— Пустите его, — велел конунг стражам. — Чай, не убежит.
Конвоиры подчинились, и Бран сразу повернулся к конунгу:
— Я его не убивал. Клянусь.
— Это мы уже слыхали, колдун, — сказал конунг. — Да только одних-то слов маловато будет.
— А что, тебе опять нужны доказательства? — возразил Бран — и прикусил губу. Это прозвучало насмешкой, а смеяться сейчас ему вовсе не хотелось. Ни над кем, даже над конунгом.
Конунг нахмурился, глаза превратились в злые щелки:
— Я на твоем месте поостерегся бы, колдун. Или совсем стыда у тебя нет?
Бран поглядел на Харалда, на безжизненное тело, простертое вдоль лавки. На запрокинутую голову и свесившуюся руку.
— Я не издеваюсь, — ответил он. — Но… ты прав. Ты прав. Только на этот раз у меня нет никаких доказательств. И свидетелей тоже нет.
Конунг сидел, постукивая по полу ногой.
— Нету, говоришь? — отозвался он. — А Серый?
— Кто такой Серый?
— Да раб. Харалдов раб, — по губам конунга скользнула жесткая усмешка. — Ой-ой, колдун, а ты, видать, не знал. Дал, видать, маху, а, колдун? Облажался! Серый слыхал, как вы ссорились, он у двери хозяина ждал, ну, и подслушал вас. Он вечно подслушивает, Серый-то, уж он такой. Подслушивает и подсматривает. Слыхал он, все слыхал, колдун. Вот так.
Бран остолбенел. Он чувствовал людские взгляды и чувствовал, как наливается яростью толпа.
— Я… не понимаю, о чем ты, — услыхал он свой внезапно севший голос. — О чем ты говоришь, конунг?
Торгрим посмотрел на Брана с отвращением.
— Все дурочку валяешь, да, колдун? — ответил он, сдерживая злость. — Даже теперь не признаешься? Трус!
— Мне не в чем признаваться. И я не трус, не больше, чем все остальные. Но если уж дело так пошло, я имею право знать, в чем меня обвиняют. Что тебе сказал этот раб?
— Здесь я вопросы задаю! — рявкнул конунг. — Щенок! Выучись сперва со старшими говорить!
— Извини, я не хотел грубить. Но я действительно ничего не понимаю. Этот раб… Серый, он, наверное, и правда подслушивал под дверью, я тоже так подумал, когда наткнулся на него… ну, не важно. Но мы с Харалдом не ругались. Нам с ним нечего делить. До сегодняшнего дня я с ним был едва знаком. Этот раб говорит неправду. Не знаю, зачем, но он врет. И потому я тебя прошу, конунг: позови этого раба. Пускай он здесь повторит все, что рассказал. Пусть посмотрит мне в глаза — и повторит. Я тоже хочу услышать, что сделал такого ужасного. Пожалуйста, конунг. Я только об этом тебя прошу.
Конунг уставился на Брана, но тот взгляда не отвел.
— Что ж, — сказал Торгрим наконец, — это можно. Эй, Серый! Серый! Где ты там?
Молчание. Люди начали оглядываться.
— Здесь он, иль нет? — нетерпеливо спросил конунг. — Куда запропастился, пес его…
Никто не ответил. Раб не появлялся. Конунг повернулся к воинам, стоявшим неподалеку.
— Олаф, — позвал конунг, — найдите-ка его. Только не бейте, просто приведите сюда. Да скажите, чтоб не боялся, никто ничего ему не сделает, и колдун тоже. Давайте поскорей.
Мужчины направились к двери.
— Мы его отыщем, колдун, будь спокоен, — пообещал конунг.
— Надеюсь, — отозвался Бран.
Повисла тишина, медленно потянулись минуты. Устав стоять, толпа разбрелась. Все, кто стоял, уселись на лавки, на табуреты около стола, на ногах остались лишь Бран и конвоиры.
Прошло с десяток минут, и терпение конунга лопнуло.
— Да где ж они, за смертью их только посылать. Так чего ж, колдун? — конунг небрежно облокотился о стол. — Говоришь, не ссорились вы с ним?
— Нет, — ответил Бран. — Мы не ссорились, просто разговаривали.
— Ага, разговаривали. Ясно. Значит, вы просто разговаривали, а потом он просто упал и умер, так?
— Нет, не так! — вспыхнул Бран — но взял себя в руки. — Не так. То есть, не совсем так. Видишь ли, пиво, которое он принес, было отравлено. Я так думаю, больше просто ничего не остается. И Харалд то же самое подумал. Он мне это сказал перед… перед смертью. Из того, что он принес, он пил только пиво, понимаешь? Есть он не стал, а вот пиво выпил. Ну и…
— Пиво, говоришь? — конунг сощурился. — Ладно. Допустим. Ну, а почему тогда ты жив? Ты его не пил?
