказать, когда спит Захаров. Когда бы китобоец ни пришел с моря, Василий Никитич его встречает, интересуется особенностями дня, спрашивает, что и сколько нужно. Он — правая рука капитана, он хозяин судна. Сдав кита, мы немедленно отправляемся в море. Ложусь подремать на диванчик, так как через час-другой меня может разбудить окрик — «кит у борта!»Уже время близится к полудню, а китов не видно. Напрасно меняем курс, идем зигзагами, тщательно следим за стаями птиц, — нет китов, не видно их фонтанов. Связываемся по радио-телефону с «Энтузиастом». Оттуда сообщают, что их местоположение на двадцать миль восточнее нашего и они охотятся за группами финвалов. Они видят до шести групп финвалов, по 3 — 5 голов в каждой. Приглашают нас к себе. Зарва быстро меняет курс, и мы полным ходом летим к «Энтузиасту». Приблизительно через час мы уже увидели китов. Нужно сказать, что фонтаны китов, таких, как финвалы и синие, можно увидеть лишь миль за 5, но не больше, поэтому-то китобойцы во время поисков китовходят зигзагами, тщательно следя за всеми румбами горизонта. Указанием на присутствие китов могут быть стаи птиц, потому что птицы всегда там, где есть пища, а так как многие птицы имеют сходную с китами пищу, то бывает, что птицы приводят китобоев к стадам китов. А большая стая птиц видна на большом расстоянии, во всяком случае больше 5 миль.Кстати, о пище финвалов. Те финвалы, которых мы добывали до настоящего времени, питались только мелкими планктонными рачками, которые «парят» в толще воды и собираются огромными скопищами в некоторых частях морей, особенно там, где смешиваются теплые и холодные воды. Кроноцкий залив, в котором мы сейчас охотимся, и представляет собой именно такое место. Здесь сталкиваются воды холодного течения, идущего с севера, и более теплые воды, заходящие с востока и с юго-востока. Поэтому-то тут обилие всевозможных морских и связанных с морем животных. Когда-то его называли Бобровым морем, так как в этих местах добывали немало морских бобров, замечательный мех которых так высоко ценился и ценится. Через Кроноцкий залив пролегают пути миграций командорского стада котиков; здесь же, как уже известно, на мысе Шипунском — крайней южной точке Кроноцкого залива — находится одно из последних лежбищ сивучей. Через этот залив к местам нереста в реках восточного побережья Камчатки следуют неисчислимые косяки лососевых рыб (красная, кета, горбуша). Помимо лососевых, здесь много сельди, в том числе знаменитой жупановской, камбалы, палтуса, трески, морского окуня. Даже сардина-иваси сюда приходит, как мы убедились в этом некоторое время спустя. А сколько всяких морских птиц!И мы уверены, что Кроноцкий залив — это столбовая дорога всех китов, которые движутся на север весной и в начале лета, а затем возвращаются на юг. И, кроме того, залив этот сам по себе является богатейшим пастбищем для китов. Мои регулярные планктонные исследования говорят об этом. Мы с Петром Андреевичем решили тщательно изучить этот залив и другие места в отношении обилия китовой пищи, а поэтому без планктонных сеток в море не выходим. Деятельным помощником нашим является боцман Войтухов и матрос Федя Прокопенко, который решил во что бы то ни стало стать гарпунером. Наши сборы планктона мы потом сверяем с тем, что находится в желудках китов, и получаем нужные нам сейчас данные для обобщений. Конечно, промысловые карты мы начали составлять с момента убоя первого кита и тщательно наносим координаты места убоя каждого кита.Как я уже говорил, пока мы в желудках финвалов находим лишь рачков. Их много видов, этих планктонных рачков, но большая часть их принадлежит к отряду расщепленогих раков (шизоподы). Они населяют наши дальневосточные воды в огромных количествах, масса их обнаружена нами и в Кроноцком заливе. В некоторых местах вода изменяет свой цвет от массы присутствующих в ней этих мелких рачков и делается желтовато-оранжевой. Обычно в весенние и летние месяцы их особенно много, и к этому времени сюда приходят довольно большие стада китов, в основном питающиеся планктонными организмами. Поздней же осенью, с охлаждением воды на поверхности, планктонные организмы опускаются в глубину, а киты уходят в теплые воды, к тропикам, где мы их иногда и встречали во время нашего плавания.