— А как избавиться от привидения, вторгшегося к вам в дом? — спросила мисс Стэнтон. Она вообще-то никогда не видела призраков, но слышала о них многократно, а ещё больше — читала в романах. Там они были страшными и пугающими, однако, она заметила, что мистер Коркоран был совсем не испуган.

— Надо выяснить, — просветила её мисс Морган, — что ему нужно, и помочь. Если же это не поможет, то его можно просто выжить. Например, можно на протяжении длительного времени играть на рояле одну и ту же мелодию. Привидению это быстро надоест, и оно уйдет.

Милорд Хеммонд был изумлён появлением привидения в своём доме. Вообще-то, на Британских островах всегда было больше привидений, чем где бы то ни было. Количество духов зависит от того, насколько это приемлемо для данного народа. Британские призраки — это часть культуры. В Англии они были во все времена и при любом правительстве. Суды всерьез рассматривали заявления домовладельцев, требующих снизить налоги, так как в некоторые замки Англии с привидениями трудно было подыскать жильцов. Однако, всегда существовали и конторы, специализирующиеся на продаже недвижимости с привидениями. Перед куплей-продажей тщательно исследовались родословные, штудировались источники из архивов, потом дома выставлялись на торги.

— Но у нас никогда и никого не было… Как оно выглядело-то?

Но мистер Коркоран не только не добавил новых подробностей о призраке, но и, кажется, за ночь забыл старые, и тема быстро исчерпалась. Только мисс Морган напоследок заметила, что любой призрак исчезнет, если обойти вокруг него девять раз, на что мистер Коркоран ответил, что виденный им призрак был настолько любезен, что исчез без всяких усилий с его стороны.

— Призраки, наверное, страшны, но бывают дни, когда люди вселяют в меня куда больший ужас… — добавил он, поморщившись.

При этом мистер Доран заметил, что мисс Нортон бледна, и не принимает никакого участия в разговоре, столь же молчалив её братец, тоже ни слова не сказавший о привидениях.

Однако, если все мужчины, запертые в четырех стенах, мрачно озирали пасмурное небо за окнами, то мистер Нортон — ликовал. Он уже при одном только взгляде на мистера Коркорана, появившегося в гостиной перед завтраком, потерял и самообладание, и даже — румянец на щеках. Но Кристиан снова обратил на его волнение и сбивчивое приветствие не больше внимания, чем на шум дождя за окном, лишь досадливо кивнув головой.

После завтрака призрачная тема стала совсем уж иллюзорной. Мистер Коркоран поторопился уединиться в гостиной с мистером Дораном, неожиданно затеяв обсуждение одного из самых сложных вопросов догматического богословия — христианской аскезы.

— Уже в уставе св. Бенедикта аскеза была свободна от самоистязания, — с увлечением и страстью повествовал он, — это проявилось и у клюнийцев, и цистерцианцев и, наконец, у иезуитов. Она превратилась в разработанный метод рационального поведения, целью которого было освобождение человека от иррациональных инстинктов и подчинение его поступков Высшей этике. Подобное было и основным идеалом практической жизни пуритан. И ведь какое удивительное влияние оказала наша вера на национальный тип аристократа! Холодная сдержанность, высокое самообладание, характеризующие лучших представителей английских джентльменов, идут именно отсюда! — оживлённо витийствовал он.

Мистер Доран согласился с собеседником, но не мог не заметить завуалированного стремления мистера Коркорана сделать все, чтобы никто другой не смог присоединиться к их беседе, избрав темой разговора то, что ни интеллектуально, ни психологически не могло привлечь никого из присутствующих. Он оценил скрытое злое остроумие собеседника и улыбнулся.

— Да, пуританская аскеза стремилась научить человека руководствоваться божественными догматами, — с улыбкой заметил он, и поймал ответную улыбку мистера Коркорана, сардоническую и игривую, — другими словами, воспитать в нём личность, не зависимую от движений плоти и дурных инстинктов… «Стремиться-то она стремилась, да мало преуспела», досадливо подумал он про себя, вспомнив свое вчерашнее искушение, из-за которого снова плохо спал ночь, и положил при следующем подобном искусе наложить на себя тройную епитимью, — и пусть спина искупает похоти плоти.