— Нет.
— Почему? — конунг подался вперед. — Потому что знал, что оно отравлено? Потому что ты его сам и отравил? А? Да?! Отвечай, колдун! Разве не так все было?
— Нет!
— Ты сам пиво отравил! И дал Харалду выпить! Раб тебя видел, колдун! Он за вами подсматривал! Отвечай, зачем ты это сделал?! Отвечай мне, ну! Говори, прежде чем мне тебя повесить! — конунг ударил себя кулаком по колену. Старший Харалдов сын вскочил, некоторые из сидящих присоединились к нему. Поднялся сильный шум.
— Тихо! — гаркнул конунг и ладонью хлопнул по столу. — Замолчите, сам разберусь! А ты, колдун, не запирайся. Ишь, щенок! Харалд-то к тебе хорошо относился, сам к тебе вызвался пойти. А ты, значится, и отплатил ему… Эх, ты…
— Я его не убивал! — крикнул Бран. — Я его не убивал, и яду ему не сыпал! Раб врет, Харалд умер случайно! Это я, я должен был быть на его месте. И вообще, разве же не ты мне всю эту провизию послал, а, конунг? Харалд говорил, что ты. Что ты зла просил не держать, и так далее. Я к пиву даже не прикасался. Я его не переношу, никогда не пью, вот Харалд его себе и забрал. Он же не знал, что… Он ведь отсюда его принес. Кто же мог подозревать, что оно отравлено!
Конунг медленно выпрямился на табурете.
— Ты на что это намекаешь, колдун? — с угрозой молвил он. — Что-то в толк я не возьму.
— Я не намекаю, — стараясь говорить спокойнее, отозвался Бран, — лишь говорю, что это пиво мне послал ты. Разве не так?
— Ты чего ж, щенок, хочешь сказать, будто я туда яду подложил? Будто это я пытался тебя отравить? Так, что ли?
— Ну, а почему и нет? Ведь ты-то считаешь способным на такое меня. Ну, а если я способен — почему же не способен ты? Тем более, что ты меня терпеть не можешь. Причина, как, говорится, налицо.
Стало очень тихо. Конунг уставился на Брана.
— До чего же наглый щенок! — выговорил конунг. — Нет, подумайте, а? Как ловко и меня сюда примазал… Ладно, твоя взяла. Если уж такое дело… Хедин, подойди-ка. — Конунг обернулся к сидящим у стены мужчинам. Один из них, молодой, светловолосый, вскочил и приблизился к нему. Конунг что-то ему сказал, тот, кивнув, взял с лавки плащ и пошел к выходу.
Дверь захлопнулась у него за спиной, но сразу же опять отворилась. Впустила в дом клуб пара, а в нем — людей, с которыми ушедший разминулся у порога. Пришельцы громко топали ногами, отряхивая снег.
— Наконец-то, — заметил конунг.
То был Сигурд Ярл, и с ним двое парней. В одном, помладше, Бран узнал Арнора, другой оказался Брану незнаком.
Сигурд приблизился к мертвому. Наклонился, на минуту застыл над ним, а после выпрямился. Взгляд его скользнул по Брану, и Сигурд нахмурил брови.
— Ну што, Серого сыскали? — спросил он конунга.
— Нет еще.
— А давно ищут-то? — Сигурд сел на скамью подле Грани и положил руку юноше на плечо.
— Да с полчаса, — в голосе конунга звучала досада. — Не пойму, куда этот пес запропастился.
Молчание. Быстрый взгляд из-под бровей в сторону Брана. Сигурд произнес:
— А што паренек-то говорит?
— Ясно, чего, — конунг усмехнулся. — Не виноват, говорит, и точка. И, вообще, он, слышь, уверяет, будто это я собирался тут всех перетравить.
— Неправда! — вспыхнул Бран. — Я ничего подобного не говорил!
Конунг опять усмехнулся:
— Ну, стало быть, я вру, колдун.
— И этого я тоже не говорил, — Бран повернулся к Сигурду и произнес:
— Я никого не обвиняю. Только говорю, что я не убивал. Вот и все. И я не…
— Ладно, колдун, — с досадой перебил конунг. — Мы слыхали уже, чего ты там…
Скрипнула дверь, и все обернулись. Воины, перешагнув порог, приблизились к конунгу. Один из них, склонившись, начал что-то говорить. Конунг слушал, и его лицо мрачнело. Когда воин замолчал, конунг ударил себя кулаком по колену.