Но вернемся к нашей охоте за финвалами. Карлсен выбрал одну из групп в пять голов, которая была ближе к нам, и началось преследование. Я, как обычно, с секундомером и записной книжкой в руках и фотоаппаратом на груди, стараюсь подсчитать и время нахождения китов под водой, и время нахождения у поверхности, чтобы затем, после многих наблюдений, вывести определенную закономерность, если ее удастся заметить. Время от времени я своей «лейкой» делаю снимки ныряющих китов. Таким образом, Карлсен охотится при помощи гарпунной пушки, а я при помощи фотоаппарата.Уже больше часа мы ходим за китами, а все не подошли на достаточно близкую, по мнению Карлсена, дистанцию; он любит бить китов с 10 — 15 метров. Вдруг фонтан окатил нас обоих. Это было не особенно приятно, так как запах фонтана, очень вежливо выражаясь, отвратителен. Но ничего не поделаешь, приходится мириться и с этим, как и с многими другими неудобствами охоты за китами в холодных морях. Зато Карлсену есть возможность стрелять с излюбленной им дистанции, чем он и пользуется. Раздается выстрел, и китовый линь со страшной быстротой летит в море. Ролики буквально визжат, хотя они и хорошо смазаны, настолько быстро скользит линь. Видимо, кит ранен в «неубойное» место. Но что это? Мы застыли от неожиданности: громадное животное выпрыгнуло из воды буквально в 20 метрах от нас и, вздымая огромные каскады воды, снова упало в море.— Полный задний ход, руль прямо! — не своим голосом закричал Карлсен.— Трави канат, не зевай! — слышится дальнейшая команда. Бледный Хауген буквально скатился по вантам из «вороньего гнезда» (там он все время находился) и бросился к трюму, где с лихорадочной быстротой начал соединять оба китовых линя в один. Дело, как видно, будет нешуточное. Китобоец, пеня воду кормой, развивал задний ход. Я вспомнил случаи гибели судов при подобных обстоятельствах и понял, что тревожило гарпунера и боцмана. В китобойной летописи известны случаи, когда легко раненые киты выскакивали из воды и падали на китобоец, ломая и переворачивая его. Спасались в таких случаях немногие... Это не нападение кита на корабль, а просто падение на корабль, но китобоям от этого не легче. Вот этого-то и опасались опытные и кое-что повидавшие на своем веку Карлсен и Хауген. Я же до сих пор знал только из литературы о таких фактах, и они меня не особенно трогали, но видеть воочию кита в воздухе и быть под ударом 50 — 60-тонного чудовища — это чересчур реально... Судно отходит дальше, каната вытравлено около 900 метров, и Хауген уже работает у пушки, заряжая ее с помощью боцмана Войтухова и матроса Кузнецова.Мы с Петром Андреевичем стоим на мостике, он, как всегда, около переговорной трубки, а я с приготовленным к съемке фотоаппаратом, о котором... я совершенно забыл! Такой снимок упустил. Да, бывает.Вдруг китобоец вздрогнул, остановился и пошел вперед при полном заднем ходе. Мы только переглянулись. Немедленно остановили машину, и китобоец превратился в гигантский поплавок... Кит тащил нас на буксире. Подходит Карлсен — он уже спокоен — и говорит, что гарпун немного уклонился и попал в хвостовой стебель, и, повидимому, не задел позвоночника. Теперь лишь бы только мачта не переломилась; после первых диких прыжков, а кит выскакивал еще и еще раз, но не так уж высоко, как первый раз, кит таскает нас, время от времени сильно дергая. При сильных рывках пружины скрежещут, а блоки амортизаторов опускаются к самой палубе. Старший механик и Хауген, окончивший заряжать пушку, стоят у лебедки, готовые при первом же сигнале Карлсена, который стоит на баке у пушки, начать выбирать канат. Пробуем дать задний ход, но китобоец рывками идет вперед, а затем плавно скользит, как будто бы заднего хода и не было. Что мы не делали за те четыре часа, которые таскал наше судно кит, — пытались нагнать его, шли параллельным курсом, причем китовый линь изображал гигантскую дугу: этим мы думали еще больше утомить кита, выбирали и снова травили линь, давали задний ход, всячески пытались замучить раненого гиганта, — но энергия кита не ослабевала и он тащил нас на юго-восток, в океан. Пришлось просить помощи у китобойца «Авангард», который был сравнительно недалеко и мог притти скорее «Энтузиаста». Но и двум судам пришлось повозиться долгое время. Кит не подпускал к себе второе судно, — видимо, он уже отождествлял боль от раны с подходом судов, — ныряя, как только китобоец приближался к нему на расстояние дальнего выстрела. И только соединенные усилия экипажей двух судов после двух часов напряженной работы дали возможность всадить в этого «буйного» кита второй гарпун, который и добил его.