Полезными в этой связи оказываются наблюдения Ю. М. Лотмана. Определяя на семиотическом уровне отношения, возникающие между текстом и его заглавием, ученый пишет: «С одной стороны, они могут рассматриваться как два самостоятельных текста, расположенных на разных уровнях иерархии „текст-метатекст“. С другой, — они могут рассматриваться как два подтекста единого текста. Заглавие может относиться к обозначаемому им тексту по принципу метафоры и метонимии. Оно может быть реализовано с помощью слов первичного языка, переведенных в ранг метатекста, или с помощью слов метаязыка и проч. В результате между заглавием и обозначаемым им текстом возникают смысловые токи, порождающие новое сообщение» [Лотман 1981а: 6–7].

При таком рассмотрении эксплицитные связи между заглавием и текстом реализуются с помощью слов первичного языка, переведенных в ранг метатекста (то есть «текста о тексте»), а имплицитные — с помощью слов метаязыка. Тогда имплицитная связь выступает как наиболее явная форма иерархических отношений «метатекст-текст».

Имплицитная форма связи между заглавием и текстом может проявляться разнообразно. При наличии прямой связи отсутствие эксплицитных языковых указателей развития темы заглавия в самом тексте не мешает заглавию служить главным «индикатором» ключевой темы произведения. Это происходит потому, что доминирующее влияние заглавия переводит читательское восприятие на более глубокий семантический уровень — символический. Происходит символическое, метаязыковое развертывание заглавия в тексте, а текст выступает как развернутая заглавная метафора.

Таковы, например, взаимоотношения между заглавием «Вешние воды» (1871) и самой повестью И. С. Тургенева. Заглавное сочетание эксплицитно не повторяется в тексте. Единственный компонент, где вербально выражены слова заглавия, — эпиграф. Заглавие и эпиграф (из старинного романса «Веселые годы, Счастливые дни — Как вешние воды Промчались они!»), связанные эксплицитно, определяют направление семантического развития метафоры в тексте: ‘движение воды’ — ‘движение жизни, чувств’. Развертываясь в художественном тексте, заглавие-метафора путем семантического повтора близких компонентов смысла порождает там метафорическое поле.

«Вешние воды» прежде всего соотносимы с веселыми годами жизни Санина, с тем могучим потоком, неудержимые волны которого несли героя вперед. Семантический повтор возникает в кульминационной точке повести, на вершине чувства героя: «…с унылого берега своей унылой холостой жизни бухнулся он в тот веселый, кипучий, могучий поток — и горя ему мало, и знать он не хочет, куда его вынесет… Это уже не тихие струи уландовского романса, которые недавно его баюкали… Это сильные, неудержимые волны! Они летят и скачут вперед — и он летит с ними» [8, 314–315].

Семантические повторы в начале и в конце повести заданы по методу контраста. Пожилой герой вспоминает свою жизнь. «Не бурными волнами покрытым <…> представлялось ему жизненное море — нет, он воображал себе это море невозмутимо гладким, неподвижным и прозрачным до самого дна…» Жизнь — «все то же переливание из пустого в порожнее, то же толчение воды» [8, 255]. Это начало повести. Конец снова обращает нас к состарившемуся герою. Здесь метафора, связанная с движением воды, развивается в другой плоскости: «Он страшился того чувства неодолимого презрения к самому себе, которое <…> непременно нахлынет на него и затопит, как волною другие ощущения…» [8, 378]. Героя захлестнули волны воспоминаний, но это не те волны, которые несет поток «вешних вод», — они топят, несут «ко дну». Дно моря жизни появляется еще в начале: это старость и смерть, которые несут «все житейские недуги». Конец же повести не так мрачен. Этот мрак снимается заглавием и композицией повести, эпилог которой вновь обращает нас к «вешним водам» любви.

Иной тип имплицитных отношений связывает многозначное символическое заглавие «Накануне» (1860) и другую повесть Тургенева. По словам автора, повесть так названа больше по времени ее появления. Полнозначное заглавие показывает, что Россия находилась накануне появления людей типа Инсарова. Первоначально текст имел заглавие «Инсаров», но оно не устраивало Тургенева, поскольку не давало ответ на поставленные в нем вопросы. «Накануне» изменило концепцию произведения. Заглавие оказалось «накануне» текста, что допускает лишь своеобразная позиция и функции заглавия как композиционной единицы общения: оно порождено содержанием того, чему предпосылается, а потому немыслимо без него.