— Но ведь и католицизм, несмотря на его не столь строгую моральную взыскательность, не видит в этически беспорядочном существовании ничего достойного, и основание св. Франциском ордена терциариев и было попыткой наполнить повседневную жизнь аскетическим содержанием. У нас же предпринята попытка духовную аристократию монахов вне мира вытеснить духовной аристократией святых в миру… — увлечённо провозгласил мистер Коркоран.

— Верно. Люди, подчинившие свою жизнь методической регламентации, были и оставались par excellence монахами, и каждый христианин должен быть монахом в течение всей своей жизни. Перемещению аскезы в монастыри была поставлена преграда, и те глубокие натуры, которые до той поры становились лучшими представителями монашества, теперь вынуждены были осуществлять аскетические идеалы в рамках мирской жизни…

— И у некоторых это даже получалось, — рассмеялся, подмигнув мистеру Дорану, Коркоран.

Они продолжали, ни на кого не обращая внимания, свою беседу об аскетике. При этом мистер Доран хоть и понял, что его собеседником разговор был затеян лишь для того, чтобы отвязаться от восторженных взглядов девиц и охладить пыл надоедливого мистера Нортона, но не мог не отметить, что Коркоран подлинно сведущ в вопросах аскетики, немало думал об этом и о некоторых вещах судит явно из опыта.

Их слушали все, не вмешиваясь в разговор.

На мистера Стивена Нортона беседа произвела впечатление ушата ледяной воды. Сначала он просто ничего не понял. Брошенное когда-то мистером Коркораном высокомерное суждение о женщинах заставило его предположить, что он тоже одержим влечением к мужчинам — ничего другого он и предположить не мог, а то, что теперь декларировал мистер Коркоран — было в его понимании просто абсурдом, суждением, лишавшем его всех надежд, просто оскорблением его любви. Аскет? Как это? Зачем?

Сам мистер Коркоран абсолютно не замечал Стивена, разговор с Дораном подлинно увлёк его. Но увлёкся и священник, тем более, что от принципов аскезы его собеседник перешёл к вопросам бытийным, коснувшись и событий собственной жизни.

— Человек рождается дважды: из утробы — телом, и с того момента, когда пронзит горе — душою. Это второе и подлинное рождение. У меня появление на свет совпало час на час с бедой. Я не был даже рожден, как Дункан, вынутый из мертвой утробы… — мистер Коркоран поморщился. — Старухи болтали, что я — сын смерти, дитя дьявола. Я слышал эти злые слова, и они меня убивали. Но ведь и спасло меня — тоже слово… Я зашиб ногу Робби, соседскому мальчишке, дразнившему меня. Миссис Эллиот, моя воспитательница, видя мою злость, слыша проклятия и обещание убить Робби, сказала, что мои слова — и вправду дьявольские. «Но ведь тогда получается, что обижающие тебя правы?» Почему эти простые слова так потрясли меня? Потом я понял. Она любила меня, и слова её были словами подлинной любви. Они обожгли меня. Слова Истины и Любви обжигают. Я умолк. Душа успокоилась. Ночь я провёл без сна. На следующий день я попросил прощения у Робби. Нельзя доказать, что ты — не сын дьявола, если ты поступаешь дьявольски. Это верно. Я дитя смерти? Нет. Я проживу до могилы с чистыми руками, сказал я себе. И мне показалось, что в душу вошёл Господь. Глупцы не понимают. Чедвик сказал, что мне не надо играть Гамлета. Я и есть Гамлет. Я понял его. Гамлета делает Гамлетом не убийство Клавдием отца и не предательство матерью его памяти. И не месть. Гамлет не может мстить. Месть — дело гнева. Но разве Гамлет в гневе? Он брезгливо смотрит на поведение родившей его и самой близкой ему по крови и, узнав об убийстве отца, — испытывает не гнев, а потрясение, но это потрясение омерзения, гадливость… Такое же, как испытываешь, глядя на гноящиеся зловонные сифилитические язвы и смрадные выгребные ямы. Хочется уйти, но уничтожать их — не хочется. Гнилое не терпит прикосновений. Перемажешься… помните…