— Дешево еще отделались, — заметил Карлсен. — Меня, когда я работал на японской китобойной станции, финвал таскал один раз 22 часа, и я должен был обрубить канат, так как тащил он нас далеко в море, а уголь был на исходе.Действительно, финвал — второй после голубого (синего) кита по величине. Известны случаи поимки финвалов до 27 метров длины и свыше 80 тонн веса. Нужно еще отметить, что финвалы, как говорят китобои, «крепки» на рану. В нашей добыче уже было два финвала с большими зарубцевавшимися ранами на боку и спине. Видимо, были вырваны гарпуном громадные куски мяса и сала. Слой сала в этих местах был очень тонок. Очевидно, гарпун слабо засел в мясе, кости были задеты слегка, и кит вырвался. Я очень жалел, что не было киноаппарата, которым бы можно было заснять всю эту замечательную охоту, а особенно двадцатиметровую тушу кита в воздухе... Незабываемое зрелище! Не часто такое увидишь даже в океане. Никакая охота не может сравниться с охотой на гигантов океана, даже если охотиться с современного благоустроенного и всячески обезопашенного от многих случайностей китобойца.Хочу еще рассказать о «меченом ките», которого мы сами пометили, и как это произошло. Спустя несколько дней после охоты на того «буйного» финвала, в один из спокойных июльских дней, когда даже небо было голубое и солнышко пригревало, а мы стояли на палубе в одних свитрах, было замечено несколько китов. Началось долгое хождение, и примерно около двух часов пополудни (в 14 часов) один из китов оказался на соблазнительном для Карлсона расстоянии. Последовал выстрел, но гарпун полетел слишком наклонно, пробороздил по китовой спине и сорвал с нее около двух метров сала вместе со спинным плавником. Попутно хлестнуло его линем так, что исполосовало спину, изукрасив ее шрамами и ссадинами. Бедный кит рванулся, почти полностью выпрыгнул в воздух, но вперед, а не вверх, как тот «буйный», и затем исчез.— Ну теперь до самой Одессы скакать будет без передышки, — посмеивались в команде. Мы «невинно» полюбопытствовали у Карлсена, за что это он так разобиделся на кита, что лишил его украшения и так исхлестал линем. Но, конечно, оказалась виновата пушка, гарпун, наконец, сам кит, но не охотник. Охотники все одинаковы, даже на китов. Кит так глубоко нырнул и так далеко от нас вынырнул, что в этот день мы его не видели. Бедный кит лишился своего украшения — спинного плавника, раны его разъедает морская соль, настроение испорчено, — ведь он прибыл в наши воды поправляться, жиреть, а тут такой казус. Гарпун принес с собой кусок сала. Карлсен очень огорчен, в том числе и нашими «вопросами», ходит около пушки, осматривает ее, сомневается и в прицельной рамке, и в амортизационной жидкости (глицерин), которой залита амортизационная часть пушки, поворачивает ее и так, и этак, но вскоре другой кит, которого удалось легко нагнать и убить с первого же выстрела, утешил его и вернул веру в пушку.Представьте себе наше удивление, когда на следующий день мы увидели нашего «меченого» кита разгуливавшим как ни в чем не бывало в паре с другим.«Он теперь герой, — смеются на китобойце, — из сражения вышел хотя и битым, но живым». Сомнений не было — это был наш вчерашний знакомец. В бинокль очень ясно видны полосы от удара линем по спине, огромное бело-розовое пятно именно на том месте, где должен быть спинной плавник. Теперь он стал «белоспинным» китом, так его белое пятно далеко видно и он резко отличается от другого кита. Мы пытались было подойти к нему поближе, да куда там! Нырнул без оглядки и ходу. За ним так же быстро исчез и второй. В продолжение целого дня он был невдалеке от нас, но чуть только мы поворачивали к нему, он исчезал. У китов слух очень хороший, да и видят они не так уж плохо, как думают некоторые наблюдатели, — мы в этом неоднократно убеждались.