Очевидно, что при имплицитной связи окончательное замыкание текста заглавием происходит только тогда, когда в результате соприкосновения текста с заглавием возникают смысловые токи, рождающие единое новое сообщение. Имплицитность присуща любому заглавию в той или иной степени. Это проявляется в том, что основная линия эксплицитной связи между заглавием и текстом всегда взаимодействует с дополнительными смысловыми линиями на уровне имплицитной связи.

Определим теперь функции заглавий художественного текста. Под функцией языкового элемента в лингвистической поэтике понимается определенное целевое его назначение, добавочное к той роли, которую данный элемент играет при передаче непосредственной предметно-логической информации. Это добавочное назначение выясняется и устанавливается общей художественной системой произведения.

Пограничный статус определяет двойственную природу заглавия, которая, в свою очередь, порождает двойственный характер его функций. Соответственно, все функции заглавия можно условно разделить на внешние и внутренние. При этом позиция читателя считается внешней по отношению к тексту, а позиция автора — внутренней. Отличительной чертой внешних функций является их коммуникативный характер.

Итак, выделяем у заглавия художественного текста три внешние и три внутренние функции, коррелирующие друг с другом:

Стоящие под номером три взаимосвязанные внешняя функция читательского восприятия и текстообразующая внутренняя функция работают на трех уровнях организации художественного текста и включают в себя каждая по три подфункции: За) функция организации смысла — выделение смысловой доминанты и иерархии художественных акцентов; 3б) функция композиционной организации; 3в) функция стилистической и жанровой организации. Помимо общих внешних и внутренних функций, каждое заглавие, организуя читательское восприятие, выполняет определенную эстетическую функцию в своем конкретном произведении.

Рассмотрим внешние и внутренние функции в их взаимодействии.

Заглавие художественного произведения — репрезентант[12], то есть представитель и заместитель текста во внешнем мире. В этом состоит репрезентативная функция заглавия: конденсируя в себе текст, заглавие передает его художественную информацию. Назывная функция выступает как внутренняя сторона репрезентативной функции. Репрезентативная функция обращена к читателю; назывная функция осуществляется автором художественного произведения в соответствии с внутренней заданностью текста. Писатель, называя книгу, ставит перед читателем некоторую задачу, задает ему загадку, расшифровать которую помогает чтение произведения.

При первом знакомстве с произведением заглавие имплицитно — лишь благодаря своей позиции — предстает как репрезентант. По мере чтения текста, по мере диалога читателя с автором происходит наращение смысла заглавия — оно образует художественное высказывание. В этом своем новом качестве заглавие не только представляет текст, но и обозначает его. Пройдя через текст художественного произведения, название обращается к читателю своей внешней стороной — заглавием в явной репрезентативной функции. В этом смысле оно становится не только представителем произведения, но и его заместителем. Таким образом, «название своеобразно сочетает в себе две функции — функцию номинации (эксплицитно) и функцию предикации (имплицитно)» [Гальперин 1981: 133]. Назывная функция соотносится с категорией номинации текста, репрезентативная — предикации. В этой связи интересны заглавия, состоящие из имен и/или фамилий главного действующего лица. С точки зрения первичного прочтения текста репрезентативность данных заглавий невелика по сравнению с заглавиями, состоящими из имен нарицательных: имена собственные выступают в заглавии в своей прямой назывной функции. Первоначально подобное заглавие не имеет сигнификативного значения, а лишь направляет нас на поиски главного действующего лица и фокусирует внимание на композиционных линиях, с ним связанных. По мере прочтения такого сочинения, а тем более с ростом его популярности и общественного внимания к нему, имя собственное, данное в названии, постепенно обрастает лексическими значениями своих предикатов. И уже в этом новом своем качестве, конденсируя идею всего произведения в свое «заговорившее имя», оно приобретает репрезентативную и другие функции. Имена и фамилии, выведенные в заглавии, обрастают определенной семантикой и узусом, в соответствии с которыми они будут входить в определенную литературную парадигму («Евгений Онегин» А. С. Пушкина, «Рудин» И. С. Тургенева, «Обломов» И. А. Гончарова; «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» (1825) В. Т. Нарежного и «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (1834) Н. В. Гоголя). Когда имя собственное вторично используется в заглавии, как, например, в аллюзивных заглавиях («Российский Жилблаз[13], или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1814) В. Т. Нарежного; «Русский Жилблаз, или Похождения Ивана Выжигина» (1825) Ф. В. Булгарина и др.), оно уже выполняет в основном репрезентативную функцию, тянет за собой тему, сюжет, настроение своего классического образца плюс всю массу предшествующих вариаций данной темы. В подобных заглавиях велика роль соединительной функции.