На следующий день он находился в тех же местах, — а нужно сказать, что планктонная сетка приносила большой улов любимых китами рачков-шизопод и, наверно, он лакомился ими, но нас к себе он и близко не подпускал. Видимо, боль, которую он почувствовал, когда его ударил срикошетивший гарпун, была связана со стуком нашей машины или винта, или еще чем-нибудь, это китовая тайна, но нас он явно избегал. А обычно киты весьма равнодушно относились к нашему присутствию, и если случай приводил их к нашему судну, они спокойно пускали положенное количество фонтанов и также спокойно ныряли. А этот явно сторонился нас. Карлсен рассказывает, что у него были случаи, что он вот также «метил» китов и потом несколько лет сряду встречал этих меченых китов и они всегда были очень осторожны и не позволяли судну подойти к себе. Петя Зарва волнуется: «Какая злопамятность, а еще неразумные существа». В связи с этим мы вспоминаем о поведении всяких наземных зверей, о их повадках, хитростях, памятливости и осторожности.Но был ли этот кит менее злопамятен или просто беспамятен, — на третий день он перестал так явно избегать нас, как в первые дни, и в один «прекрасный» момент гарпун влепился ему в спину, как раз в районе белого пятна, и он был убит на месте. Мы посмеивались над Карлсеном с его теориями: ведь он уверил нас, что «меченый» кит никогда к себе не подпустит судно и доживет до глубокой старости.Прошел еще месяц. Мы уже забыли потрясения, пережитые при китовых прыжках-полетах, и охотились у мыса Олюторского, в Беринговом море. Огромные стаи сельди шли на нерест к берегам, и среди сельди находилось до тридцати финвалов, деятельно охотившихся за нею. Оказывается, и наши финвалы не прочь отказаться от планктонной диэты и после мелких рачков перейти на рыбий стол. Интересно было наблюдать из «вороньего гнезда», как громадные туши, ясно видимые в прозрачной воде, поворачивались на бок и с широко открытой пастью бросались на густые косяки сельди, заглатывая ее десятками. А камчатская сельдь — не маленькая приморская селедка, она чуть меньше горбуши (размер последней — 50 сантиметров). Тут же недалеко вертелось несколько косаток, «ужас» морей, как называют многие моряки и китобои этого прожорливейшего хищника. Кит-убийца — так называют косатку китобои всего мира. Их мечеобразные или косообразные высокие спинные плавники то тут, то там рассекали воду. Я читал много рассказов о нападении косаток на китов и ужасе, который будто бы испытывают все киты при приближении косаток. А здесь косатки тоже питались сельдью и киты попросту не обращали на них внимания.«Косатки нападают на всех и каждого, — рассказывает известный норвежский китобой и исследователь Ларсен, — кашалота они хватают за нижнюю челюсть и вырывают язык, если добираются до него. У других китов они вырывают куски мяса, впиваясь и хватая где попало, как щипцами. Нет другого животного ни на севере, ни на юге, внушающего больший ужас!Все киты и даже громадный синий кит и сельдяной, избегают встречи с косатками. По сравнению с огромными китами, которых они избирают своей жертвой, косатки малы, но у них есть зубы; пасть играет главную роль в их жизни, как и в жизни многих наземных хищников: нужно есть, чтобы самому не быть съеденным. Раз впившись в свою жертву, косатка крепко держит ее, словно пиявка; если кит, стараясь избавиться от нее, выскакивает в воздух, она продолжает висеть на нем, а если оторвется и упадет в воду, она снова нападает на кита, когда его тяжелая туша опять шлепнется в море, и никогда не отпустит своей жертвы, пока не покончит с ней и вода не окрасится вокруг в красный цвет от крови.Некоторые утверждают, что косатка только играет с китом, как дельфин перед носом корабля, но все мои соотечественники только улыбаются, слыша такие суждения: им хорошо известны качества косатки».О косатках и своих наблюдениях за этими хищными витами я еще расскажу, но в данный момент мир был заключен за счет сельди, так как, повторяю, киты совсем не испытывали беспокойства, несмотря на тут же находившихся косаток.Киты настолько увлеклись погоней за сельдью, что наш приход их нисколько не встревожил, и мы буквально наезжали на них носом корабля. Уж несколько раз их зловонные фонтаны попадали на палубу, но либо они находились у нас за кормой, либо у самого борта, но не по носу, и Карлсен выжидал благоприятного момента. Я же с увлечением следил за движениями гигантов, а из бочки на мачте все так ясно видно в прозрачной воде, каждое движение и поворот мощных животных, таких красивых и даже изящных в родной им стихии. Среди них выделялся один особенно крупный и на него-то обратил внимание Карлсен. Со мной рядом в «вороньем гнезде» стоит Хауген и уверяет, что нынче из этого стада китов мы добудем не менее трех, а может быть и больше, благо погода чудесная, как будто бы мы не в Беринговом море.Но вот мы ясно видим, что крупный финвал идет к поверхности и должен вынырнуть у самого носа судна. Хауген громко предупреждает об этом Карлсена и тот готовится. И действительно, широкая коричневая спина медленно подымалась у самого бака, хвост же был еще, под судном. Китобоец стоял неподвижно, чуть покачиваясь от волны, поднятой выплывающим исполином. Капитан Зарва на мостике у переговорной трубки готовится передать распоряжение гарпунера в машину, на руле наш лучший рулевой Кузнецов. Все застыли... Хауген шепчет мне, что нужно вылезать из наблюдательной бочки и спускаться на палубу, так как кит очень крупный. Но я медлю, наблюдаю, как финвал с медлительной грацией «выворачивается» на поверхность. Видно, как почти у самой поверхности воды открываются кратерообразные дыхала, и воздух, захватив оставшийся над дыхалами слой воды, вылетает в виде мощного фонтана. «Какое изумительное животное», — мелькнуло в моем сознании, и в это время раздался выстрел, а мачта вздрогнула от страшного рывка. Хауген, обжигая ладони, буквально скользит вниз по вантам. Я не так проворен, но, спасая жизнь, также тороплюсь, насколько могу. Не успел я стать на палубу, как громадная тень легла на китобоец — это раненый кит выскочил из воды не далее тридцати метров от судна и упал на бок. Прозрачная вода помутнела от массы ила, который захватил кит, видимо ударившись о дно.— Полный ход назад! — скомандовал Карлсен, но Зарва уже отдал это распоряжение, и китобоец отрабатывает назад. Повизгивают блоки, все застыли, на палубе, даже кок, вышедший побалагурить, убрался в свою каморку-камбуз и оттуда смотрит на наши застывшие фигуры. Сдержанный вздох прошел по палубе при втором прыжке: кит шлепнулся в воду почти в том месте, где 2 минуты тому назад стоял китобоец. Линь перестал скользить — это скверный признак: значит кит ходит по кругу и может в любой момент снова выскочить и опрокинуться на китобоец. Тишина. Даже масса птиц, охотившаяся за сельдью, улетела куда-то; исчезла и сельдь. В трех милях от нас виднеется мрачная громада мыса Олюторского. День тихий и ясный. Мы одни. «Опрокинется на китобоец, и все пропали», вероятно, мелькает в голове у каждого. До берега не доплыть, судно железное, оба вельбота привязаны накрепко к кильблокам, все спасательные круги тоже привязаны. Но вот ролики снова запели, и стало легче. Значит кит уходит, избрав какое-то направление, и перестал метаться по кругу. Вот и все хорошо, читаю в главах у каждого. Зарва вытирает пот с лица в улыбается несколько растерянно. Действительно, сразу спало напряжение и даже мускулы ослабли. Теперь другая забота: как бы кит не ушел и не повредил мачту. Хауген уже у пушки, Войтухов тащит гарпун.Все стало будничнее. И птицы снова появились, и их крики совсем не веют тоской. Дальше обычная история — «выводим» кита, — все как у спиннингистов с крупной рыбой. Кит ранен серьезно, буксировать нас не пытается, и, улучив момент, Карлсен всадил в него второй гарпун, и все пошло, как и положено. Только на этот раз кита не оставили наплаву, а пришвартовали к борту китобойца. Огромные лопасти хвостового плавника обрезали, чтобы они не тормозили и не забрызгивали китобоец, и пошли отыскивать отошедших тем временем от нас китов. Между прочим, должен отметить, что хвостовые лопасти китов при швартовке всегда обрезаются и выбрасываются. Впрочем, иногда повар берет кусок от них, чтобы сделать «заливное». Случайный человек скушает такой холодец и только удивится: откуда это они столько свиных ног набрали? Действительно, похоже, особенно когда Петр Андреевич сам присмотрит за приготовлением этого блюда.В этот день мы добыли еще одного финвала без всяких драматических осложнений, а затем пошли в бухту Глубокую Северную, где стоял «Алеут», набирая воду.Через несколько дней мы пошли дальше на север, вслед за ушедшими туда китами. По моим расчетам, на севере, у Чукотки, должно быть много китов. Там очень мелко, то есть сравнительно, конечно, мелко, и обилие планктонных и придонных рачков, огромное количество всякой рыбы и китов в настоящее время никто не тревожит. А за полосатиками там вообще и в прежние времена не охотились. Ведь Берингов пролив, на середине которого лежат небольшие острова Диомида (с них можно одновременно видеть берега Азии и Америки), имеет глубины не более 90 метров, а в значительной части еще меньшие. На юг от пролива имеется очень большая материковая отмель, тянущаяся от мыса Наварин до Алеутского полуострова, — от Азии до Америки! Она занимает всю северо-восточную часть Берингова моря.Но нужно немного рассказать и о Беринговом море, где мы проводим немало времени, промышляя китов. Здесь работал знаменитый «Витязь» адмирала Макарова, проводившего исследования гидрологии этого моря. Берингово море, замыкающее на севере Тихий океан, имеет общую площадь 2 275 тысяч квадратных километров. Наибольшая глубина, по одним сведениям, — около 5 000 метров, по другим, — около 7 000 метров. Алеутская гряда островов с их вулканами создает узкий барьер, тянущийся от Алеутского полуострова до Камчатки между глубокими впадинами Берингова моря и Тихого океана. Это как бы стена с крутыми и неустойчивыми склонами: ведь известно, что вулканический остров Иоанна Богослова то подымается над пучиной, то снова исчезает на глубине уже теперь, на памяти людей. Климат здесь холодный и туманный. С давних пор моряки называют это море «мешок с туманами». Цвет воды в этом море обычно зеленый, или мутнозеленый, особенно в пасмурные дни. Бури и осадки здесь очень часты, особенно осенью и зимой. Как почти повсюду в высоких широтах, здесь очень богатая жизнь, изобилующая и видами и особями. На скалистых берегах Камчатки, Земли Коряков и Чукотки, а также и на островах огромное количество птиц. Буквально нельзя шагу ступить, чтобы не спугнуть десятки птиц, в начале лета сидящих еще на яйцах. Да они не очень-то и пугаются и тут же снова садятся на свои гнезда в одном-двух шагах от нарушителя их спокойствия. Велики рыбные богатства этого холодного моря, здесь много ракообразных, до промысловых крабов включительно, и моллюсков. Все киты, которые известны в северной части Тихого океана, приходят на лето и в Берингово море, здесь большое количество ластоногих, в том числе знаменитых котиков, лежбища которых широко известны с давних времен. До настоящего времени здесь еще встречаются тысячные залежки моржей.Богатое море, и с давних времен богатства его используются человеком. Когда-то русские землепроходцы называли его Бобровым морем, так как на побережье Камчатки добывалось много этих ценнейших морских выдр. Когда-то оно тоже было чисто русским морем, «по своему географическому положению». Об этом расскажу в своем месте, а пока замечу лишь, что в это море проникают теплые воды Куро-Сио. Но льды мы заставали здесь в конце июня, причём ледяные поля были по всему горизонту Олюторского залива. Северная же часть моря всю зиму покрыта льдом, однако, как рассказывали нам чукчи и эскимосы зверобои, лед находится почти в постоянном движении.Предложение о походе в Берингов пролив и в Чукотское море, нужно прямо сказать, у наших гарпунеров энтузиазма не вызвало. Почему-то они уверены, что там лед и китов мы не встретим. Так и говорят: «раз норвежцы туда не ходили, — а они действительно туда не ходили, — то значит и китов там нет».Меня горячо поддерживает Петр Андреевич Зарва, поддерживают и другие наши товарищи. А поэтому идем попытать счастья, тем более, что этот год мы считаем разведочным. Дни стояли холодные и туманные, действительно, «родина туманов», как еще называют это море, и иной рае в тумане мы «слышали» звук фонтана кита, но охотиться не могли. В тумане мы прошли и Берингов пролив, мимо острова Большой Диомид, и вышли в Чукотское море.